— Ничего, время у нас есть.

Спринклс только заскрипела зубами, но, вздохнув, начала рассказ. На таком морозе не хотелось даже препираться.

— С чего бы начать… Слышал что-нибудь о волхвах?

— Да… — Блэк пожал плечами. — Предания и сказки о так называемых «природных» волшебниках, имеющих прямую связь с матушкой-природой.

— Что-то вроде того, — кивнула Беата. — Видишь ли… изначально не существовало беспалочковой магии, как таковой. Была вербальная, невербальная, жестовая, но о том, чтобы изобрести волшебную палочку, никто и не помышлял. Маги обращались к природе напрямую, как ты верно заметил. Их заклинания были сильны и изысканны, но сложны в освоении и сильно зависели от капризов стихии, от числа дня в лунном цикле… С другой стороны, никому не требовалось искать какую-то глупую деревяшку, чтобы вызвать дождь, наколдовать пожар или поразить противника ледяной стрелой. Конечно, масштабные заклинания требовали не только объединения сил нескольких волшебников, что, впрочем, имеет место быть и сейчас. Но заклинания эти требовали определенной подготовки — различных пентаграмм, гексаграмм, рунической магии, магических трав. У волшебников того времени также была одна очень полезная черта — они умели обращаться в зверей, могли вселяться в их тело. Это не то же самое, что анимагия. Отнюдь. Маги древности были способны обратиться в любое создание, за исключением представителей разумной расы, хотя многие имели тот самый, наиболее полюбившийся им облик. Но у всего есть оборотная сторона. Маги, находившиеся в зверином облике слишком долго, теряли связь с миром, полностью принимая новую ипостась — они становились зверьми. И дороги назад не было.

Блэк слушал, затаив дыхание. Беата на удивление оказалась неплохой рассказчицей. Сириусу казалось, что прямо сейчас он перенесся на несколько тысячелетий в прошлое, и тот самый Запретный Лес, что виднелся вдали, наполнен не только разнообразными магическими созданиями, но и самыми настоящими волхвами — предками современных волшебников.

Беата тем временем продолжала:

— Люди всегда стремились к большему, порой путая стремление к самосовершенствованию с типичной жадностью. Им захотелось обращаться в зверей, избегая при этом всех наиболее тяжелых последствий.

— Подожди, — внезапно перебил Беату Блэк и тут же осекся, но та лишь замолчала и благосклонно взглянула на своего слушателя. — Ведь волхвы могли обращаться в зверей и до этого? Неужели они все повально потом становились зверьми?

— Конечно нет, — грустно покачала головой Беата. — Но нужно было знать меру, а люди не хотели терпеть ограничения, они хотели подчинить и магию, и природу всецело одним себе. Тогда и начал происходить раскол между нами и остальными полумагическими расами. Первым шагом к падению древнего искусства волхвов стало то, что древние маги попытались «подчинить зверя», вжить его в своих детей при самом рождении. Риск был невелик, заклинания просчитаны, и в итоге такое колдовство должно было дать маленьким человечкам огромную силу. Даже разъяренный лесной медведь был бы тогда не страшен тем, кто изначально был рожден со звериной ипостасью, таящейся где-то глубоко внутри. Их назвали…

— …истинными оборотнями, — пораженно выдохнул Блэк. — Я думал это сказки.

— Нет, отчего же. Это вполне реальная история. Первое поколение выросло нормальным, они действительно смогли обращаться в улучшенную звериную ипостась, правда, только одного существа — огромного волка. Волхвы жаждали продолжить эксперимент и следующее поколение тех, кто еще не хранил в себе зверя, обратить в медведей. Но эксперименту не суждено было состояться. Дети истинных оборотней, унаследовавшие у своих родителей все звериные и человеческие качества, уже в самом раннем детстве начинали терять контроль. Природа брала свое — звериная сущность внутри младенцев была куда сильнее, чем в их родителях, хотя многие ожидали обратного. Несколько семей волхвов были начисто вырезаны еще ничего не понимающими семилетними мальчиками и девочками, которые в одну из ночей полностью утратили контроль и превратились в кровожадных чудовищ. Как ты, возможно, догадываешься, это было полнолуние, очень удачно или неудачно — это как посмотреть — совпавшее с Хэллоуином. Маги были в ужасе. Они потеряли очень многих, но смогли пленить обезумевших от крови человеко-волков, а потом попытались ограничить их силу, заблокировать ее глубоко внутри.

