— А што ф ее мафетью? — Петтигрю изо всех сил старалась объять необъятное, а вернее — проглотить здоровенный кусок индейки.
— Честное слово, Питер, еще немного, и ты начнешь походить на Беату. Ее мать, — Эмили пожала плечами, — сложный человек, как и сама Спринклс. Все, кто знает только Беату, начинают жалеть ее матушку, считая, что дочь к ней крайне несправедлива и ведет себя просто по-хамски. Все, кто знает лишь Серену, сочувствуют дочери, ибо не понимают, как родитель может быть столь безответственным и легкомысленным. Но я, например, знакома с обеими и поверь — мне не жаль ни одну из них. Они загнали себя в этот тупик самостоятельно, но пойти на откровенный разговор по душам — значит переступить через свою гордость. Немыслимая для обеих жертва.
— Я просто не понимаю… Ты не находишь связи, Амели? — Ремус за время каникул приноровился называть девушку ее настоящим именем. — Сначала ни с того ни с сего приезжает ее, как ты говоришь, безответственная мать. Гонится за дочерью через всю лестницу, затем внезапно разворачивается в противоположном направлении и с этого момента интересуется Беатой не больше, чем любым из учеников. После этого Спринклс уезжает с Малфоем, который невероятным образом прощает ей выходку на балу, а теперь Беата и вовсе исчезает из зоны доступа, раз до нее не доходят магические совы.
— И где здесь связь? — Паркер нахмурилась. — Мать уже пару раз приезжала к ней в Хогвартс, но тогда Беата была младше и сговорчивей, она не устраивала сцен. Тем более, Серена знает, что бесполезно давить на ту, кто носит фамилию Спринклс, проще выждать. Малфой, — Эмили скривилась, — всегда был благосклонен к Беате, уж не знаю почему. А то, что она затерялась в далеких краях — так ей это свойственно. Или она не хочет, чтобы ее нашли. Вообще говоря, Абраксас терпеть не мог Спринклс, исходя из ее слов. Он вполне мог выгнать ее из родового поместья.
— А что мать? Ты не писала Серене?
— Бессмысленно. Серена живет в маггловской части Лондона, но, по большей части, ее сложно застать дома. У нее просто немыслимое количество бывших и не очень мужей, поклонников, любовников и прочих непонятных мужчин, которых она периодически меняет, переезжая из города в город по всей Европе. Например, в прошлом году ее мужем был какой-то швед, нелюдимый мрачный тип. А в августе, за неделю до отправления в Хогвартс, я видела ее с французом — они заглянули к нам домой проведать Беату. Но та отказалась выходить, и Серена уехала ни с чем.
— Удивительно, что ты не попыталась их помирить, — многозначительно улыбнулся Ремус.
— Вот еще! — воскликнула Паркер. — Вставать между двумя Спринклс? Себе дороже.
Ремус с Питером расхохотались, глядя на выразительное лицо девушки.
***
Лес Дина, магическая резиденция Кавендиш
Беата с особым вниманием разглядывала пол, потолок, стены, но особенно интересными она находила шторы и собственные руки. Женщина, сидящая напротив, привлекала ее не больше, чем сонная муха, ползающая по подоконнику.
— Беата, будь добра, посмотри на меня.
— Спасибо, бабушка, но у меня нет желания лицезреть тот кошмар, в который я превращусь лет через сто, — милейшим голосом ответила Беата.
Женщина лишь тяжело вздохнула, откидываясь на спинку кресла. Ее лицо было жестким, неподвижным, словно вырезанным из камня, лишь два блестящих глаза неотрывно следили за внучкой. Тяжелый перстень переливался драгоценным сиянием на ее высохшей, потемневшей от старости, кисти. Гвендолин Кавендиш неплохо сохранилась в свои сто тридцать семь лет. Говорят, она была невероятной красавицей, способной заткнуть за пояс всех первых дам при дворе, но выбрала иной путь, предпочтя светскому обществу глушь и тайные знания.
— Сначала твоя мать, — это был тот самый тон, предназначенный исключительно для того, чтобы выразить все разочарование своей младшей дочерью. — Потом ты.
— Угу, — кивнула Беата.
— Как ты смеешь позорить благородную фамилию Кавендиш?! — Гвен с усилием приподнялась в кресле, но огромный подсвечник, висевший до этого на стальных цепях, рухнул на пол, прямо перед Беатой. Какой бы немощной не казалась Гвендолин, ее магическая сила все еще была при ней.
