Он был сильнее.

Что бы она не строила из себя всякий раз, не изображала, не пыталась доказать — он был сильнее.

Он был зверем. А она — девочкой, которая привыкла убегать от монстров. От своих собственных и от чужих.

Но в этот раз убежать не удастся.

Все это было неправильно, но остановиться Ремус уже не мог. Смог бы, если бы не был переполнен амортенцией, смог бы, если бы она сказала «Нет».

И она говорила, говорила… Но как. Так слабо, неуверенно, провоцируя. В конце концов, он же не железный!

Мантия полетела в сторону, разорванная одним мощным рывком, далее последовало платье небесно-голубого цвета. Такое невинное, нежное, и тем самым тоже — еще больше провоцирующее.

Ведь он — первый.

Вот что, наверное, чувствует Блэк всякий раз, когда просто берет то, что ему захочется. Он чувствует себя первым. Люпину такое выпадало нечасто.

Шелковое белье скользнуло под пальцами, и он на мгновение остановился. Но только на мгновение.

Куда-то подевались бинты, быстро и проворно снятые с него тонкими ручками Эмили. Приятно ныли царапины, оставленные на коже ее острыми маленькими коготками. Горели губы, по телу разлилось кошмарное дикое желание.

Второй раз она так просто не уйдет.

Мир снова замедлился и опять ускорился, но в этот раз многократно сильнее. Люпин сдавил Эмили за бедра, с диким удовлетворением осознавая, что останутся синяки, мягко приподнял ее и направил. Он видел, как она откинулась назад, как заострились ее темные идеальной формы соски, как она приоткрыла рот в безмолвном стоне.

А может быть, и не в безмолвном. В ушах шумел целый прибой, будто совсем рядом с ним — стоит лишь протянуть руку — бился о скалы непокорный живой океан. Этим океаном была эта непонятная, встрепанная, тяжело дышащая девушка. Его Эмили.

Когда она упала рядом с ним совершенно без сил, он протянул руку, обнимая Эмили за плечи и прижимая к себе. Темнеющие пятна крови на простыне вызвали в нем вялое беспокойство, которое почти сразу растворилось в его расслабленном размягченном сознании. Воздух в палате мягко мерцал, иногда завихряясь в радужные спирали. Так было однажды — когда Блэк и Джеймс накурили его травой. Но сейчас… сейчас все казалось таким естественным.

Раздавшиеся со стороны дверей шум и возня не сразу привлекли внимание Люпина — ему было настолько все равно, что пусть хоть сам Дамблдор пожалует к ним в гости.

Но это был не Дамблдор. Все было гораздо, гораздо хуже.

Голоса стали громче, занавеска на ширме отдернулась, и Ремус услышал резкий отчетливый вздох. Так вздыхают женщины, готовые вот-вот упасть в глубокий обморок.

— Господи, — МакГонагалл прикрыла глаза и отступила, пошатываясь. — Господи, я больше не могу работать в этой школе. Это буквально выше моих сил!

Казалось, что профессор сейчас расплачется. Женщина, не открывая глаз, на ощупь повернулась, ненароком оперевшись рукой на лицо сопровождавшего ее Сириуса и чуть не выдавила тому глаз. Да так и вышла из Больничного крыла, опасаясь наткнуться на еще одну озабоченную парочку.

Сириус был куда более привычен к подобного рода зрелищам. Он нахально присвистнул, окинув взглядом гибкое худое тело Эмили, остановил взгляд на стройных бедрах, потом перевел глаза вбок, туда, где начиналось менее притязательное и явно мужское тело Ремуса, показательно скривился и вышел, насвистывая. Стоило ему захлопнуть за собой дверь, как Блэк расхохотался в голос, прекрасно понимая, что его преотлично слышно внутри палаты.

— Твои друзья… — нехорошо начала Эмили, приподнимаясь на локтях и фурией нависая над Люпиным. — Это просто кошмар во плоти! И декан твоего факультета, кстати, тоже.

— И это мне говорит девушка, чья подруга при первом знакомстве уронила на меня шкаф. — Люпин оставался абсолютно безмятежным. Его вообще сейчас было сложно растревожить.

Друзья ежемесячно видели его без одежды в ночи перед обращением, не говоря уже о том бесчисленном количестве раз, когда он сам заставал то Сириуса, то Джеймса в объятиях очередной красотки, иногда и на своей кровати. Простыни он при этом безжалостно сжигал.

