— Не знал, не знал, что ты столь близок к подобному…

— Виду искусства? — фыркнул Канда. Несмотря на жуткие фото и истории, которыми была увешана комната, ему было чрезвычайно весело.

— Ах, да, я вспомнил, что это за место, — кивнул Керр. — Блин. Да я тоже человек искусства.

— Смерть – это искусство.

— Говорят маньяки.

— Над тобой написано.

Лави посмотрелна широкую вывеску, расположившуюся по центру, куда Юу направил луч.

— Этот клуб ещё круче, чем я думал. И, возможно, это клуб будущих маньяков. Как думаешь?

Но Юу как раз думал не о том.

— А здесь есть что-нибудь про обрушения и их жертвы?

— Да, здесь вообще всё систематизировано. В том углу похищения, маньяки тоже по видам, автомобильные крушения, правее бытовая резня. Обрушения… вон… Подожди, ты думаешь, здесь может быть про Алму?

— Не знаю, — просматривая указанные Лави подборки, отозвался Юу. Их оказалось немало. В своё время Сайлент Хилл будто разваливался на части. — Официально он с сестрой и матерью умер при обрушении. И по другой официальной версии он был обвинён в их убийстве.

— И дом обрушился позже?

— Не знаю, — Юу старался просматривать информацию тщательно, опасаясь пропустить что-то действительно важное. — У тебя есть что-то интересное?

— Дело Уолтера Салливана. Пожар дома Гилесспи тут я тоже заприметил. И ещё обвинение некоего Диккена в убийстве детей. Он вроде как сам признался, когда его поймали.

— Кто-то знакомый?

— Может быть. Он отрезал жертвам пальцы, применение которых никто так и не раскопал. Мужик, по ходу, был совсем двинут. Тут нет его фото, но наш товарищ Сказочник тоже лица не показывал, ведь так?

— Думаешь, он? И он тоже сидел в Брукхевене? Почему там находились опасные, полные психопаты и в то же время кто-то вроде…

— Алмы?

— Его тоже обвиняли в убийстве. Это ещё может быть понятно. Хотя мне и не нравится. Но и тебя туда возили реабилитироваться!

— Да, смутно помню, это было чудесное время, — нервно хмыкнул Керр, отступая от своей стены. — Нашёл что-нибудь?

— Да, но дом был многоквартирным, и ничего особенного здесь не написано, в этой статье. Но, согласно прессе, Алма действительно погиб при обрушении здания. Чёрт!

Юу раздражённо отвернулся и пошёл в коридор, Лави последний раз оглянулся в «угол маньяков», нахмурился, явно не радуясь тому, что произошло, или тому, что он видел, и поспешил за ним.

Четвертая и последняя дверь в этом широком коридоре, который дальше поворачивал направо и становился пугающе узким, открылась с трудом и неохотой. Напольные плитки треснули, наехали друг на друга, создавая бугры и представляя из себя жалкое зрелище. Весь пол уходящего во тьму коридора покрылся своеобразными кочками различной высоты и диаметра. Дверь же, открывшаяся лишь с третьего раза, вела в новый зал. Вдоль стены на возвышении и внизу ряды стульев, большинство из которых сломаны, а напротив большое фортепиано, также шкаф, заполненный бумагами, большинство из которых при ближайшем рассмотрении оказались нотами, и старенький кассетный магнитофон на две деки. Кассеты, кстати, тоже обнаружились. А вот другой угол занимали диванчики, шкафчики, шкаф, уютная зона отдыха и даже чайничек на столе. Присесть, отдохнуть от забот и тревог, если бы вид этого чайничка не вгонял в уныние, как и всё, что здесь находилось. Но всё равно эта зона казалась довольно уютной, там, на полу были собраны подушки, ручки и карандаши короткие, окончательно исписанные бумаги, книги в стопках, разноцветные тряпки. Подойдя поближе, Юу даже сумел опознать в этих жалких половых тряпках какие-то костюмы и платья, вроде как для выступлений. Всё же это здание напоминало какую-то школу творчества или что-то вроде нее.

Канда, например, помнил, что Алма, как бы странно для мальчика это не звучало, увлекался музыкой. Правда, стеснялся этого своего увлечения, особенно перед старшим, язвительным братом. Тем, кто действительно поощрял его увлечение, был отец. Он и сам человек был творческий. Слишком сильно погружённый в эмоции и созерцание, вот и сдал так сильно после того развода.

