Так что он перестал реагировать на речи пациента, мысленно обезличивая его, и сосредоточился только на непосредственно связанных с испытанием формулы манипуляциях.
Он чувствовал – он близок к искомому результату. Не хватало какой-то малости, которую он всё никак не мог ухватить. И, возможно, эту малость ему подарит кровь Питера. Тот был слишком особенным для того, чтобы оказаться в этих исследованиях совсем уж бесполезным.
* *
В этот раз всё было иначе.
Хотя то, что он оказался никому не нужен, было не внове. Но впервые он испытывал не ярость и не желание отомстить, а вялое тошнотворное смирение.
Здесь его место. Здесь, в этом коматозном тумане на пятом уровне, в камере, куда оттащил его Питер, под капельницей, к которой тот его подключил, в забвении, которое тот определил ему. И можно было только гадать, что было бы, если бы Питер не был охвачен жаждой. Можно было только мечтать, принял бы он его, если бы не связывал так прочно их родство и катастрофичное будущее.
Сайлар никогда не считал себя мечтателем, но сейчас ему казалось справедливым лежать, болтаясь в зыбкой мари забытья, фантазируя об иных развитиях реальности и истязая себя мыслями о том, что сам всё угробил тем, что некогда не смог воспротивиться жажде, что в какой-то момент практически сознательно принял её. Что он недостоин своей вновь приобретённой семьи, своего младшего брата, готового скорее умереть, чем жить, не умея подчинять этот голод.
Ему не казалось странным, что он может валяться тут, накачанный лекарством, и рассуждать о чём-то, вариться в собственных мыслях, своём апатичном глухом отчаянии, хотя не должен был вообще себя помнить, осознавать внутри этого состояния. Он должен был быть в беспамятстве. Абсолютном, лишённом даже этого тумана. Как раньше. В прошлом своём заключении на пятом уровне.
Но в этот раз всё было не так.
И впервые он не рвался выяснять причины того, что с ним происходило.
Как будто сам себя лишил всех прав.
- Габриэль…
Слабый звук прошил его, кажется, насквозь. Дымка разрозненных видений подёрнулась, являя его взору силуэт матери. Силуэт мерцал и никак не хотел обретать плотность, а отзвук произнесённого имени загулял по камере, рикошетя слабым эхом от стен.
- Что ты здесь делаешь? – добавил он к этому эху новых, низких тонов, – тебе же плохо.
- Питеру нужна твоя помощь, – голос матери стал звонче и громче, обрастая вполне ожидаемой от такого человека, как миссис Петрелли, но до сих пор незнакомой Сайлару, жёсткостью.
- Питер не хочет иметь со мной ничего общего. Я убийца.
- Речь не о том, что он хочет, а о том, что я прошу тебя сделать, – она словно чеканила слова, каждое по отдельности, отдельным точным ударом, и также акцентированно выдавала их, по одному, чтобы каждое, хлестнув по распаренному туманом сознанию Сайлара, оставило на нём ощутимый след, – так что хватит уже киснуть, и давай, выходи из камеры.
- Я здесь по праву. И, – Сайлар окинул расплывающимся взглядом свои оковы и стены камеры, – я даже при желании не смогу сбежать. Мои способности блокируют.
- Ну а как же я тут оказалась? – кольнув ехидством, голос неожиданно смягчился, добавив к подначиванию явственную гордость, – о, Габриэль, ты и половину своих способностей не знаешь. Покажи… – голос постепенно начал приближаться и почему-то затихать, истаивая в пелене, поглощающей и звуки, и предметы, и падающий из коридора свет, – покажи всем, что ты мой любимчик, – и чем больше затихали слова, тем беззастенчивее они становились, будто пелена поедала и стеснение тоже, – чтобы мама тобой гордилась… давай… покажи…
Шёпот лизнул уже где-то у самого уха, и – вместе с общим фоновым гулом – оборвался так резко, как будто кто-то нажал на кнопку выключения звука.
Распахнув глаза, Сайлар телекинезом разорвал оковы, обычным жестом освобождённой руки сдёрнул с лица пластырь, удерживающий катетер; без малейшей заминки сорвал с петель дверь и, выйдя из камеры и заглянув на миг к матери, чтобы поцеловать её в лоб, – не волнуйся, я спасу Питера, – помчался к брату. Уже второй раз в жизни не думая о последствиях своего поступка, не рассчитывая баллов, которые он ему принесёт, и снова весь расцветающий надеждой и потребностью быть настоящей, приросшей частью этой семьи.
