И в тот же миг, почувствовав на ладони странную щекотку, Сайлар поднял перед собой руку и замер, неверяще глядя на проскакивающий между пальцами голубоватый огонёк электрического разряда.

Сострадание?

Мистер Петрелли сказал, что ключом к получению даров является сострадание?

Тяжело задышав, Сайлар сморгнул выступившие от потрясения слёзы, и снова уставился на свет в своей руке.

Этого не могло быть. Хотя бы не так просто. Нет…

Хотя, о чём это он? Он ведь должен был быть счастлив… О, он и был счастлив! Он, нахрен, был сейчас самым счастливым человеком на свете!!! В нём было столько счастья, что, собери он его в одну кучу – и этого бы хватило, чтобы заставить подавиться им всех тех, кто мог бы раньше подсказать ему о том, что он мог и не убивать! Он! Мог бы! Не убивать! Этой бы кучи счастья хватило и обоим Сурешам, и всем, кто звался его родителями, и Беннету, и кто там ещё особо умный встречался на его пути?! Всем… кто так и не потратил ни толики своего ума и опыта на то, чтобы посмотреть на него не как на образец для экспериментов и не как на прирученного монстра.

Он был уверен, хватило бы и толики, если бы только этого хоть кто-то захотел. Всем… его счастья хватило бы всем…

Он рыдал в открытую, даже не пытаясь вытирать крупные, бесконечно катящиеся капли. Он действительно был счастлив. Ему больше не нужно было убивать, чтобы утолить жажду.

Ему оставалось только принять тот факт, что он узнал об этом лишь сейчас, а не до своего первого убийства.

* *

Глазок видеокамеры в самом углу комнаты был незаметен в полумраке.

Мистер Петрелли остался доволен увиденным.

Все, кто пытался завладеть Сайларом раньше, были глупцами. И те, кто боялись его жажды, заковывая всеми возможными способами, и те, кто делал на эту жажду основные ставки. Впрочем – мистер Петрелли был уверен в этом – дорогая жена наверняка должна была предполагать, что беднягу можно было научить получать способности не только через убийства, но и через эмоции. Даже без маячившего перед носом Питером с подобным умением она должна была до этого догадаться. И наверняка догадалась. Но – и в этом мистер Петрелли тоже был уверен – предпочла, чтобы сначала «новый сын» собственноручно помог довести её прошлогоднее покушение до конца; дождалась бы вестей о кончине мужа, публично всплакнула, и опосредованно, через десятые руки, освободив Сайлара от его креста, первая бы удивлённо возликовала этому. Дорогая жена. Она по-своему восхищала его. До сих пор. Жаль, что после достижения всех своих целей, ему придётся лишить её жизни. Несмотря на её атавистичную преданность сыновьям, с ней было нескучно.

Отвлёкшись от размышлений о жене, мистер Петрелли вернул своё внимание к экрану и, приподняв одну бровь, скривил в усмешке губы – задушевный разговор притихшей, прислонившейся к стене парочки то и дело раскрашивался смущёнными улыбками и как будто бы случайными прикосновениями.

Даже в этом он не ошибся.

Теперь у них есть своя, как они считают, личная маленькая только им понятная тайна, и он не станет отнимать у них такую удобную для спайки команды причину. А, судя по излучаемому обоими в прямом и переносном смысле энтузиазму, с которым Элль сейчас учила Сайлара пользоваться подаренной ею способностью, и с которым он это обучение принимал, команда из них уже состоялась.

Что же, тогда не стоит и тянуть.

Пришло время познакомиться с внучкой, и теперь ему есть кого за ней отправить.

====== 91 ======

Мэтт Паркман смотрел на лежащую без единого движения миссис Петрелли и испытывал смешанные чувства. Мысль о том, что ему снова предстоит вторгнуться в её разум, повергала в холодный пот. Но мрачная решимость стоящего рядом младшего Петрелли не позволяла ему слишком раздумывать об иных вариантах.

Иных – не было.

* *

Час назад, впустив в свой дом изрядно помятого Питера, Мэтт и не предполагал, что за новости тот ему несёт.

Сколько прошло со времени последней угрозы миру?