— Я не имею ничего общего с этими чертовыми Кавендишами! — Беата наконец взглянула своей бабке прямо в глаза.
— Нет, имеешь! В твоих жилах течет их благородная кровь!
— Да с чего бы?! То, что одна из ведьм нашего рода раздвинула ноги перед герцогом Девонширским, не значит ровным счетом ничего! А уж при учете количества любовников моей матери, у меня, наверное, вообще может быть несколько отцов!
— И каким образом ты себе это представляешь, милочка? — нехорошо произнесла Гвен.
— Едва ли ты знакома с такой маггловской наукой, как биология.
— В отличие от тебя и твоей матери, я многие годы провела за книгами и более-менее осведомлена о всех маггловских науках, начиная с астрофизики и заканчивая плетением корзин. Но я едва ли могу понять, что именно ты можешь предложить мне в качестве аргумента к своему бессмысленному изречению. Несколько биологических отцов, ну что за глупость!
— Зачем мы опять спорим? — вздохнула Беата.
— Ты сама пришла сюда, впервые за семь лет! А я ведь почти отчаялась вернуть тебя в семью, — Гвендолин всплакнула, промакивая несуществующие слезы шелковым платком с искусно вышитой литерой «G».
— Не смеши меня. Ты самая терпеливая из всех змей, что я знаю. Ты будешь выжидать свою добычу веками, если потребуется.
— Ну что ты! Ты внучка моя, а не добыча, — Гвен попробовала сменить стратегию.
— Не нужно, бабушка, ты меня этим не проймешь. Я пришла просить о помощи, надеясь, что в тебе еще осталась хоть капля разумности, но, видимо, уйду я ни с чем.
— Будь твоя мать чуть разумнее, она бы не променяла благородную фамилию Кавендиш на эту жалкую «Спринклс»! Она бы не стала разрушать твой шанс стать Матерью общин. Но пока мудрая Табата остается ей…
— Табата, может, и мудрая, но ты все равно не даешь мне с ней поговорить.
— Я не могу позволить тебе потревожить Мать безо всяких причин.
— Безо всяких причин?! Полномасштабная магическая война на носу! Задумайся!
— Жалкие отродья великих когда-то колдунов могут разрушать свой мир и друг друга сколько угодно! Нам какое дело? — Гвен распрямила спину, непримиримо глядя на внучку. Ее покачивающиеся огромные серьги приводили Беату в необъяснимое бешенство. «Тик-так», — говорили они. «Бим-бом», — отбивали они ритм. Спринклс завороженно смотрела на разноцветные сферы, собранные из кусочков редчайших природных минералов, и хотела немедленно их вырвать и засунуть своей бабке в нос.
— Но ты должна вернуться в семью! — продолжала Гвен. — Ты не можешь подвергать себя опасности. Твоя мать уже потеряна для меня, но ты…
— На мне свет клином не сошелся, — фыркнула Беата. — Тем более, у тебя еще пятеро дочерей, вот и лепи из них все, что тебе захочется. И не смей меня останавливать!
Спринклс резко поднялась, намереваясь выйти вон из опротивевшего ей дома.
— Ты еще общаешься с этой неказистой девчонкой? — неожиданно спокойно спросила Гвендолин.
— С Паркер? Да.
— А с Малфоем?
— Отчасти.
— Вот как… — колдунья сделала только ей одной понятный вывод. — Иди.
— Что? — Беата не смогла сдержать удивления.
— Ступай, дорогуша. Я не буду уговаривать тебя вернуться, лишь прошу — не позорь семью, не смей мешать нашу фамилию с грязью, объявляя всем, что ты учишься в этой постыдной школе.
Спринклс только покачала головой и вышла за дверь. Лес Дина встретил ее шелестом зеленых листьев, стрекотанием кузнечиков и воздухом, напоенном ароматами хвои и кедровых шишек. В этом лесу еще существовали оплоты природных магов, над которыми не были властны времена года. Была ли зима или лето — здесь всегда царило тепло, а умиротворенная природа не знала ни сокрушительных порывов ветра, ни града, ни лютого холода.
— Если она считает, что я так просто сдамся, — проворчала Беата, — она точно впала в маразм.
