— Ага! – вдруг бодро воскликнул он. – Все здесь! Хорошо…

Что-то было такое в его тоне, заставившее всю четверку отступить от двоих друзей еще дальше. Они начали медленно пятиться назад по коридору. Эмили вдруг ухмыльнулась и подняла руки, будто бы намереваясь использовать то самое невербальное заклинание.

— Бежим? – робко промолвила Беата.

— Валим, — поправил ее Джеймс.

И они побежали, как не бегали уже давно, под аккомпанемент зловещего хохота Эмили Паркер.

— Идиоты, — хмыкнула когтевранка.

— Полегче. Они мои друзья, и твои, кстати, тоже.

— Одна из них… Неужто они и правда думали, что можно вот так вот просто, практически без света, в этой затхлой комнатке придумать формулу сложнейшего заклинания? Где я, по их мнению, должна была схемы чертить?

— На полу. Там же пыль.

— Ты ее всю стер, пока бродил по комнате кругами, словно голодный оборотень.

Ремус лишь улыбнулся, оценив каламбур фразы.

— Пойдем, — устало произнес он. – Не хочу объяснять Филчу, что мы здесь делаем.

***

Ремус Люпин с блаженным выражением лица дремал, удобно устроившись на обитом синим бархатом диванчике. Его голова покоилась на коленях черноволосой когтевранки, которая тем временем рассеянно гладила его по голове, полностью поглощенная очередной книгой.

— Ой, извини, — совершенно равнодушно пробормотала она, не отрываясь от чтения, когда Ремус возмущенно ойкнул. Эмили случайно задела его рукой по лицу.

— Ты книжный червь, Мэл, — сонно пробормотал Ремус, снова закрывая глаза и расслабляясь.

Девушка наконец подняла глаза от книги и взглянула на Люпина. Тот улыбался сквозь дрему, чувствую ласку и тепло, и чуть ли не мурлыкал, словно большой пушистый кот. Эмили в первый раз просто поразилась подобному его сходству с семейством кошачьих. По логике вещей, Ремус должен был выть на Луну и вилять хвостом, но это явно была не его стихия.

Пару дней назад Люпин, здраво рассудив, что раз он способен всякий раз отгадывать загадку стража и имеет полное право находиться в гостиных Когтеврана, старался ежедневно навещать Эмили – благо, там их никто не трогал. Когтевранцам, по большему счету, было глубоко наплевать, кто находится в их гостиной. «Если хватило мозгов пройти мимо стража, значит, опасности не представляет», — считали они. В их несколько извращенном понимании опасность, видимо, заключалась лишь в людях, способных отрицательно повлиять на их собственный интеллект. И Ремус впервые за долгие годы наслаждался неуловимым ощущением покоя и доверия, которое мягким одеялом окутывало его душу. Оказывается, это было чертовски приятно знать – что тебе доверяют. И почему-то, в случае с Эмили это ощущение было совершенно иным, нежели то, что он испытал, когда друзья приняли его в свой круг.

Эмили лишь улыбнулась, вспоминая тот самый злополучный вечер, когда Джеймс запер их обоих в пустующем классе…

Ремус вытащил из кармана спички, повертел их в руках и чиркнул одной о коробок. Зажегся яркий радостный огонек, на полминуты осветивший темную запыленную комнату. Эмили, сама не зная почему, заворожено наблюдала за импровизированным источником света. Наконец, когда огонь уже поглотил почти три четверти спички, парень зашипел и тут же выбросил ее, тряся обожженными пальцами.

— Нам нужен свет,— задумчиво протянул он.

— С каких пор для того, чтобы поговорить, нужен свет? – язвительно отозвалась Эмили.

Ремус лишь пожал плечами:

— Я предпочитаю видеть лицо и глаза собеседника. Так я понимаю, имеет ли наш разговор хоть какой-то смысл.

— Разожги костер, — буркнула Эмили, несколько уязвленная тем, что Ремус, по сути, был прав, но признавать этого очень не хотелось. В эту секунду она вообще испытывала непреодолимое желание перечить ему во всем, даже в самом простейшем. – И вообще, откуда у тебя взялись обычные маггловские спички?

— Они еще с того вечера остались. Когда мы подожгли гостиные Слизерина… Волшебная палочка оставляет магический след, а спички нет. Поэтому Дамблдор нас до сих пор и не вычислил.

Эмили лишь уважительно покачала головой – сама она, даже будучи магглой, об этом совсем не подумала.

