Но не как с Петуньей...
Только сейчас, по прошествии нескольких недель, лежа в постели светлыми осенними ночами, Снейп понял, как ему тоскливо, пусто и плохо без старшей Эванс.
Казалось, потерпеть-то нужно всего лишь полгода, и он говорил себе, что справится, сможет... а вышло так, что ему общение и близость Петуньи были нужны постоянно. Да, дома он проводил ночи один, но ведь он твердо знал, что рано утром опять увидит ее стоящей на кухне и готовящей какую-нибудь очередную вкуснятину, или ползающей в гостиной по ковру вокруг огромного ватмана с дипломным проектом, который она постоянно шлифовала и переделывала начисто, добавляя все новые и новые детали.
А теперь от невозможности слышать ее приятный мелодичный голос, видеть живое веселое лицо, смотреть, как она накрывает стол к обеду, все внутри него скручивалось в тугой узел, сердце тоскливо сжималось в груди и безумно хотелось обратно, в свой, пусть бедный, но чистый и родной дом, к... ней.
Возможно, кто-то назвал бы это пустотой от потерянной на время дружбой и легкой депрессией от смены обстановки, но Северус додумался, наконец, что это означает... наверное, он начинает любить Петунью? Не как друга, а как девушку, женщину.
Вообще, это было странно... разве можно начинать любить? Вот, к примеру, с Лили... он, когда ее увидел — сразу... полюбил? Или она ему просто понравилась?
Теперь он никак не мог понять, что чувствовал к Лили, что же это тогда было? Просто симпатия и приязнь? Надежда на то, что ему ответят взаимностью... может, тогда это и стало бы настоящей любовью, но нет... скорее всего, нет. Снейп твердо решил, что на любовь это не похоже.
Его прошлое более менее спокойное состояние при общении с Лили и нынешнее горячечно-лихорадочное нельзя было даже рядом ставить. Теперь по ночам ему снились не совсем приличные сны, в которых он обнимал и даже целовал смеющуюся Петунью. Почему-то Лили ему в таком амплуа ночью не являлась.
Первый раз, проснувшись утром, Северусу было дико стыдно, и в то же время жутко приятно — руки как будто еще помнили ощущение гибкого теплого девичьего тела, бархатной кожи, а губы — тепло дыхания и другие горячие влажные губы совсем рядом. И глаза... глубокие, взволнованные, зовущие... Сны снились регулярно и становились все смелее и смелее, словно подсознание настойчиво намекало на что-то.
Только занятия и эксперименты с зельями помогали как-то забыть об этих нереализованных сексуальных фантазиях молодого организма. Северус буквально извелся и с ужасом думал, как же он выдержит все это дальше, когда Петунья приедет в Америку?
А вдруг он не сдержит своих горячих порывов и обидит ее? Примерно так, как обидел Лили? Мерлин, только не это, он просто тогда пойдет и отравится!
Диего посмеивался над ним, видя глубокие тени под глазами и мученический вид по утрам. Но не издевался и не скабрезничал по поводу разыгравшихся гормонов. И не советовал снять напряжение с какой-нибудь девицей. Понимал, что у Снейпа все не так просто со слабым полом. Наоборот, одобрял верность Северуса своей подруге, потому что знавал многих юнцов, которые, выпорхнув во взрослую жизнь бросались во все тяжкие и запускали учебу.
Разумеется, Снейп вовсе не собирался изменять Петунье, но поддержка Диего была очень кстати. А пока он усердно учился и работал, стараясь выматывать себя полностью.
========== Глава 38 ==========
Учеба шла полным ходом, новые идеи по разным направлениям, в том числе и заклинаниям, возникали в голове непрерывно, и Снейп, невольно спасаясь работой от ночных эротических фантазий, полностью погружался в исследования и работу — после долгого изматывающего дня он теперь часто спал как убитый. Но товарищи по-прежнему не оставляли его, таская в столовую, за что Северус был им благодарен — ведь в Хогвартсе никого не заботило, ел он или нет.
Проректор Вейер, курировавший его и присматривавший по собственной инициативе, скупо хвалил парня, но видно было, что он гордится своим соотечественником-британцем.
