Они втроем торчали в гостиной Гриффиндора, за окном стучала капель, солнце обливало задорными лучами зеленеющие поля вокруг Хогвартса, но выходить из замка теперь запрещалось. За исключением «особо важных случаев» вроде осточертевших отработок. Даже в Хогсмид не пускали.
Что-то там снова произошло в этом долбанном Министерстве с долбанным Волдемортом, все переполошились, и Дамблдор прикрыл лавочку. Мракоборцы стояли по периметру школы, внутри самой школы и уже практически следили за тем, как ты — как выражался Джеймс — пытаешься поссать. Понятия «личное пространство» и «моя собственность» перестали иметь хоть какой-либо смысл.
Раз в неделю в случайное время в гостиные врывалась толпа вымуштрованных мужланов, переворачивала все вверх дном, напрочь игнорируя недовольные визги девчонок, которые «не успели одеться», «только из ванной» или «сейчас в ванной», называли это гордым словом «обыск» и так же стихийно испарялись в неизвестном направлении.
Нет, конечно, смотреть на прикрытые коротенькими полотенчиками обнаженные тела сокурсниц было приятно, но отобранные у Блэка бутылки коллекционного огневиски (четыре за прошедшие три недели!) развеивали все наслаждение от происходящего.
Радость доставляло только то, что слизеринцам приходилось раз в десять хуже. Дамблдор не только не скрывал своего отношения к этому факультету — он закрывал глаза на то, что порой творилось в туалетах школы после комендантского часа.
А творилось страшное.
Группы мальчишек ежедневно сшибались в кровавых схватках, Больничное Крыло теперь не пустовало ни в один из дней. Школа разделилась на два лагеря — чистокровные и магглорожденные. Оставаться в стороне не получалось ни у кого, и если ты не успевал вовремя сделать выбор, тебе просто прилетало сразу от всех.
В прошлый четверг Сириус лично избил безо всяких волшебных палочек Нотта, Мальсибера и Эйвери при поддержке Мародеров и седьмого курса Гриффиндора. Даже пара девчонок пришла посмотреть, но не выдержала и почти сразу сбежала.
Еще бы! На троих пришлось более десятка ребят. Их избивали методично, со вкусом, не торопясь и даже не особо скрываясь. Подонки остались плавать в луже собственной крови, смешанной с водой, текущей из разбитых бачков в туалете Миртл, а последняя, угрожающе завывая, носилась вокруг. Ей тоже было за что не любить Слизерин.
Когда Блэк с сигаретой в зубах вышел из туалета, насвистывая и вытирая чужую кровь о штаны, он нос к носу столкнулся с молодым мракоборцем. Парень и сам не столь давно выпустился с Гриффиндора, и Блэк даже помнил его розовощекую рожу.
Мракоборец открыл было рот, дабы сообщить Сириусу о нарушении комендантского часа, но увидел толпу, выходящую из туалета, перемазанную кровью, горланящую, пьяную от своей страшной жестокой силы и только усмехнулся.
Он и сам таким был.
А еще Пожиратели убили его сестру.
Толпа замолчала, но мракоборец невидяще скользнул по ним взглядом, пожал плечами и со словами «Наверное, показалось» продолжил патрулирование. Станцуй они перед ним сейчас джангу, он бы все равно сделал вид, что ни черта не замечает.
Замечательный чувак.
— Эй, Джеймс, — лениво сказал Сириус, — давай найдем Нюнчика и разобьем ему башку?
Это был пробный шар, и Сириус отлично видел, как мгновенно напряглась Лили. Ее рука с пером замерла над конспектом, но — что удивительно — она промолчала. Если бы Джеймс сейчас ответил: «Какой вопрос, старик!» и хлопнул Блэка по плечу, она бы ничего не сказала против.
Даже у Эванс есть лимит милосердия, и Снейп умудрился его переполнить.
Но Джеймс медленно поднял голову, посмотрел на Блэка и тихо, твердо сказал:
— Нет. Я же обещал.
Лили вскинула голову, посмотрев на Джеймса таким взглядом, что Сириусу стало очень неловко находиться рядом с этими двумя. Зачем мешать людям предаваться любви?
Но Эванс уже опустила голову, стыдясь собственной безмолвной вспышки, и только улыбалась — глупо и счастливо.
