Желание посмотреть, каким окажется этот герой, если у него отнять все способности и обрубить корни. Отчаянное – а вот теперь попробуй! Вот теперь! Лети, если сможешь, вперёд, к подвигам, зная, что тебе не на что оглянуться!

Желание убедиться, что тот попробует. Полетит. Докажет, что для того, чтобы дотянуться до неба, не нужно прорастать в землю.

Так что давай, герой.

Лети.

Не обязательно сейчас, тебя никто не заставляет торопиться.

Хотя стрелки тикают, и твоя не-мать ждёт тебя для нового задания, а твой не-отец готовит армию для покорения всей планеты.

Будет ли тебе теперь легче пойти против него? Зная, что он тебе не отец?

- Дальний шкаф, в кабинете, справа от окна, – Сайлар заметил, как Питер вздрогнул от его слов, но не остановился. Он хотел быть уверен, что тот не попытается уговорить сам себя, что это лишь безумная выдумка неприкаянного «маньяка», а по лицу Питера он видел, что тот был близок к тому, чтобы ухватиться за подобную версию. Нет, насколько он знал его, тот уже не успокоится, но всё же… Сайлар не хотел давать ему ни одного шанса увернуться.

- Сразу за шкафом – сейф. Код 5396. Там, на нижней полке, правда. Если она тебя, конечно, интересует. Впрочем, можешь поинтересоваться у матери, она умеет увлечь собеседника. Расскажешь потом, если что. Уверен, это будет интересно.

* *

Не нужно было его впускать.

И кофе пить не стоило.

И падать с седьмого этажа тоже.

А уж лезть к матери в голову – тем более.

Впрочем, если так перебирать, то можно добраться до самого рождения, а Питер был не из тех, кто сожалеет о том, что живёт. Хотя иногда он не был уверен в том, что его жизнь вообще имеет смысл.

Его тошнило.

Он даже не рискнул бежать в уборную, склонился над раковиной прямо на кухне. Его трясло и лихорадило, по ощущениям – мир изменил угол и скорость вращения, а земля накренилась, и чтобы не поддаться им, он изо всех сил вцепился в столешницу. Глаз он не открывал – так было проще переносить головокружение и боль, и не смотреть на развернувшуюся в раковине катастрофу.

Он просто не выспался.

А может, это запоздалый симптом сотрясения.

Да ещё всего так много навалилось.

Но он просто обязан с этим справиться.

Ему только нужно открыть воду, смыть грязь и гадкий запах; и гадский мир, и обречённую на гибель землю. Прополоскать рот. Умыться. Закрыть кран.

Добраться снова до постели и вступить в борьбу с ознобом, кутаясь до горла в одеяло. Всё ещё с некоторым головокружением, рывками, как на воздушных ямах, покатиться в сон, всерьёз раздумывая о том, может ли так оказаться после, что этот визит Сайлара ему приснился. Расстроиться из-за оставленной не вымытой кружки, как будто именно это лишало реальности предыдущую надежду.

Ни разу, ни на секунду, ни на мгновение не подумать о Нейтане.

Ни единого разу.

С вожделенным и необходимым сейчас ощущением «я в укрытии», мысленно уткнувшись в жутко привычное, но не называемое даже про себя, место. Там, на изгибе неких абстрактных плеча и шеи.

Вот… Именно так.

И уснуть.

Зная, что, когда он проснётся, ему придётся снова заскакивать на взбрыкнувший мир и возвращать его в стойло. Не только мир для всех – с этим он уже справлялся, но и свой собственный мир, а с этим у него было похуже.

Но он будет просто обязан со всем этим справиться.

Даже не имея способностей.

Даже не зная, что за кровь в нём течёт.

====== Часть десятая. Степени отчаянья. ======

Он летел.

За спиной оранжево клубился взрыв, внизу быстро утекал назад разлинованный улицами город.

Он летел не один.

В груди жгло то ли остатками пламени, от которого он сбегал, то ли адреналином, полностью захватившим его тело.

Он летел с Нейтаном.

Обхватив поперёк грудной клетки и жестко прижимая к себе, всё, что Питер хотел – это удержать его и поскорее покинуть город.

Нейтан был в сознании и, наверное, мог лететь сам, но Питер предпочитал не рисковать.