Ремус вдруг поднялся, подошел к одному из трухлявых, покосившихся стульев и, без особого труда разломав его на составляющие, небрежно бросил деревяшки на пол. Через пару минут в комнате затрещал приветливый костерок. Эмили широко раскрытыми глазами смотрела на все это безобразие.

— Почти как хворост, хорошо горит, — безмятежно прокомментировал парень.

— Ты что делаешь?!

— Исполняю даже самые мельчайшие твои капризы, — с убийственной проникновенностью произнес Люпин, даже не усмехнувшись. Впрочем, в глазах его прыгали искорки смеха.

— Потуши его немедленно!

— И как, позволь узнать? Он уже разгорелся, а у меня нет ни палочки, ни воды, ни песка. Ничего.

— Ты же исполняешь даже самые мельчайшие мои капризы, — ехидно ответила Эмили.

Ремус с секунду смотрел на нее, затем тяжело вздохнул и, скинув с себя мантию, набросил ее на маленький костерок, заодно основательно потоптавшись на ней. Огонь погас, снова оставив двоих друзей в темноте.

— Теперь снова разжечь? – Эмили не видела лица Ремуса, но по голосу чувствовала, что тот ухмыляется самым что ни на есть наглым образом.

— Нет, спасибо, — наивежливейшее отозвалась она. – Здесь итак достаточно душно.

Некоторое время они молчали, Люпин не выдержал первым:

— Мэл, давай прекратим эту дурацкую войну. Я…

— Прекратим?! Не я ее начала! Подлить мне в зелье кровь саламандры! Ты мог меня покалечить! Убить!

— Доза была слишком маленькой!

— Да что ты?! То-то мадам Помфри обвязывала голову Джеймса тройным слоем бинтов после того, как тот ударился о стену!

— Джеймс сам виноват – полез под руку! А ты стояла слишком далеко от котла.

— Действительно, какое чудо, что я вовремя от него отошла!

— Эмили! – голос Люпина прогремел столь внезапно, что девушка от неожиданности замолчала и подрастеряла значительную часть своей воинственности.

Хоть глаза ее и привыкли к темноте, она видела лишь смутные очертания Ремуса, медленно приближающегося к ней.

— Эмили, — голос Ремуса, спокойный и проникновенный, прозвучал совсем близко. – Не играй со мной.

На секунду внутри девушки поднялся страх – темнота размывала черты Люпина, что, вкупе с его второй ипостасью и фантазией Паркер, превращало стоящего перед ней парня в страшное чудище. Но уже через мгновение она тряхнула головой, в глазах ее блеснула ярость. Она шагнула ближе, туда, где по ее предположению, находился Ремус, и тихо произнесла:

— Боюсь, возможный приз не стоит и капли моих усилий.

Ремус на секунду замер, затем, наклонившись и неожиданно ловко ухватив девушку обоими руками за предплечья, сказал:

— Давай разрешим этот вопрос раз и навсегда, Эмили. Я не твоя игрушка и не хочу ею быть. Я оборотень по форме, а ты – по сути. Ты знаешь мою тайну, знаешь, чего мне стоило хранить этот секрет все эти годы, но я этого не выбирал. Ты же… ты сама выбрала жизнь под маской. Я не верю в то, что ты просто невинная жертва Малфоя. Твоя душа воистину таит в себе многих демонов, и ты не святая. И я буду честен – я тоже не светлейший человек. Я знаю, что есть в этом мире девушки, чистые и светлые, милосердные и добрые, способные принять мою суть, но едва ли меня может понять та, в чьей душе совсем нет тьмы. Пусть я всегда ненавидел свою вторую сущность, но я не могу отрицать того, что хотя бы один раз в месяц я чувствую себя по-настоящему свободным. В том, чтобы быть зверем, есть свои прелести. И ты, — его глаза по-звериному сверкнули, — можешь меня понять. Я знаю, я чувствую это. Ты скрываешь свое лицо практически ото всех так же, как и я. Но я не потерплю интриг по отношению к себе, будь со мной честна. Если скажешь отпустить, я отпущу и больше тебя никогда не потревожу, но не смей мучать меня неопределенностью.

Эмили пораженно молчала, немало изумленная этой внезапной и неожиданной вспышкой Люпина. В этот момент он был истинным оборотнем, будто бы грань между человеческим и звериным стерлась, и две ипостаси смешались воедино. Он был все тем же Ремусом – спокойным, рассудительным и разумным, но в его движениях, жестах и словах появилась сила, властная, опасная и пугающая. И, что самое страшное, Эмили это нравилось. Она чувствовала в нем равного.