- Вот, – Кытугьин подобрал обрывок хуллаковой накидки, измазанный кровью. – Один – здесь.

- Один был там, – Речник Яцек оттолкнул в сторону часть каркаса – снизу на ней была кровь. – Вытащили. Уже был мёртв.

- Ни одной стрелы, – Икымту разгрёб снег, отбросил в сторону осколок разбитого жирника и вытер руки. Жира в плошке не было – только тонкая корка льда.

- Ой… – случайно наступив на жёлтый череп, Кесса шарахнулась в сторону. – Яцек, здесь…

- Это ничего, – покачал головой Икымту. – Это Имлег. Его убили – это хорошо.

- Имлег? Демон? – Кесса посмотрела на череп, потом на солмика. – Череп как у человека…

- Правильно. Расскажу, – пообещал северянин, встревоженно хмуря брови. – Не теперь.

- Сколько демонов они убили… – Кытугьин с почтением коснулся разорванной накидки. – Втроём убили всех.

- Если бы всех… – склонил голову Речник Яцек. – Хаэй! Это что?!

Из-под разорванной шкуры блеснула сталь. Шкура была накрепко к ней приморожена, и Речник не смог её оторвать, а всё вместе примёрзло к обломкам каркаса – но посередине, в здоровенной глыбе льда, виднелись округлые диски из стали и фрила, тёмно-серые, размером с жирник, совершенно одинаковые.

- Ух ты… – Кесса потрогала диск пальцем и понюхала сталь. Пахло не жиром или солмикским мылом – пахло окалиной, фриловой гарью и странными веществами, которыми сарматы отмывают свою броню от радиоактивной пыли. Речница встречала уже этот запах – на «Флане», на «Ларате», там, где работали сарматы-ликвидаторы… Часто мигая от изумления, она сделала ещё шаг по вздыбленному льду – и поскользнулась на чём-то твёрдом.

- Сюда! – крикнул Кытугьин, разгребая снег. Из-под него показалось что-то белое, слегка блестящее, большое и плотное. Речник Яцек оттолкнул смёрзшиеся обломки и зарылся в снег. Ледяное крошево посыпалось в сторону. Кесса протянула руку и дотронулась до белого скафандра. Перед ней, вытянув вперёд каменно-твёрдые руки, измазанные кровью, лежал неподвижный сармат.

- Тулуг, – выдохнул солмик, стряхивая снег с обледеневшего тела. Сармат не шевелился. Кисти его рук, покрытые коркой крови и льда, недавно ещё что-то сжимали – искалеченные пальцы странно выгнулись. Кровь уже не текла. Речница тронула пальцем плечо сармата и наткнулась на твёрдый и очень холодный лёд.

- Тулуг, – прошептал Кытугьин и резко обернулся к повозке. Из-за полога уже выглядывали Аса и Хагван, и хийкиммиги фыркали и рыли лапами снег.

- Аса, разжигай огонь! – крикнул Кытугьин. – Мы нашли живого!

- Ж-живого? – Кесса поднесла дрожащую ладонь к промороженному телу. – Речник Яцек, он же…

- Отойди, Кесса, – покачал головой Речник. – Икымту, помоги поднять его. Хагван, иди сюда!

«Нуску и все боги мира…» – Речница всхлипнула и отвернулась. «Как же его так… Как это получилось…»

Она склонилась над странными штуковинами, похороненными во льду, и потянула глыбу на себя. Примёрзшие к железу костяные обломки пронзительно затрещали, но и на ноготь не отделились от земли. Речница опустилась на корточки и просунула пальцы под глыбу.

- Ни-куэйя! – прошептала она, и после короткой зелёной вспышки по рукам потёк усиливающийся жар. Кесса обхватила ком железа и льда и поволокла за собой.

- У-ух, – озабоченно вздохнули за спиной. – Это всё растоптано. Одни крошки. Что это было?

- Икымту! – Кесса обернулась, уронив тяжёлую ношу в снег. Солмик держал на ладони смёрзшийся комок мелких металлических деталей и острых осколков фрила и стекла. Из комка торчал обломанный «ус» с полураскрытым «пёрышком».

- Икымту, помоги мне, – Речница кивнула на железные штуковины. – Это вещи тулуга, он расстроится, если их не найдёт. Помоги отнести их в повозку!

- У-ух? Правильно, таких вещей у солмиков нет, – Икымту понюхал лёд. – Пахнет, как тулуг. Я отнесу, ты иди вперёд!

Ветер усилился. Сизая туча незаметно сползла с горной цепи и накрыла собой равнину, мелкая сухая крупа сыпалась с неё, и ветер горстями швырял снеговое крошево в глаза. Хийкиммиги нюхали ветер и тревожно фыркали, мотая головами.

