- Мы с Восточного Предела, – тихо сказала она, склоняясь над ним. – Тебе тревожно?

- Восточный Предел, – задумался сармат, разглядывая потолок. – Знорка, ты видела «Идис»?

- Это очень большая станция, могущественная и прекрасная, – кивнула Кесса. – И её сарматы очень добры, так же, как вы.

- Вот как… – сармат неожиданно усмехнулся и прикрыл глаза. – Хорошо, знорка. Я посплю…

Три пары глаз неотрывно следили за Кессой, когда она возвращалась к лежанке.

- Как зовут тулуга? – еле слышно спросил Икымту.

- Модженс, – ответила Кесса. – Он убил сотни демонов, но огнемёт взорвался в его руках. Видишь, что у него с пальцами?

- У-ух, – сочувственно вздохнул солмик. – Я немного слышал – про отросток Вайкса и множество демонов. Когда мы ехали на юг, тут было гораздо спокойнее. Я только легенды слышал о таком…

Он кивнул на «тулуга».

- Такое было, когда демоны считали, что это их мир. Они нападали на всех. Тогда тулуги и солмики стали убивать их вместе – и убивали, пока демоны не отступили за горы и не перестали нападать на тулугов. Они очень долго боялись. Плохо, что они забыли страх!

- Ничего, тулуги быстро им напомнят, – заверила Кесса. – Это очень сильный народ. Они знают, как уничтожить целый мир. Икымту! А ты знаешь, что такое Вайкс? Расскажешь? И про Имлегов?

Смутные обрывки чего-то, услышанные в Хессе, уже всплывали в её мыслях – но там, на гребне чудовищной Волны, Речнице было не до легенд и сказаний. Она в ожидании смотрела на солмика. Он с довольным видом уселся поудобнее – похоже, нечасто от него ждали рассказов. Аса незаметно ткнула его кулаком в бок, но Икымту лишь отмахнулся.

- У деревьев на юге бывает такое – их пальцы, чем они за землю держатся… Корни, вот. У травы Геджу по-другому, нет у неё корней. А Вайкс – это огромные белые корни, только без дерева и без травы. Они там, подо льдом, под камнем, там, где всегда темно. Лежат и растут. Демоны знают, где они… не те демоны, которые тут, – Икымту поморщился, – хорошие, правильные демоны. Амнеки, дети Урнунги. Корни лежат, а потом на них вырастают пузыри. Много пузырей, одни большие, другие маленькие. Демоны ходят вокруг пузырей, трогают их. Когда кожура лопнет, новые демоны выходят. Какой трогал, такой и выйдет. Много, больше, чем рождается людей в целой долине. Амнеки рождаются медленно, многие гибнут. А Вайксы выращивают много. Если хелеги возьмут себе большой корень…

Он выразительно покачал головой. Кесса мигнула.

- Амнекам не понравится это, наверное, – нерешительно сказала она. – Это же их корень! Они могут ведь отогнать хелегов?

- Амнеки сильные, – задумался Икымту. – Верно, они не знают, что корни выросли так далеко. Они бы их закопали глубже. Вождь Тагьюлон знает, как найти Амнеков. Он скажет им, что видел тулуг.

- Хорошо бы, – поёжилась Кесса, представив себе тысячу Иситоков над крышами Куомиэси. А ведь «зеркальники», похоже, из демонов слабейшие…

- А Имлеги – кто они? – спросила она. – Ты хорошо рассказываешь, Икымту. Расскажи ещё!

Солмик гордо посмотрел на Асу – та лишь хмыкнула.

- Я видел одного, – пробормотал Хагван и вздрогнул.

- Было очень давно… Была большая война. Много солмиков погибло, много Хелигнэй погибло, – покачал головой Икымту. – Очень много. Мало осталось. И зверей осталось мало. Тогда Праматери велели им прекратить. Не убивать ни людей, ни зверей. Они сказали – их мало, они все погибнут. Тогда мы договорились – они не входят в долины, не подходят к стенам, а мы дадим им кости – пусть делают новых живых. Так сейчас и бывает. Есть место – Имлегьин. Воин Яцек хочет туда попасть, но это…

Солмик выразительно пожал плечами.

- А туда отвозят мёртвых. Мёртвых людей, мёртвых хийкиммигов, черепа зверей. Хелигнэй подбирают их. Если привезли им человека, они сделают из него Имлега. Дадут лёд вместо плоти, лёд вместо крови. Когда проживёт долго, станет сильнее, станет другим. Из хийкиммига сделают Ахлута. Из черепов… много всяких, может даже Уналаг получиться. Иситока делают, когда вынимают глаз. Пока мы даём им мёртвых, они не входят в долины.

