*
Черное, будто чужое, платье. Мамины туфли. Противный хруст жестких складок, кажется, что с каждым шагом что-то безвозвратно ломается... Мама держит за локоть, крепко сжимает. С другой стороны тоже кто-то идет... Нет сил поднять глаза от носков туфель. Откуда-то сзади папин голос.
- Андромеда, дорогая, ты устала. Давай, я сменю тебя.
Значит, рядом идет не он... Хотя, в общем, все равно...
- Я справлюсь...
- Миссис Тонкс, позвольте мне, – сухие тонкие пальцы берут ее за руку. Люпин... Это он идет слева. – Я буду осторожен.
Марионетка... Мама вела, теперь Люпин ведет. Куда? В кресле было так хорошо, спокойно. И лес видно. Где-то там, за деревьями поляна — они там сидели на поваленной сосне. Гектор ее смешил, слова говорил такие теплые... Гектор... А тут даже солнце не греет, хотя платье черное и туч нету. И улица пыльная. Деревьев почти нет, только у последнего дома целый сад. Яблони...
- Мы почти пришли, Тонкс, – голос Люпина звучит ровно, словно он урок объясняет. – Ты молодец...
Молодец? Глупое слово, ненужное. Абсолютно бесполезное. Гектор умницей называл, феей. Он умел говорить правильно. Туфли запылились, стали такие же, как волосы... Ему нравилось, что она метаморф. Теперь все — обычная...
Сад — прохлада и покой. Тут трава, нет пыли. Скинуть бы туфли и босиком. А яблоки светятся, пахнут. Как здесь, должно быть, хорошо мечтать! И жить... Вот только этого не будет...
Гостиная, небольшая, а может, только кажется тесной из-за множества народа. В кресле у окна сидит старичок, тихий, седой, очень грустный. Сосредоточенно смотрит перед собой, будто боится расплакаться. Рядом с ним что-то обсуждают Молли и Артур Уизли. Миссис Уизли несколько раз всплескивает руками, утирает глаза огромным платком мужа. Такой нелепый, ярко-желтый в крупный синий горошек.
Люпин больше не держит за руку, рядом снова мама.
- Пойдем, дорогая, – разговаривает с ней как с помешанной, – только не волнуйся, держись.
Крепко сжимает локоть. Держаться? Как же противно скрипят эти складки! Кажется, голова сейчас взорвется. Помотать головой, стряхнуть наваждение — глаза Гектора, глядящие на нее из толпы незнакомых людей. Глаза Гектора!.. На лице низенькой полноватой старушки. Глаза опухшие, покрасневшие. Это все слезы.
- Дора? – Старушка пытается улыбнуться, но в уголках глаз бусинками блестят слезинки. – Я Агата Доусон, бабушка Гектора.
- Милая, – мама подталкивает вперед, но внутри все оцепенело, хрустит, как это проклятое платье. – Нимфадора!
- Ничего, – миссис Доусон берет ее руки горячими ладонями, – ничего. Она молоденькая совсем. Она справится! – Глаза Гектора, им хочется улыбнуться. Только губы дрожат. – Эдвард мой совсем плох. Ричарда пережил, теперь вот Гектора... Ноги отнялись.
Так вот кто сидит у окна!
- Миссис Доусон, чем мы можем помочь?
- Спасибо, миссис Тонкс... Я не ошиблась? Нет. Хорошо... Наши врачи говорят — инсульт. Артур похлопотал, – она махнула рукой в сторону мистера Уизли, – договорился у вас, в Мунго... Может, там что-то сделают... Ох! Мы слишком долго живем. Хорошо, что Клэр ничего не понимает...
- Клэр? – Не голос, а воронье карканье. В горле сухо, как в пустыне.
- Мама Гектора. После смерти Ричарда она... – Сколько боли в глазах этой женщины, и щеки совсем восковые — а должны быть румяные, с ямочками. Так Гектор рассказывал... – Она помешалась. Она верит, что он жив. Господи всемилостивый!
Если миссис Доусон заплачет, вселенная рухнет. Значит, Гектор заплачет. Дышать нечем, голоса гудят вокруг. Зачем они все здесь?
- Ох, деточка! – Теплые объятия, такие мягкие, такие родные. Яблочный летний дух. – Прости меня, родная... Пойдем на кухню.
Тут пирогами пахнет. Яблочными. Ладонь по волосам. Глаза закрыть — и будто Гектор рядом. Нежно-розовый, словно отблеск рассвета, по кончикам волос.