Вообще, магия на американском континенте была по большей части смешанная. Ведь сюда в свое время стекались авантюристы из различных стран Европы, Азии и Африки. Так что могли колдовать палочками, могли жезлами, посохами по старинке, стараясь, чтобы артефакты не увидели маглы, профессионалы магичили просто силой мысли, усилием воли, менее талантливые обходились усилителями и аккумуляторами вроде пресловутых колец, браслетов и прочей пафосной драгоценной мишуры.
Снейп после шести недель упорной работы и нескольких тетрадей расчетов таки осуществил свою задумку на практике — часы Люциуса превратились в мощный накопитель, в котором располагалось двадцать девять ограненных специальным образом алмазов — один крупный в центре, остальные особым образом распределены по кругу. Вся конструкция располагалась на тончайшей вольфрамовой пластинке, находящейся под часовым механизмом и изолированной от него специальным блокирующим заклинанием. Таким образом, на деятельность часов встроенный накопитель не повлиял — время они показывали исправно, и Северус к ним очень привык.
Алмазы он получил, трансфигурировав муфельную печь в подобие природной алмазной трубы и обработав обычный, растолченный в пыль уголь направленным концентрированным Адским огнем. Параллельно Снейп поддерживал заклинанием нужное давление в трубе.
Так получали искусственные алмазы маглы, правда, они выходили мелкие, но Северусу и такие подошли — ему нужна была лишь прочность кристалла. Он с гордостью рассматривал полученные камушки, образовавшиеся однако, не сразу, а лишь после нескольких попыток. Пришлось три раза переделывать печь и экспериментировать с температурой и давлением. Правда, для того, чтобы разбогатеть, способ не годился. Богатеть тут полагалось законными методами... А камни добывать на купленной земле, на месторождениях, если бы таковые имелись на участках. Впрочем, Снейп и не стремился к легкому способу стать миллионером — ему было интереснее заниматься не трудоемким синтезом драгоценных камней, а более понятными и увлекательными вещами.
Диего унес невзрачные кристаллы знакомому ювелиру, а тот огранил несколько штук разными способами, после чего Снейп заказал уже партию оптом. Три алмаза пошли вознаграждением за работу ювелиру, а тот, удивленный столь щедрой оплатой сделал из остатков милое украшение, похожее на колечко для помолвки, кои были широко распространены в Америке. Снейп слегка смутился, когда ему поведали, что это такое, так как еще в начале подумал, что подарит его Петунье.
А потом решил, что пусть так и будет. Даже если Петунья сразу не догадается, что это за кольцо. Можно ведь сделать вид, что и он не знал.
Еще неделя ушла на попытки научиться колдовать без палочки. Часы работали безупречно — имея немалый запас сконцентрированной магии, он смог легко сотворить все — от обычного Акцио до заклинания полной аннигиляции небольшой скалы в Гранд Каньоне, в который аппарировал вместе с ректором по приглашению.
Палочка всего лишь являлась проводником магии и колдовать с ней было и правда слишком медленно, а уж правильно выписываемые вензеля и петли в некоторых заклинаниях, от которых зависел результат... в общем, запас магии в новом артефакте, постоянно пополняемый носителем, позволял колдовать только одной силой воли, мыслью, и это оказалось просто фантастически упоительно.
Северус сначала даже ощущал себя в какой-то степени домовым эльфом, которые могли пропадать из поля зрения без лишних слов и телодвижений, и наколдовать что угодно лишь щелкнув пальцами. Ему же даже и этого делать не приходилось — достаточно было только пожелать мысленно. В конце испытаний, уже приучившись колдовать без привычной палочки, он понял, что значит чувствовать себя Мерлином.
Как-то прекрасным осенним днем, когда Снейп, уже более-менее освоившийся с беспалочковой магией, корпел над мудреным отваром, предназначенным рассасывать злокачественные опухоли в нежных магловских организмах, профессор Вейер сообщил, что ректор требует его к себе. Северус даже испугался — вызовы к начальству заканчивались обычно печально для него. Так было в тот единственный визит к Дамблдору на пятом курсе, когда с него взяли клятву не разглашать секрет Люпина. И после этого мародеры не перестали задирать его, зная, что сообщить в отместку об этой «мохнатой тайне» он никому не сможет. Ведь Дамблдор, разумеется, не преминул успокоить своих любимцев сообщением, что слизеринец никому не расскажет об их милом друге, пусть не переживают за своего старосту... Директор оказал большую услугу Блэку, который постоянно теперь пытался отомстить за то, что сам же и рассказал врагу о тайне Дракучей Ивы и Визжащей Хижины.
