— Все нормально, Эшли? — Элиза положила руку на плечо худенькому серому мальчишке.
Он дернулся, оглянулся и резко кивнул. В глазах у него плавала темная муть заклинания. Элиза лишь улыбнулась, якобы поверив, и направилась в свою гостиную. Темно-бурый барсук с проходящей через лоб широкой желтой полосой посмотрел на нее удрученным взглядом. Элиза сжала губы и отвернулась от гобелена.
Она любила эту маленькую гостиную, похожую на бочку с волшебным нутром. Любила бурого барсука с толстой мордочкой и солнечно-желтые полосы на пушистых шарфах и шапках, любила негласную атмосферу дружелюбия и поддержки. На Пуффендуе случались разногласия, но никогда не происходило настоящих склок, распрей и не было сплетен. Это был маленький простодушный рай.
От которого она, Элиза, так глупо отказалась.
Ее матери не стоило скрывать истинное происхождение дочери и тем более ей не стоило умирать. В такое-то время. Но ничего не попишешь. Однажды ступив на эту черную, укрытую гниющими костями дорогу, Элиза уже не могла сделать шаг назад. Нельзя сделать выбор и сбежать, нельзя взять на себя ответственность и спрятаться. Нельзя останавливаться на полпути. Потому что не бывает полудрузей, как и не бывает полупредателей.
Элиза вошла в спальню, плотно закрыла за собой дверь, на всякий случай проверив замок, и тяжело оперлась на нее спиной. Комната была квадратной, просторной с огромными окнами в полстены. Здесь никогда не задергивались шторы, ярко-желтые подушки всегда были разбросаны по комнате, а на маленьких бочкообразных прикроватных тумбочках стояли и лежали всякие женские глупости: раскрытые косметички, разноцветные флакончики с духами и лаками, пинцеты, расчески, бусы, серьги, блокноты с подростковыми стихами…
Все было общим. На Пуффендуе было принято делиться, и ни у кого и мысли не возникало нарушить такой порядок вещей.
Но не теперь.
Элиза тоскливо взглянула на свою кровать. Было раннее утро, ученики только-только отправились на занятия, и домовики еще не успели прибраться. Смятые покрывала, простыни, сорочки, сеточки для волос — все это валялось на кроватях ее соседок. Покрывало Элизы же было идеально разглажено, заправлено и подвернуто. На тумбочке не стояло ничего лишнего, все было убрано в ящички и разложено по цветам и порядку. Одежда, вычищенная и отпаренная, висела в шкафу на отдельных вешалках. Островок порядка в целом море хаоса.
Элиза такой никогда не была, но такой стала. Она и сама не заметила, как бывшие когда-то общими вещи стали разделяться на свои и чужие. Не заметила, как ее стал раздражать вид неубранной кровати и мятой одежды. Не заметила, как совершенно неожиданно начала соглашаться с Нарциссой и начала понимать ее.
Кровь не водица. Она действительно имеет силу, особенно если это кровь жестоких бессердечных Яксли, веками оттачивающих свое мастерство пыток и уничтожающих любое проявление душевного тепла в своих отпрысках. Мать Элизы стала исключением, подтвердившим правило на примере собственной дочери.
А потому Элиза Яксли не могла позволить себе быть слабой, сомневаться и дрожать от страха, как какой-то наивный… барсук.
Она достала из кармана мантии крохотный флакон с черной каплей зелья внутри и спокойно пригубила его. Вкуса у зелья не было, как и запаха. Оно упало внутрь холодным комом и тут же растворилось, будто ничего и не было.
В конце концов, если варево какого-то несчастного семикурсника способно ее убить, значит, никакая она не Яксли и все, что она сделала, было зря.
***
Малфой-мэнор
Люциус вызвал Мальсибера к себе ранним утром, устроив тому натуральный допрос о произошедшем той злополучной ночью событии. Мальсибер всячески намекал, что всеми виной Питер Петтигрю, Малфой, откровенно говоря, подозревал во всем самого Мальсибера, и разговор не ладился.
— Я похож на шута, Тони? — Малфой был бледен, холоден и очень-очень зол.
— Нет, Люциус.
— В таком случае, почему мои слова тебя… забавляют?
Мальсибер сглотнул, попытался улыбнуться снова, но тут же подавился.
