Дернувшаяся в окне занавеска подтвердила опасения Беаты: ее бабка, как никто, знала свою внучку наизусть и не намеревалась облегчать ей жизнь.

***

Родовое поместье Малфоев, то же время

— Я не стану этого делать, отец, — отрезал Люциус. Абраксас лишь сжал губы, пристально глядя на сына, словно говоря: «Станешь!»

Ни возраст, ни тяжелая болезнь так и не смогли сломить старшего Малфоя. Находясь на лечении в больнице Святого Мунго, он продолжал числиться среди не последних людей министерства. Болезнь настигла его десять лет назад, но в последние два года маг слабел все больше и больше с каждым днем. Однако узнав о том, что сын воспротивился выполнять одно из его поручений, Абраксас, не взирая на увещевания колдомедиков, тут же отправился в поместье.

— Это убийство, отец, — обреченно произнес Люциус. Надменность постепенно уходила из его голоса, открывая настоящее лицо юноши — неуверенный, неопытный, он отчаянно пытался походить на собственного отца, постепенно понимая, что выбрал неверный путь.

— Ты знаешь, Люциус, — смягчился Абраксас, — для меня нет ничего дороже семьи. Но иногда случаются вещи, в которых такие волшебники, как мы — чистокровные, уважаемые, способные что-то изменить — должны принимать участие. Это наш долг.

— Но это убийство! — воскликнул Малфой.

— Возьми себя в руки! — прикрикнул на него отец и тут же закашлялся. — Я понимаю, что методы Темного Лорда кажутся тебе слишком… радикальными. Ты думаешь, что он действует излишне агрессивно. Быть может, ты и прав… Но подумай — что станет с нами, с древнейшими родами, через сто, двести лет? Мы уже вымираем, не способные бороться с магглами, словно наводнение, затапливающими мир. Полукровки, магглорожденные — жалкие пародии на волшебников. Они разбавляют магию, оскверняют ее лишь только одним своим существованием! Мы не можем стоять в стороне.

— Но убивать магов, чистокровных магов…

— Мозг некоторых из них — отравлен. Например, ваш директор — Дамблдор. Его разум нам уже не вернуть, но мы можем его остановить. Ты принял метку, сын, ты должен помнить о том, что слово Малфоя — нерушимо, и ты дал это слово Волдеморту.

— Я помню, отец, — склонил голову Люциус.

— Ну вот и хорошо, — Абраксас по-отечески потрепал младшего Малфоя по голове. — А как обстоят дела с Нарциссой? Я надеюсь, ты не вздумал променять эту чудесную девушку на вульгарную и нелепую Беату?

— Нет, отец, — покачал головой Люциус. — Беата — лишь привычка. Она нужна мне для определенных целей.

— Но ты не ответил на вопрос, — Абраксас нахмурился. — Я вижу сомнение в твоих глазах.

— Нарцисса… стала другой. Она утратила всю свою покорность, и я не могу повлиять на нее. Она путается с Сириусом Блэком, — наконец закончил он, нанося окончательный удар по и так непрочному положению слизеринки.

— Что?! — Малфой задохнулся от возмущения. — Этот мальчишка отвратительно влияет на всех вокруг себя. Я постараюсь послать весточку Вальбурге. Пусть она и не ее мать, но имеет заметное влияние на всех, кто носит фамилию Блэк. Не беспокойся, мой мальчик, мы вернем Нарциссу.

— Я и не жаловался, отец! — рассерженно произнес Люциус, вскакивая с колен. — Я всего лишь выразил свои опасения, не нужно все решать за меня! Я способен справиться сам с одной-единственной женщиной.

Абраксас лишь скупо улыбнулся, но вновь закашлялся.

— Узнаю своего сына, — прохрипел он с натугой, когда очередной приступ стих. — Тогда не будем торопить события. Но помни — Темный Лорд рассчитывает на тебя. Не подведи его.

Люциус лишь коротко кивнул и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. На душе скребли кошки, он чувствовал, как падает все ниже и ниже, что увещевания отца, его правильные речи уже не помогают убеждать самого себя в правильности своих поступков. Но есть ли обратный путь? У кого спросить совета? На секунду в нем возникло желание пойти к матери, но он тут же отринул эту мысль, рассудив, что вырос и повзрослел достаточно, чтобы разобраться во всем самому.