Он мчался сквозь темень так быстро, как мог.

Стресс раскалывал реальность, ссыпая события последних нескольких часов в безумный калейдоскоп. Царящую кругом ночь. Тишину проплывающего под ногами парка. Перемигивающиеся снизу окна и фонари. Боль от воткнутой в мышцу иглы. Нейтана, не собирающегося выживать. Нейтана, запертого в огненном кольце. Треск пламени, прокатившегося по жидкой горючей дорожке. Кулак Нейтана, вбивающийся под дых. Нейтана, собирающегося ударить. Нейтана, собирающегося предать. Нейтана… очень много Нейтана…

Ветер измывался над некогда уложенными волосами сенатора, галстук топорщился, мышцы были буквально каменными, из-за чего и так не слишком удобный полёт превращался в пытку, и Питер был уверен, что там, где сейчас в него впивались пальцы брата, непременно останутся синяки.

Это был сон, и он знал это, но летел так быстро, как мог.

И очень надеялся, что, когда они улетят достаточно далеко от оставшегося за спиной безумия, то его шлейф сползёт с них, забирая с собой и ярость, и боль, и потрясение; и, снова выжив, они наконец-то останутся вдвоём. И, быть может, даже сумеют поговорить, не сжимая кулаков и не отводя взглядов.

Ещё бы успеть долететь до этого во сне…

====== 99 ======

Конечно же, он не успел.

Во сне вообще редко кто-нибудь куда-нибудь успевает.

И всё равно он лежал и не спешил открывать глаза, хотя уже проснулся, как будто надеялся кого-то обмануть и всё-таки дождаться объяснения с братом. Но чем дольше он так лежал, тем больше забывал даже то, что совсем недавно казалось очень чётким. Сон размывался, теряя хоть сколько-нибудь понятные очертания.

Питер подтянул ноги, прячась от наступающего утра, и пробуждения, и мира; и, стиснув подушку, уткнулся в неё лицом.

Как много эмоций и почти никаких фактов.

Память стремительно иссякала.

Больше всего помнило тело: зрение – вспышку взрыва, обоняние – запах Нейтана, кожа – его напряжение и тепло, а руки – его хватку, и настолько достоверно, что Питер не удержался, с силой проведя ладонью по тому месту и проверяя по отголоскам ответных ощущений, нет ли на самом деле синяков.

Нейтан. Ему снился Нейтан. Питер знал, что нужно произнести это, хотя бы про себя, чтобы зафиксировать, запомнить, не дать развеяться в утренней полудрёме.

Кажется, они ссорились. Кажется, кто-то кого-то спасал. А ещё он летел. Сам.

Но куда-то не долетел.

Не успел.

Окончательное пробуждение было мучительным.

Тошноты больше не было, и голова была ясная, как никогда, но Питер не мог бы сказать, что ему было легче, чем прошлой ночью.

Он поднялся с кровати, с чувством потери выпутываясь из-под остатков сна, и вспомнил о ночном визитёре.

Сайлар.

А вот это точно ему не приснилось.

Питер знал это, даже не убедившись в наличии не вымытой кружки.

Значит, это правда.

Он – не кровный сын своих родителей. Он – не кровный брат Нейтана.

Он не был уверен в этом на сто процентов, но цифра девяносто девять казалась вполне подходящей оценкой. Разумеется, он не собирался оставлять без внимания тот последний, чисто формальный процент, но и особых надежд на него не возлагал.

«Отрезанные» корни немедленно засаднило.

Как будто успокоившаяся за ночь рана вновь напомнила о себе.

Нейтан – не его брат.

Родители волновали его куда меньше.

Душ. Ему нужен душ. Смыть горечь и тяжесть ночи.

Удивительно – почти полностью забыв сон, Питер до мельчайших подробностей помнил описание Сайларом места хранения подтверждающих его слова документов, вплоть до кода доступа. А ведь ему в тот момент было уже настолько плохо, что он даже не помнил, как тот ушёл. Только его слова. Сквозь пелену боли и приступ тошноты.

К горлу, по старой памяти, снова подкатил комок, но прохладная вода быстро смыла любые намёки на слабость.

Нужно спросить у матери.

У мамы… Называть её «миссис Петрелли» казалось абсолютно нелепым.