— Они просто звучат достаточно странно, Люциус, — мерзким сиплым голосом уточнил он. — Ты говоришь, что шел по коридору, зашел в свой кабинет, почувствовал, как кто-то уткнул тебе палочку в спину, а после — пустота. Но Питер Петтигрю, конечно же, ни в чем не виноват. Как-то странно, ты не находишь?
— Петтигрю — единственный наш источник среди целого стада гриффиндорских баранов. Баранов, которые безоговорочно подчиняются Дамблдору. Мы тщательно отбирали всех возможных кандидатов. Петтигрю — верный друг Мародеров, но без поддержки он слаб. Он сломается. И ему не хватит сил вести двойную игру.
Энтони помолчал, скептическим взглядом уставившись куда-то за плечо Малфоя. Ему не было нужды спорить с Люциусом, потому что на общий успех ему было плевать — быть Пожирателем Смерти было увлекательно, но великой цели он не преследовал.
— Они называют себя Орденом Феникса? — Мальсибер саркастически улыбнулся, меняя тему.
— Не нужно насмешки. По-твоему, Пожиратели Смерти звучат многим более достойно?
— По крайней мере, наши деяния…
— Оставим пафосные речи для новичков.
— По крайней мере, мы хоть что-то делаем, — поправился Мальсибер. — Наша результативность выше.
— Так почему я не вижу результатов?
Мальсибер хмуро взглянул на Малфоя.
— Потому что нам нужно время. Все, конечно, обрадовались, что зелье работает, но, как выяснилось, не так уж оно и совершенно, — Мальсибер замялся. — Выяснилось, что длительность его действия крайне коротка, в лошадиных дозах оно работает безотказно, но и признаки слишком явные уже на первой стадии после принятия. А старик директор не дремлет…
— То есть, Снейп все-таки не так хорош, как о нем говорят?
Это прозвучало слишком радостно, и Люциус поскорее стер с лица зарождающуюся улыбку, а Мальсибер сделал вид, что ничего не заметил.
— Видимо, — ровно ответил он. — Но никто изначально не верил, что он вообще справится с этой задачей. Теперь он поднялся еще выше.
Они помолчали. Мальсибер с вежливым интересом бродил взглядом глубоких черных глаз по декоративным стойкам с коллекцией оружия. Он не совсем понимал, что им еще осталось обсудить, и начал подозревать наличие скрытой цели у этой беседы. Но Малфой молчал, рассеянно постукивая пальцами по темному подлокотнику своего кресла, отделанного малахитом, и Энтони оставалось лишь смиренно ждать.
— Мне нужна Эмили, — наконец сказал Люциус, глядя куда-то мимо Мальсибера. Он весь надулся, будто собрался прямо сейчас залезть в глотку к дракону.
— Кто, прости? — совершенно искренне удивился тот.
— Паркер, черт ее побери! — Малфой взорвался. — Эмили Паркер с Когтеврана!
Мальсибер соображал долго, сидел, наморщив лоб, и удивленно пялился на искаженное злобой холеное лицо своего конкурента. Недовольство Малфоя в этом случае его нисколько не трогало — ни один из чистокровных не обязан помнить поименно всех встреченных в его жизни грязнокровок. В конце концов, это было бы нездорово.
— Та девчонка?.. — протянул он, сложив губы трубочкой. — Которую мы, кажется, гоняли по лесу?
— Да, — сдавленно произнес Люциус.
— Она нужна тебе? Или Лорду?
Молчание затянулось. Малфой перевел серые нехорошие глаза на Мальсибера и ничего не сказал. Но Мальсибер все понял.
— Я приведу к тебе малышку, — нехотя отозвался он. — А дальше делай с ней, что хочешь. Хоть ешь ее. Я никому не скажу.
Люциус и Энтони всегда были конкурентами, с самого рождения. Оба были красивы, умны, успешны и готовы пойти на все ради собственных амбиций. Они доверяли друг другу, как это могут делать лишь очень старые враги. Имея общую цель они шли по одному пути, но каждый ждал, когда второй оступится.
Малфой рад был бы попросить о помощи кого-то другого, но ни зализанный Эйвери, ни топорный Нотт, ни трусливый Регулус доверия в нем не вызывали. И он решил рискнуть.
— Когда? — наконец спросил Люциус.
— Что?