Иногда Юу задавал себе вопрос: мог ли отец сделать хоть что-то дельное, чтобы удержать Алму с ними? Мог ли он победить ту безумную женщину, которая когда-то желала стать им с Алмой матерью? Или своими действиями накликал бы большую беду. Чего стоит один человек против цветущего культа, не брезгующего ничем для достижения своей цели?

— За спиной Алмы стояла девочка. Её трудно было бы увидеть, но у меня отличное зрение, ты же знаешь. И да, не надо на меня рычать, это была девочка! Маленькая девочка!

— Девочка, — эхом отозвался Юу, отворачиваясь к стене и медленно поднимая меч, рассматривая нехитрый узор на рукоятке и вспоминая дурной перезвон, что будил его каждую ночь, вспоминая сон, конца которого он обычно не помнил. Лишь одна ночь стала исключением. Лишь один конец сна был ясен в его памяти — девочка, сжимающая телефон, девочка с цепью, другой конец которой уходил куда-то в никуда.

Алма рисовал себя с цепью.

Это девочка не дала Алме дозвониться, нажав отбой, и сказала «мой».

— …согласно всем традициям фильмов ужасов, — вещал в это время Лави. — Как думаешь, почему делают пугалами именно маленьких девочек?

— А мне почём знать? Ты же в этом разбираешься? И так действительно часто делают?

— Не то чтобы часто.. но… Не знаю.

— Может, им кажется, что это выглядит очень невинно и пугающе – милая девочка в длинном окровавленном платьице, —машинально произнёс Юу. И вряд ли нашёлся бы человек, который объяснил бы, зачем он это говорит и о чём в данный момент думает. Побег Алмы от Юу казался таким глупым и нереальным событием, что мозг буксовал на ровном месте, отказываясь отдавать нормальные команды телу.

— А почему не мальчик в окровавленном плать… оп. Я не о том хотел сказать!

— Да ладно, всё с тобой ясно.

— Ой. Ты говоришь таким тоном, будто на что-то намекаешь! А я просто люблю людей. Да… наплевав на пол.

— И возраст…

— Да! Но не в том же смысле! Сейчас достаточно народа, что людей ненавидят, всех, кроме самых близких, и считают это крутым. Это тупо. Я люблю людей. Такими, какие они есть.

А Канда мысленно провёл параллель между людьми, ненавидящими людей, и собой. И не имел ни малейшего желания узнавать, намекал ли на подобное Лави или это безосновательные домыслы.

Они оба посмотрели в пролом под ногами.

— Мы должны узнать, была ли здесь вторая лестница, слышишь? А потом разберёмся, что это за девочка была с Алмой.

Юу кивнул, смутно понимая, что уже отлично знает, кем окажется эта девочка — источником всех проблем. Оставалось лишь ждать, когда вернётся полное сознание ситуации, и все частицы мозаики соединяться друг с другом.

====== Глава 17. Ненавидеть. ======

Глава 17.

Чтобы Алма не прошмыгнул мимо, пока они отойдут в сторону, Лави пошёл смотреть, что творится наверху, один. И без света, – то есть с телефоном Юу, освещающим жалкое пространство двадцати сантиметров перед экраном. Сказал, что сам и на слух сориентируется, а Канде придётся наблюдать за другой стороной через пролом, и его телефон ничего не подсветит. И ушёл.

Логика в этом была.

Юу, по крайней мере, получил шанс в тишине разложить мысли по полочкам. Вот только полочки все оказались сломанными, а мысли не желали сидеть на месте.

— Чёртов Кролик, ты должен вернуться немедленно, — прошептал Юу, понимая, что отсутствие действий ему только во вред. Что толку стоять здесь, смотреть, как поток мутной воды огибает вздыбленную плитку и скатывается вниз, где должен быть холл. Мнению Лави Юу доверял, но внизу был коридор, почти точный двойник того, в котором сейчас стоял сам Канда. Вода лениво текла, тьма голодно вздыхала из-за стен, а сами стены тяжело дышали. Чем дольше он здесь находился, тем сильнее место поглощало его, опутывая, заманивая в сети. Закрыв глаза, Юу даже мог приблизительно указать, где и кто из пульсирующих голодных точек сейчас находится. Вот только в таком состоянии он с трудом мог определить стороны света и даже где верх, где низ и где он сам. А то, что стояло за Алмой, тщательно скрывало свою сущность, иначе он бы их опознал. Опознал и сошёл бы с ума окончательно.