— Нам не хватает здесь только Дамблдора, — вздохнула Эмили и уже перекинула было ногу через Ремуса, собираясь слезть с кровати, когда позади нее послышалось бодрое:

— К черту Дамблдора! Здесь явно не хватает меня! — Беата ловко перемахнула через подоконник, врываясь в комнату без лишних прелюдий.

Эмили только закатила глаза, молясь Кандиде Когтевран, чтобы та дала ей силы выдержать это испытание. Ремус недовольно завернулся в простыню — Беату он все же стеснялся.

— Ну же, светик, не стыдись! — продолжала изгаляться та. — Открой личико!

— Все переврала, — вздохнула Эмили. — Что ты здесь делаешь?

— Меня выгнали из Башни Когтеврана.

— А что ты делала в Башне Когтеврана?!

— Я ломала там стену.

— О, Мерлин! — взорвалась Эмили и, подхватив свои вещи и выдернув из-под Ремуса покрывало, вылетела из палаты. — Невыносимо!

Больничное покрывало за ее спиной развевалось словно флаг. В этот момент она была пугающе похожа на МакГонагалл — с таким же строгим возмущенным лицом, жесткой походкой и взглядом готовой к прыжку львицы. И отсутствие одежды нисколько не умаляло ее воинственности.

— Мисс Спринклс! — прогремел откуда-то издалека голос МакГонагалл. — А что вы делаете в Больничном крыле?

Как и всегда, от зоркой и внимательной Минервы не укрылся факт наличия Беаты в неподобающем для нее месте.

— У нас тут оргия, профессор! — беззаботно отозвалась слизеринка. — Присоединяйтесь!

— Тебе не жить, Беата, — миролюбиво сказал Ремус, «тонко» намекая на бестактность девушки по отношению к своему декану. Особенно после увиденного МакГонагалл.

— И тебе доброго здравия, волчок, — ухмыльнулась та и резво сиганула обратно через окно.

Ремус тяжело вздохнул и откинулся на кровати. Что-то подсказывало ему, что это еще не конец.

Здесь точно не обошлось без А&В.

Осталось только чуть-чуть подождать, и вот тогда-то события развернутся с полной силой.

***

Большой зал, вечерний ужин

— Ты слышал, слышал? Говорят, МакГонагалл ворвалась в палату прямо во время… ну, ты понимаешь. А там Люпин и эта Паркер!

— Неправда! Говорят, там еще Блэк был и Спринклс. И они все вместе…

— Да не может быть такого!

— А тебе-то откуда знать?! Тебя там не было. А Спринклс с Блэком уже давно «того».

— А это ты откуда знаешь? Участие принимал?

— Да об этом вся школа знает! Ты как будто только что из спячки вышел. Помнишь, было дело, когда Малфой ходил мрачный и злой целые сутки, чуть Круциатусом не приложил одного первокурсника. Так вот это и было как раз после того, как Беата и Сириус… ну… того.

— Того? — раздался низкий хриплый голос за спиной мальчишки и тот, молниеносно обернувшись, наткнулся на ироничный взгляд Сириуса.

— Ой! — оба друга рванули в сторону, поскользнулись и распластались на полу под одобрительный смех Блэка.

— Детишки, — снисходительно бросил он, проходя внутрь зала. Махнув рукой Джеймсу, он опустился на скамью гриффиндорского стола рядом с другом.

— Сириус! Сириус, что случилось, расскажи! — тут же посыпалось со всех сторон.

Все знали, что Блэка и Спринклс вызывал к себе Дамблдор, после чего обоих студентов буквально конвоировали до гостиных, но дело было, пока большинство учеников торчали на занятиях, поэтому расспросить Блэка еще не успели.

Сириус окинул сокурсников снисходительным взглядом, затем, явно рисуясь, откинул со лба волосы и, выждав пару секунд, сказал спокойным насмешливым голосом:

— Меня не исключили.

Кажется, какая-то особо чувствительная третьекурсница на другом конце стола упала в обморок от переизбытка чувств, после чего была немедленно окружена стайкой обеспокоенно щебечущих подруг. Блэк отметил, что отчего-то вместо слов слышит только невнятное кудахтанье.

— Ко-ко-ко, — говорили они, и Сириус раздраженно закусил губу.