Тот самый момент, когда девушка задает тебе вопрос не для того, чтобы получить ответ, а для того, чтобы получить правильный ответ. Просто в этот раз в качестве рупора Лили выступил Блэк, но смысл остался тем же — Джеймс прошел проверку. Счастливчику кое-что перепадет этой ночью.
— А где Питер? — вяло спросил Сириус и машинально погладил подушку рукой.
— Кажется, кому-то не хватает ласки и тепла, — подколол его Джеймс, наблюдая жест Сириуса. — Черт его знает. После ваших общих разборок с Дамблдором, он ходит серый и нелюдимый. Только учится все время и утверждает, что готовится к экзаменам. На кой черт ему это делать? Отличник же.
— Именно поэтому и отличник, — вполголоса сказала Лили.
Сириус с неудовольствием вспомнил, как старик директор сдирал с них шкуру по добрых полчаса с каждого в своем кабинете. Нет, физических наказаний он не применял, но Дамблдору это было и не нужно. Он мог пытать одним лишь взглядом. Даже, когда улыбался. Даже когда стоял к тебе спиной. Даже если ты к тому моменту уже сдох.
Большинству были назначены отработки. Сириус, например, уже вторую неделю вкалывал на кухне вместе с домовиками. Он даже научился делать чертов бисквит. И вся эта прелесть ожидала его на протяжении остатка семестра, что равнялось двум с половиной месяцам, включая выпускные экзамены.
«А ты испеки экзаменаторам торт, — хмуро сказал Люпин в один из дней, — продемонстрируешь им, чему научился на седьмом курсе».
Сам Ремус драил библиотеку, а Паркер — кабинет Зельеварения. Они уже сами стали похожи на две мрачные издерганные половые тряпки, но мучение только начиналось. Блэка эта ситуация забавляла — Паркер самолично придумала идиотскую идею с A&B, а Ремус сам же спровоцировал их на ответные действия. И теперь эти два придурка огребали последствия собственной тупости. Вот оно — кармическое равновесие!
Хотя иногда их было немного жаль — оба не могли смотреть ни в глаза Дамблдору, ни МакГонагалл и всякий раз пытались убедить каждого второго встречного, что они тут ни при чем, их просто заколдовали. Сириус отчего-то им верил, но не видел в произошедшем ничего плохого. Если бы не это заклинание, зелье или еще черт знает что — они бы так и ходили друг вокруг друга. А так хоть умирать не страшно.
— Я пойду, — Блэк с кряхтением поднялся с кресла и с сожалением расстался с подушкой. — Поищу Лунатика. Ведь теперь, без карты, я не могу сразу узнать, где он.
Джеймс грустно шмыгнул носом и уставился в стол перед собой. Сириус намеренно подкалывал друга при любом удобном случае.
— Он отобрал ее у меня. Буквально силой, — пробурчал Джеймс парте въевшееся уже в мозг оправдание.
— Не начинай, — фыркнул Блэк.
Потеря карты была не страшна — память Блэку пока не отказывала, и все ходы он помнил наизусть и без этого. Куда больше было задето самолюбие — они столько работали над своим детищем, и теперь все досталось импотенту Филчу. Несправедливый жестокий мир.
Блэк вздохнул и шаркающими шагами поплелся к портрету. До Лунатика ему не было никакого дела. Он хотел найти Еву.
*
Башня Когтеврана, покои природных колдунов
— Быстрее, быстрее же!
Сириус задумчиво остановился у дверей когтевранской спальни. Это была комната Евы, и из нее всегда доносились какие-то… звуки.
— Да, черт тебя побери! ДА!
Сириус вздохнул. Пусть это и клише, но девчонки в процессе действительно ничего умнее придумать не могут, кроме как: «Да», «Еще» и «Я люблю тебя, Сириус Блэк». С другой стороны, не трактаты же по трансфигурации они должны зачитывать.
Сириус дождался окончательного, завершающего — а он в них разбирался — стона и как ни в чем не бывало постучал. За дверью послышалась возня, невнятные бормотания и наконец крик Евы:
— Заходи, кто бы ты ни был!
Сириус и зашел.
На развороченной кровати восседала рыжая Кавендиш. Простыня была разорвана явно звериными когтями, деревянная спинка нещадно ободрана, покрывало висело в противоположном конце комнаты на вазе, а измятые подушки валялись прямо у ног Блэка.