- Знорки… – сармат поднял голову, и взгляд его был далеко не дружелюбным.

- У-ух! Прости, Модженс, – солмик мигнул. – Не будем больше говорить. Будет тихо.

- Знорки, знорки… – пробормотал сармат, тяжело ворочаясь на меховом настиле. Кесса ждала, что ещё он скажет, но он закрыл глаза.

…Повозка остановилась. Аса на мгновение подняла взгляд от лохани с подогретым жиром, задумчиво кивнула и стала разливать питьё по чашкам. Хагван вертел в руках розовато-белый шар, пахнущий мясом, и никак не мог решиться откусить. Койя урчала, свернувшись в клубок на коленях сармата, он косился на неё, но не сгонял. Икымту, наскоро проглотив свою долю, задремал рядом с «тулугом». Кесса ждала, пока жир согреется, чтобы накормить сармата.

- Ночуем здесь, – Кытугьин перешагнул через лежанку и сел у жирника, отогревая руки. В тюке, из которого он кормил хийкиммигов, почти ничего не осталось.

- П-прямо здесь? – вскинулась Кесса, вздрагивая, как от ледяного ветра. – А демоны…

- Хийкиммиги не могут идти день и ночь, – нахмурился солмик. – Долина очень далеко. Спи в одежде, маленький воин. Если что-то случится, защищай тулуга.

- Я пойду на крышу, – сказал Речник Яцек, надевая блестящую накидку поверх меховой. – Икымту, твоя очередь через полтора Акена.

- М-м… Не береги стрелы, убивай всех, – пробормотал солмик, зарываясь носом в шкуры.

- А я? – привстал Хагван, разыскивая среди тюков свой самострел.

- Мы справимся, – покосился на него Яцек.

Верно, ночь едва перевалила за середину, – сквозь узкую щель в пологе, оставленную кем-то из стражей, Кесса видела мутно-серое небо, хмарь над далёкими вершинами и неподвижные снега вокруг. Справа от неё растянулся на спине Модженс, и кошка спала у него на груди, наполовину укрытая тяжёлой шкурой хийкиммига. Руки сармата были закинуты за голову – видно, Кесса во сне всё-таки придавила его и задела больное место. Она встревоженно посмотрела на прореху в скафандре, на повязки на кистях – нет ли свежей крови?

Кессе хотелось есть – так сильно, словно вечером она не съела свою долю и ещё половину доли Хагвана. Осторожно она выползла из-под груды одеял и запустила руку в ворох тюков – там, в самом низу, ещё оставался кусок солёного жира, вместе со шкурой свёрнутого в трубку. Речница, оглядевшись, отрезала узкую полосу и впилась в неё зубами, стараясь не чавкать.

«Ещё бы цакунвы, или хоть щепотку камти…» – вздохнула Кесса, заталкивая чистую полоску шкуры обратно в тючок. «Как наесться досыта, когда вкуса не чувствуешь?! Так я скоро стану круглой, как ниххик...»

Она пощупала свой живот – временами ей мерещилось, что накидка, и так не слишком просторная, становится тесна во всех местах. «Как только солмики живут без пряностей…»

- Я мало знаю о зноркском цикле размножения, – негромкий голос сармата заставил её вздрогнуть и испуганно обернуться. – Но тебе ещё рано увеличиваться в объёмах. Всё идёт, как положено, знорка. Не торопи события.

Кесса вздрогнула и пригнулась к настилу, чувствуя, как её сердце бешено колотится. Взгляд сармата был спокоен, как заснеженная равнина – и он не шутил.

- Модженс, – Речница замотала головой, – ты о чём? Ты думаешь… Почему?!

Теперь мигнул сармат. Койя зашевелилась и навострила уши, встревоженно глядя на Кессу. Та шмякнулась на настил и зажмурилась.

- Модженс, ты точно напутал, – прошептала она.

- В обычаях я тоже плохо разбираюсь, – сармат посмотрел в потолок. – Кажется, я сказал что-то не то.

Утро встретило Кессу ярким светом из-за откинутого полога, ледяным ветром в ухо и сердитым окриком Кытугьина – солмик загонял обратно в повозку Хагвана, роющегося в сугробах. Олданец обиженно смотрел на зеркальные осколки, тающие в ладони, а потом долго пытался отогреть руку.

- Двое Иситоков за ночь, – покачал головой Икымту. – Чуют тулуга. Потерял одну стрелу…