Меньше месяца? А ему вновь рассказывают о грядущей катастрофе? После того, как оставили в Техасе разбираться с последствиями несостоявшейся пресс-конференции, созванной по их же просьбе?

Мэтт послал бы его к чёрту – он только-только начал сгребать свою разваливающуюся из-за всех этих способностей жизнь, а героев, способных постоять за этот сумасшедший мир, хватало и без него. Но свежие порезы, не спешащие заживать на коже вроде бы бессмертного Питера, и его странный нездоровый вид – проклятье, да тот был бледный, как мел! – заставили Мэтта затащить его внутрь и усадить на стул, а дальше – он уже не мог не слушать то, о чём тот ему толковал.

Его тоска по невнятному-несбыточному-личному не слишком долго боролась с внушённым словами Питера страхом за мир, хотя ещё недавно Мэтту казалось, что он успешно привился от рудиментарных героических порывов. Но стоило Петрелли объявить, что без его помощи никак не обойтись, и грядущая глобальная катастрофа тут же встала выше любой катастрофы частной.

Тем более что в его личном частном случае пока что и терять то было нечего.

Однако он всё ещё сомневался в том, что готов сделать то, о чём его просил Питер – снова без спроса лезть в разум его матери? да он шутит! – когда тот, в череде всех этих вестей об увиденном будущем и фатальных действиях мистера Петрелли, вдруг сбился, и после короткой тяжёлой паузы, потерев лоб, как это обычно делал его брат, сообщил о гибели отца Мэтта – он узнал об этом почти случайно, когда находился в Пайнхёрст.

Вот, значит, как… Вот как…

Это было как-то странно. Как-то… бессмысленно. Как будто Мэтта стукнули молотком, а ему не стало от этого больно, хотя он точно знал, что на этом месте потом разольётся синяк, а, может, и кость окажется сломанной, и всё заноет. Но это потом. Не сейчас. А сейчас от этого было никак.

Он долго молча хмурился, пытаясь уложить данный факт на полках памяти, отведённых для отца, но реальность была такова, что этих полок у него почти и не было, да и те в основном были настолько запорошены пылью – как самые дальние стеллажи в хранилище вещ.доков у них в отделении – что не стоило и ворошить. А то, что произошло полгода назад, Мэтт так и не смог однозначно для себя определить. Как будто это всё было не с ним. Как будто ему приснился сон, в котором отец по чужой указке убивал своих старых друзей и, не запнувшись, отправил сына гулять по лабиринтам видений, едва не приведя его к гибели. Да. Сон… Вполне в духе отца. Которого и так по сути не было в его жизни. И которого теперь не стало совсем.

И не то чтобы Мэтт захотел кому-то за это отомстить. Он даже не был уверен, что именно это повлияло на его решение, а не разбитый во всех смыслах младший Петрелли, обычно всегда находящий причины для веры и оптимизма.

Что хуже – узнать, что твоего отца убили, или что твой отец – убил, и тебе нужно остановить его?

Мэтт испытывал на себе и ту и другую ситуацию, и вряд ли смог бы ответить на этот вопрос однозначно. Однако на месте Питера сейчас он хотел оказаться ещё меньше, чем на своём собственном.

- Где она? – спросил он после терпеливо подаренного ему молчания.

- В Прайматек. Она в сознании, но… Думаю, что всё это время твой отец помогал моему удерживать её в этом состоянии. А теперь, – Питер заморгал, не решаясь снова говорить о смерти отца Мэтта, – теперь… когда мой отец удерживает её один, возможно, будет легче вытащить её оттуда. Я бы снова попробовал сам, но боюсь, что если не получится… – он опять потянулся ко лбу в несвойственном для себя нейтановском жесте, вряд ли осознавая это, но явно находя в этом успокоение, – а отец поймёт, что мы пытаемся её вытащить, то он…

- Тогда нам стоит поторопиться, – не дав ему озвучить свои опасения, встал с кресла Мэтт и, не оглядываясь на оставшиеся за спиной так и не восстановленные руины своей жизни, немедленно отправился к застрявшей между жизнью и смертью миссис Петрелли.

* *

Прайматек никогда не казалась Мэтту гостеприимным местом, а сейчас, с пустыми коридорами и общим ощущением покинутости, ему и вовсе было здесь не по себе.