— Это классная вещь, ребята! – вдруг начала Спринклс подозрительно восторженным тоном, в ее глазах искрилось настоящее восхищение, заставившее гриффиндорцев удивленно переглянуться. – Я про карту! Нет, я имею в виду, что я знала – вы не безнадежны. Но чтобы так! Не одолжите?

— Мечтай! – хором ответили Сириус с Джеймсом.

— А жаль, да… Так что Ремус с Паркер делают в этом разваленном кабинете?

— Разговаривают, — усмехнулся Поттер. По его лицу расползлась самодовольная улыбка.

— Это как?

— А вот.

***

Эмили Паркер материлась. Вслух, со вкусом, ничуть не стесняясь Ремуса, изумленно глядящего на когтевранку.

После того вечера открытий в Визжащей Хижине друзья поначалу обходили друг друга стороной. Эмили не имела ни малейшего понятия, как же теперь относиться к Люпину, а тот в свою очередь не хотел на нее давить. Перспектива общения со злобным монстром, несмотря на все ее собственные, разумные и рациональные умозаключения, не радовала совершенно. В тот день, после того, как девушка отвела гриффиндорца в больничное крыло, она призадумалась – а что теперь? Находясь рядом с ним эти несколько часов, она почти забыла о своем открытии. Но стоило вернуться в свою спальню, и едкие мысли возвращались снова и снова.

При случайной встрече в коридоре или же на занятиях оба вежливо кивали друг другу, изредка здороваясь, и расходились. Пару раз Эмили уже почти собиралась начать разговор, но все слова, словно заколдованные, тут же испарялись в неизвестность. Ремус же, будто чувствуя, что девушка готова к обсуждению проблемы, становился дерганным, начинал ронять все, что держал в руках в этот момент, огрызался на друзей и торопливо сматывался в любом доступном ему направлении.

Но после того, как Люпин случайно застал Эмили и Регулуса в том злополучном коридоре, ситуация ухудшилась многократно, хотя, казалось, куда еще хуже? Теперь гриффиндорец, случайно встретившись на переменах с Эмили, проходил мимо с каменным выражением лица, даже не скрывая того, что начисто игнорирует девушку. Эмили поначалу пыталась объяснить ему, что он все совершенно не так понял, но затем в ней взыграла какая-то особая и ничем необъяснимая женская гордость. Дошло до того, что на одном из сдвоенных уроков, когтевранка, якобы случайно, задела рукой котел Ремуса, отчего весь результат двухчасовой работы разлился по полу. Люпин в долгу не остался и так же, «чисто случайно», пролил один из несовместимых с зельем ингредиент в котел Эмили. Рвануло так, что Джеймса, проходящего мимо, отнесло метра на три и распластало по стене.

Решив, что напряженность ситуации переросла все мыслимые и немыслимые пределы, Джеймс Поттер наконец не выдержал. Заманив обоих в какую-то пустующую комнату, он запер дверь с другой стороны и проорал им, что: «Пока вы, двое безнадежных придурков, не разберетесь в ситуации, ничто не поможет вам покинуть этот Мерлином забытый класс!» Через некоторое время, судя по чьим-то новым голосам, к Джеймсу присоединились очередные идиоты, искренне считающие, что он прав.

Помещение и впрямь оставляло желать лучшего: пыль на полу и на пустующих стеллажах, разломанные и покосившиеся стулья, половины столов не хватало, а единственное окно было заколочено. Ремус сидел напротив и в тусклом свете зажженной свечи со всем возможным вниманием разглядывал потолок. Свеча догорала, обещая уже через минут десять оставить обоих в полнейшей темноте. Эмили сначала безуспешно пыталась понять, каким образом чертов черноволосый гриффиндорец с шилом в заднице умудрился спереть ее волшебную палочку. Теперь же она с предвкушением представляла, куда именно она засунет ему эту самую палочку, и как оскорбленно тот будет вопить.

Через минут двадцать, когда Ремус почувствовал, что от долгого ожидания начинает врастать в пол, на котором сидит, а на потолке просто не осталось ни единой трещины или пятнышка, которых бы он не запомнил и не изучил, Эмили подняла стул и начала методично бить им об дверь. Такой ярости Люпин не видел, наверное, с тех пор, как Сириуса выставили вон из слизеринских спален в одних трусах за то, что тот умудрился изменить девушке с ее лучшей подругой. Два раза. Скандал был знатный.