* *
Он знал, где искать Питера, и поэтому не потратил много времени, чтобы добраться до него.
Он позволил себе прежнюю, пробирающую до мурашек всех, кто когда-либо имел «удовольствие» её видеть, полуулыбку, специально для милого доктора Суреша с недвусмысленным намерением склонившегося над Питером со шприцом в руке.
Не растрачиваясь на месть доктору, мимоходом отмечая полное отсутствие у себя этого пагубного чувства, Сайлар лишь обезвредил его, отбросив шприц в одну сторону, а Суреша – в другую. Удивительно, но тот оказался абсолютно безразличен ему сейчас, несмотря на их давнюю, полную взаимного негатива, историю.
Ему не нужен был реванш за старое.
Ему была нужна надежда на новое.
Он пришёл за Питером, потому что для этого и нужны братья.
Чтобы помогать друг другу.
- Даже после того, как я тебя запер? – спросил тот у него, пока Сайлар расстёгивал фиксирующие ремни.
- Надо выбираться, – уклончиво ответил он и, слишком погрузившись в этот бесценный момент изумления и прямо таки вспыхивающего ответного доверия Питера, упустил момент, когда очнувшийся доктор сбил его с ног.
Обновлённый, обладающий сверхсилой и захлёбывающийся злобой доктор.
Такой некогда скромный и приветливый, и жаждущий помочь всем нуждающимся бедным несчастным героям, не знающим, что делать со своими не всегда подъёмными дарами.
Некогда привязывающий маньяка для того, чтобы досуха выцедив из него на опыты его проклятую кровь, убить, отомстив за отца – а сейчас голыми руками вбивающий его голову в бетонный пол, забрав, кажется, себе одному всё чувство мести, выданное им с Сайларом на двоих, выкрикивая что-то о смерти и об отце.
И Сайлар согласился бы пройти через этот не слишком приятный момент опять, только чтобы снова услышать чудесное:
- Отстань от него! – и увидеть, как, пытаясь защитить его, к ним без промедления кидается Питер.
Пытаясь. Защитить. Его.
Лишённый способностей (это Сайлар уже успел понять, хотя причину тому ещё не знал) и жажды, куда менее мощный на вид, Питер, не задумываясь, бросился на разъярённого Суреша, с готовностью натыкаясь на его кулак и отлетая на несколько метров.
Так безрассудно и так прекрасно.
Это действительно было прекрасно по мнению Сайлара: два брата, бегущие друг другу на выручку при малейшей на то необходимости, встающие против ужасного злого доктора, собственноручно сотворившего из себя монстра и жаждущего смерти одного из них. Это представление было несколько пафосно, но, получив первое подтверждение тому, что на своих тропах зависимости от кого-то он оказался не один, ему теперь хотелось прощупывать и испытывать эту взаимосвязь на прочность и честность.
Эпичность момента испортил откуда-то появившийся властный старик, даже на расстоянии пробивающий ощущением исходящей от него силы. Он вмешался в героическое спасение слабым Питером своего сильного и почти не притворяющегося тяжко избитым брата, и взбодрив и без того не вялую обстановку парой электрических разрядов, обратил защитника Сайлара в бегство, а доктора – уже словами – заставил остановиться.
Пока Сайлар кряхтел, приходя в себя, Суреш, едва не рыдая, кричал:
- Да вы знаете, что это за человек? Сколько невинных людей он убил!? – но старика этот экспрессивный пассаж абсолютно не взволновал.
Он отвёл в сторону занесённый над жертвой для нового удара кулак доктора и, глядя мимо него на распростёртого под ним Сайлара, не скрывая своего удовлетворения, ответил:
- Конечно, ведь он мой сын. И я уже очень давно его жду.
====== 87 ======
Сайлару не нравилось находиться в подвешенном состоянии.
Ни в образном смысле – разрываясь между противоречивым желанием-нежеланием возвращения Питера и неприятной неуверенностью в этом, ни в буквальном – покачиваясь, словно в невидимом пузыре, под потолком кабинета мистера Петрелли, объявившим себя его отцом и являвшимся главой компании Пайнхёрст.