Кесса забралась в повозку и закашлялась от чада – внутри горели два жирника, и под пологом было жарко и дымно. Повозка раскачивалась – Икымту и Хагван пристраивали позади ледяной ком, споря вполголоса, куда потечёт вода, и не раскатятся ли странные штуки. Посреди повозки на белой шкуре лежал, вытянувшись на спине и вскинув руки над головой, замёрзший сармат. На его груди, чуть пониже сердца, темнели две длинные прорехи. Кытугьин возился с хитрыми застёжками, пытаясь снять скафандр – и застёжки ему поддавались.

- Кто его так? – негромко спросил Речник Яцек, закутывая ноги сармата в серую шкуру.

- По когтям – Уналаг, – ответил Кытугьин, оттягивая в сторону разошедшиеся по шву части скафандра. Под белой «защитой» тело сармата было укрыто такой же толстой одеждой, светло-оранжевой с ветвистым чёрным узором, полосами охватывающим грудь. И эта одежда была распорота чьими-то очень острыми когтями.

- Очень нехорошо, – покачала головой Аса, тронув твёрдое, как лёд, запястье. – Очень нехорошо с руками.

Она поправила шкуру, в которую были завёрнуты руки сармата, и стянула с него шлем. Кесса склонилась над застывшим белым лицом. Глаза «тулуга» были раскрыты – яркие, красновато-янтарные, и неподвижные, как куски стекла. Койя перелезла через оледеневшую руку и понюхала лицо сармата, а потом с тихим урчанием стала тереться о его скулу. Кесса хотела взять кошку на руки, но Кытугьин остановил её.

- Глубоко? – солмик посмотрел на Речника, ощупывающего края длинных узких ран, протянувшихся по груди сармата. Оранжевая одежда разошлась по шву так же, как верхний скафандр, открыв гладкую кожу. Крови было немного – узкая чёрная кромка по краям разрезов. Яцек провёл по ним мягкой тонкой кисточкой и покачал головой.

- Трудно понять. Как будто до рёбер не достали. Что с руками?

- Эту рану оставим, пока не оттает. А руки я сейчас завяжу, – нахмурился Кытугьин, принимая у Речника склянку с воинским бальзамом и тонкое полотно. – Когда оттает, близко не подпустит. Тут ему будет очень больно.

- Ветер нехороший, – Икымту влез в повозку и с любопытством взглянул на сармата. – Уджуг тревожится.

- Трогаемся, – кивнул старший солмик. – Садись на вожжи. Ведёшь до привала. Хагван, иди с ним. Стрелы возьми. Слишком много Иситоков…

- Готово, – Аса сняла с огня закопчённую лохань с чем-то вязким, пахнущим сажей.

- Кесса, помоги мне, – Речник Яцек, зачерпнув из лохани, вылил на грудь сармата белесый жир. – Растирай, медленно и осторожно, по груди, животу и бокам, можно по шее, но тихонько. Лицо не трогай, рану тоже. Не бойся, жир не горячий.

- Речник Яцек… – Кесса поднесла руку к нестерпимо холодной коже и поёжилась. – Он точно живой?

- Оттает – будет видно, – хмыкнул Речник. – Не останавливайся, пока не начнёт дышать.

- Его бы к тулугам быстрее, – вздохнула Аса, втирая жир в белую кожу. – Там помогли бы.

- Амакуг быстро идти не может, – покачал головой Кытугьин. – Если рана неглубока, скоро оживёт.

Кессе казалось, что под её руками белый мрамор, покрытый коркой льда. Он не согревался, только источал холод. Аса вновь поставила остывшую лохань на огонь, растопила жир и молча вернулась к раненому. Повозка шла медленно и плавно, и ни снег, ни свист ветра не пробивались сквозь двойной полог. Кытугьин тихо возился с искалеченными руками сармата, отмывая их от крови и льда и смазывая обрубки воинским бальзамом. Нескольких пальцев не хватало, у других были отсечены фаланги. Солмик вынул из твёрдой плоти несколько стальных осколков и сложил поодаль, в узелок.

- У-ух! – Аса нащупала что-то в складках одежды и вытянула на свет тонкий кожаный ремень с обломком костяной пластины. Кытугьин резко выдохнул и бережно прижал обломок к щеке.

- Гуделка Унги. У него была…

- Речник Яцек, а руки ему кто так покалечил? – шёпотом спросила Кесса. Её собственные руки уже горели от согревающей мази, и волосы слиплись от пота, но сармат так и не шевелился, и холод шёл от него.