С той стороны двери оживленно забарабанили в ответ. Эмили нахмурилась, опуская стул.

— Если это был какой-то особый шифр, Паркер, а я уверен, что это ты там долбишься головой о дверь, то он тебе не поможет! – раздался чуть приглушенный и не в меру счастливый голос Джеймса.

Эмили лишь устало прикрыла глаза и покачала головой.

— Может, поговорим? — робко начал Ремус. Вся его уверенность, злость и раздражение на Эмили плавно перетекло в смесь страха перед разъяренной когтевранкой и необъяснимого умиления от ее растрепанного и очень злобного вида.

— Может, и поговорим, — хмуро произнесла Паркер, по-турецки усаживаясь на пол и в упор глядя на Люпина.

На этом моменте огонек свечи опасливо дрогнул и постепенно погас.

***

Прошел час.

Джеймс напряженно прислушивался к наступившей тишине, уже начиная беспокоиться, а не зашибла ли Эмили сгоряча его лучшего друга.

Через полчаса Сириус ползал по полу, прикладывая ухо к порогу, где между дверью и полом проходила узкая щелочка. Беата натурально ржала и называла Сириуса землеройкой. Тот, весь в пыли и темных пятнах, не имел ни малейшего понятия, о ком идет речь, но счел правильным немедленно обидеться и перестать с ней разговаривать.

Еще через час к ним присоединился Питер, украдкой прикрывая подозрительно красноватое пятно на коже в области шеи. На ближайшие полчаса все внимание переключилось на это злосчастное свидетельство чрезмерно ненасытного и страстного характера одной небезызвестной светловолосой пуффендуйки. Петтигрю отнекивался, тряся головой, и уворачивался от Сириуса, который хохотал и пытался стащить с друга пиджак вместе с рубашкой, дабы рассмотреть: «Не покусала ли она тебя где-нибудь еще?» Беата предлагала подержать Питера, пока Блэк будет его «обнажать», но Сириус отозвался, что он с ней все еще не разговаривает, посему Хвоста раздевали в полном молчании.

Когда даже Петтигрю перестал быть интересным, Джеймс от ничегонеделания начал биться головой о стену. Беата тут же спросила его, что крепче: эта стена, бладжеры или его голова? Сириус отозвался, что они равноценны друг другу и тут же добавил, что он до сих пор с ней не разговаривает.

Еще через час вся четверка сидела на полу, прислонившись к стене. Питер и Джеймс дремали, причем последний жутко храпел. Беата увлеченно тыкала Сириуса палочкой, мотивируя это тем, что она проводит исследование «с целью выявления его терпения и выдержки». Палочка порой искрила, поджигая рубашку Блэка, но тот упорно молчал и смотрел в стену, хотя уже сам еле сдерживался то ли от смеха, то ли от желания засунуть палочку Спринклс прямо ей в глаз.

С той стороны двери снова забарабанили. Джеймс тут же подскочил и напряженно прислушался. Через мгновение Ремус исключительно интеллигентным голосом попросил Джеймса «немедленно открыть дверь для тех самых безнадежных придурков, которые сейчас же снесут стену в случае, если им никто не откроет, и засунут кое-кого другого в шкаф для метел, отчего количество безнадежных придурков в школе явно прибавится».

— У вас же нет палочек! – удивленно прокричал Поттер в ответ.

— Нет. Но мы с Эмили изобрели одно чудное невербальное заклинание пока тут сидели. Правда, не уверен, что оно подействует так, как надо, но почему бы не попробовать, да, Мэл? – в голосе Люпина послышались пугающие безумные нотки.

Джеймс неуверенно взглянул на друзей и, отойдя на безопасное расстояние, расколдовал несчастную дверь. Та отворилась со зловещим скрипом: в темном проеме появились две фигуры. У обоих друзей по губам блуждала плохо скрываемая мечтательная улыбка, глаза искрились, и в них виднелась какая-то особая специфическая дурость, свойственная исключительно влюбленным идиотам. Поттер еще с десяток секунд разглядывал друга и когтевранку и, наконец, шутливо погрозил им пальцем. Зря он это сделал – взгляд Ремуса тут же сосредоточился на нем.