— Беата… — глухо произнес в пустоту Люциус и неожиданно резко закончил: — Никогда более не должна появляться в этом доме.

Худенький домовик торопливо кивнул, показывая, что услышал слова хозяина, и подобострастно уставился на Люциуса в ожидании новых указаний.

***

Мародеры планировали триумфальное возвращение в школу после рождественских каникул. Но в виду произошедших событий, всем было не до смеха. Питер и Ремус, узнав о горе Джеймса последними, лишь безмолвно застыли, не зная, что и сказать. Даже Эмили Паркер, обычно невозмутимая и рассудительная, с ужасом уставилась на Поттера, не в силах найти слова утешения.

Лили Эванс следовала за Джеймсом повсеместно, что-то тихо нашептывая ему на ухо. Северус не мог просто игнорировать подобное, но и сделать что-либо ему было не под силу. Он понимал, как неправильно будет с его стороны препятствовать этому общению, и терял Лили с каждым днем все больше и больше, почти уже смирившись с этим.

Первая улыбка на лице Джеймса появилась на вторую неделю после возвращения в школу. Лили вновь что-то втолковывала другу, сидя за задней партой в классе Трансфигурации. МакГонагалл, вопреки собственным правилам, игнорировала обоих, даже когда Лили переходила на откровенно громкий шепот. Мародеры время от времени оглядывались на Джеймса, проверяя его состояние, и, когда тот вдруг улыбнулся, робко, неуверенно, словно бы вспоминая, как это делается, облегченно выдохнули и заулыбались сами. Даже МакГонагалл одобрительно приподняла уголки губ, а шепотки, пронесшиеся по классу, подтвердили то, насколько сильно все гриффиндорцы переживали за Поттера.

Дело постепенно пошло на лад. Оставаясь один, Джеймс вновь становился сумрачным, замкнутым в себе, о чем-то подолгу думая и напряженно хмуря лоб. Но при виде друзей он немного оживал, стараясь не расстраивать их своей кислой миной.

Под конец второй недели на одном из завтраков на стол Гриффиндора приземлилась огромная белоснежная сова. «Полярная», — как безошибочно определил Питер Петтигрю. «И самая большая сова в мире», — добавил Ремус. Сова распахнула свои огромные крылья, заставив отшатнуться несколько учеников и вдруг, очень ласково ухнув, прыжком преодолела расстояние до Джеймса. Тот удивленно посмотрел в мудрые глаза гостьи и наконец обратил внимание на конверт, привязанный золотой лентой к совиной лапе. В углу была видна переливающаяся аббревиатура «A&B».

Со странным предчувствием Джеймс разорвал конверт и вчитался в строчки. Лицо его приобретало все более удивленное выражение.

«Я знаю о том, через что тебе пришло пройти, Джеймс Поттер. Впрочем, вся школа знает… И было бы бесчувственным и жестоким не проявить уважение к тебе и произошедшему с тобой. Наша маленькая война — лишь глупая шалость, призванная развеять скуку дней. Но тебе сейчас пришелся бы по душе покой.

Я искренне восхищаюсь тем, как ты держишься, Джеймс. Ты сильный человек, и я благодарен судьбе за то, что у меня есть столь достойный соперник. Но сейчас — почему бы нам с тобой не заключить небольшое перемирие? Прислать белый флаг было бы столь банально, а вот сову… я надеюсь, она пришлась тебе по вкусу?..

Джеймс прервал чтение, поднимая глаза на птицу. Та строго взирала на него сверху вниз. Ростом в полметра и при размахе крыльев в полтора, она казалась огромным снежным изваянием. Такую можно завести в качестве личного телохранителя — сшибет на лету и не заметит.

Иначе говоря, это подарок, Джеймс. Он, а это именно филин, предпочитает откликаться на Принца. Конечно, ты можешь рискнуть и дать ему другое имя, но, боюсь, он не станет слушаться.

Теперь Джеймс взглянул на Принца с легкой опаской. Птица продолжала взирать на него со скучающим выражением, будто бы считая его, Джеймса, своим новым питомцем, а не наоборот.

И чтобы не вводить твоих друзей в заблуждение: я заключаю перемирие именно с тобой — незачем воевать с врагом, если тот пока не способен на настоящую игру. Но твои друзья пусть не ждут пощады. Кажется, я слишком мало внимания уделял Ремусу и Питеру… Возможно, мне стоит исправить это досадное упущение?