- Он любил тебя... – Снова смотреть в его глаза на чужом лице. – Такой счастливый был...
Миссис Доусон отвернулась, загремела чем-то... Противень с пирогом. Быстро нарезает, а слезы шипят на корочке — внутри яблоки светятся как янтарь. Спиной назад, к двери. Не мешать, не делить эту боль.
- Прости меня, – миссис Доусон откладывает нож, поворачивается. – Я себя боюсь... Знаю, должна сильной быть. Плохо выходит.
- Я не знаю, как...
- Никто не знает, милая... Я хочу тебе отдать кое-что. От него. Подарок...
Золотистый шелк скользит под пальцами... Пальцы неловкие — не открыть. Там внутри на золотой цепочке кулон... Маленькое янтарное яблочко.
*
И снова из тишины кухни в гул гостиной. О чем они все говорят? Мама где? Мистер Доусон в кресле у окна все так же сосредоточенно глядит в одну точку. Рядом стоит Молли Уизли, приглядывает за ним.
В дверном проеме черное лицо Кингсли. Он в костюме... Похоже, чувствует себя столь же странно, как и она в своем жестком платье. Лучше пойти к нему, чем слушать всхлипы миссис Уизли. Иначе не выдержать! И так тяжело выносить все эти сочувствующие взгляды, шепоток за спиной...
- Это, кажется, его невеста...
- Миссис Доусон говорила, они должны были пожениться...
- Откуда она такая?
Вот бы уши заткнуть! Она теперь никто... Из руки что-то скользнуло на пол, пришлось нагнуться — потеряться, исчезнуть для всех. Кулон солнечной капелькой на натертом до блеска паркете...
- Тонкс, что с тобой?
Сколько волнения в голосе! Словно она – тонкий фарфор и может расколоться в любую секунду... Люпин поднимает с пола, опять подставляет под чужие взгляды.
- Кингсли только что с Гриммо... Селена... Она не...
- Так понятно. Не до того ей... – Артур Уизли смотрит куда-то в пол, боясь встречаться глазами. – Молли у нее вчера была, говорит, что... – Осекся под взглядом Люпина. – Ее леди Гвиневра к себе заберет пока. Вместе с Лили. Кингсли пришел один?
- Один. Но Грюм обещал прийти...
- Мальчик им восхищался безмерно...
- В наше время опасно быть мракоборцем...
*
Голосов все меньше. Чужие уже попрощались, что-то выразили, чему-то посочувствовали – зачем, чему? – и скрылись наконец за дверью. Остались только знакомые. Когда-то в аврорате… или на Гриммо, может быть… в Ордене… Когда-то.
Сдержанно басил Кингсли, бормотал Люпин. Сперва на пороге кухни, потом – совсем рядом.
Кто-то смачно и с удовольствием выругался и потребовал еще виски.
- Это поминки, мать вашу, или сраный Святочный бал?!..
Дальше – совершенно неразборчивое, вероятно, ирландское.
Девичий голосок заспешил и заизвинялся.
Потом руку осторожно обхватили тонкие пальчики.
- Дора, милая… извини нас… Аластор с утра со стаканом не расстается… Ему очень жаль… Он очень ценил Гектора… правда… Просто он не умеет это выразить…
Нужно было, наверное, что-то ответить, но что? Наугад сжала тонкие пальчики и тут же выпустила. Голосок не настаивал. Через секунду уже увещевал кого-то и увлекал к выходу. Густой бас Кингсли предлагал проводить и помочь.
Потом снова хлопнула дверь – и стало неожиданно тихо.
Значит, все кончилось и можно уходить? Только вот – зачем уходить и куда? Если все кончилось…
====== Глава 2. ======
- Где моя дочь?
- Меньше всего она сейчас хочет видеть тебя.
- Неужели? И это решила ты?!
- Нет, это решила ты, когда отказалась от самой себя.
- Столько лет все одно и то же! Зато все говорят, что Селена вполне готова занять твое место. Буря в Отделе тайн!
- У нее хватило духу в тяжелый момент обрести себя...
- А ты и рада! Ты просто используешь ее!
- Ты тоже пришла не утешать и не соболезновать.
- Я всегда была против этого брака. Скорбеть не стану, хотя официально мы объявили траур. Дочь овдовела... Мунроки соблюдают приличия. Трех месяцев, я думаю, будет вполне достаточно.
- Трех месяцев?
- Селена придет в себя, и мы сможем подыскать ей нового мужа.