— Оборотни, — прошептал Сириус.

— Именно так. Эти дети уже не были истинными оборотнями, они стали именно теми оборотнями, которые нам сейчас более привычны и известны.

— Но полнолуние?..

— Да, полнолуние. Это единственный день в лунном цикле, когда потенциал мага возрастает до максимальной точки, до такого состояния, что никакая магия волхвов не может удержать зверя внутри. Ибо полнолуние — ночь, когда природа обретает полную власть над своими детьми, и никакое человеческое колдовство не способно противостоять ей. Только очень сильные волшебники могут худо-бедно контролировать разум во время обращения, но таких немного.

— И что случилось потом? — не выдержал Блэк, когда Беата замолчала и отрешенно уставилась на одну видимую ей точку.

— Потом… потом маги успокоились. На какое-то время. Они отчаянно пытались найти магию, которая сможет полностью исцелить оборотней от их проклятия, ведь их дети рождались чудовищами, а ядовитая слюна способна была отравить человеческую сущность здорового ранее волшебника. Тогда они решили, что нужно неким образом умножить силу, преобразовать ее, сконцентрировать таким образом, чтобы она могла подчиняться хозяину вне всяких законов природы. Быть может, тогда, рассудили они, им удастся обрести власть над природой и вылечить тех, кого они сами же и погубили. И они придумали волшебные палочки. Как видишь, не самое неудачное их изобретение. Они следовали той логике, что некоторые волшебные создания — драконы, фениксы, единороги — являются очень устойчивыми к магии существами и одновременно способны хранить ее внутри себя. Они решили, что какая-либо часть этих созданий, например, рог или перо, смогут провести через себя силу волшебника и если не увеличить, то хотя бы просто сконцентрировать ее. Тот, кто придумал это, был безумным гением, очевидно. И оказался прав. По сути, волшебная палочка является амулетом — постоянно действующим, магически заряженным предметом, который, помимо прочего, способен выбрать собственного хозяина — ведь тот же рог или перо феникса хранят в себе «магическую память», сохраняют в себе некое подобие жизни даже вдали от своего изначального владельца.

— Но им это явно не помогло с проблемой оборотней, — горько усмехнулся Сириус. В голове его возник образ ломающихся костей, обезумевших от боли глаз и натягивающейся во время обращения кожи на окровавленных мышцах.

— Они уже тогда не понимали, что пошли по неверному пути. Природная магия обрекла их на это бесконечное проклятие, она же могла и исцелить их. Но они не захотели возвращаться к истокам, они решили идти дальше и все больше отдалились от той магии, что дала им их силу. Впрочем, не все оказались столь глупы, — Беата ухмыльнулась, также нагло и беззаботно, как и всегда. Словно очнувшись от долгого рассказа, она взглянула на Блэка и в голос расхохоталась, увидев, как тот слушает ее, в буквальном смысле широко раскрыв рот. — Извини, извини! Просто выглядишь ты очень комично.

— Тебе бы только издеваться, — проворчал тот. — Подожди! Ты сказала, что не все оказались столь глупы.

— Верно… На данный момент существует семь семей, оставшихся верными природной магии и презирающих тех, кто использует волшебную палочку. Строго говоря, у них чистокровность определяется не по тому с магглорожденным или чистокровным магом ты совокупляешься, а по тому, какую магию ты используешь — природную или палочковую.

— И откуда ты про них знаешь?

Беата в ответ лишь закатила глаза.

— Угадай.

Блэк секунду пораженно пялился на слизеринку.

— Да ты издеваешься?! — наконец выдал он.