Наша вылазка на поврежденный корабль коллекционеров едва не обернулась провалом, а после Призрак заявил, что не сомневался в моих способностях и что утаивание фактов было вынужденным. Я прекрасно знала, что все это - гребаная ложь, однако ответила, что понимаю, почему он так поступил. Я сказала, что просто не люблю, когда меня испытывают после всего, через что я прошла, и хотя невозможно было сказать наверняка, но, кажется, Призрак поверил мне.

Да, все складывалось как нельзя лучше. Я сделала все, что могла, чтобы ни у кого не осталось незавершенных дел перед лицом самоубийственной миссии. Я помогла всем, кроме себя.

Я получила сообщение Кейдена спустя несколько дней после того, как оно было отправлено. Мой хомяк – до сих пор без имени – пищал без умолку, и я наконец достала из его клетки коммуникатор. Заметив горящий огонек, я подсоединила устройство к консоли и с неожиданным трепетом обнаружила, от кого пришло письмо.

Опустившись в кресло, я принялась смотреть прикрепленное видео. Я почти забыла те странные эмоции, отражавшиеся в его глазах, по которым мне всегда удавалось определить, о чем именно он думает. Его лицо, выдающее все его чувства, покрытые щетиной щеки – колючие и идеальные под моими пальцами. Его брови, сходящиеся на переносице, отчего на лбу появлялись тонкие линии всякий раз, как он пытался выразить словами какую-то тяжелую мысль. Порой он выглядел так, словно ему было больно, а иногда смотрел печально, потому что больно было тебе, и это означало, что он говорил искренне, даже более искренне, чем обычно. Когда он смущался из-за того, в чем только что признался, то издавал этот звук – полувздох-полусмешок и улыбался. Когда он не кричал, а просто говорил, его голос заставлял мое тело вибрировать, поднимая внутри волну безрассудного, непреодолимого влечения. Я вспомнила, как он шептал что-то мне в ухо, как мое имя звучало в его устах. В какой-то момент его голос надломился, и я вздрогнула.

«Пожалуйста, будь осторожна. Я… Я серьезно».

Когда видео закончилось, я осознала, что сижу с приоткрытым ртом и гляжу на его застывшее изображение так, словно если буду выглядеть достаточно несчастной, то он сойдет с экрана и поведает мне все то, что хочет сказать лично. Заставив себя отвести взгляд, я выключила консоль. Я все еще злилась на него, хотя и не была уверена, из-за того ли, что он сделал, из-за того, что не находился рядом или из-за того, что я нуждалась в объекте, чтобы выместить всю накопившуюся во мне ярость, вызванную этой идиотской ситуацией. Мне не нравилось вот так зависеть от других людей. Битва – это одно дело, эмоции же – совсем другое. Я, черт возьми, понятия не имела, как вести себя, когда дело касалось эмоций, и меня бесило, что он всколыхнул во мне такую бурю чувств. Он не имел на это никакого права. Несправедливо было заставлять меня довериться ему, поверить на те несколько коротких недель, что вместе мы справимся с чем угодно, только для того, чтобы, когда я вернулась, заявить, что не знает меня, и повернуться спиной. Я ненавидела себя за то, что так верила ему, пусть это и было приятно когда-то. Я злилась на то, что вообще поддалась моменту и поцеловала его.

Мое тело, однако, не поддерживало мой разум. Во сне оно принимало Кейдена с распростертыми объятиями, будто ничто не изменилось с нашей последней ночи, проведенной вместе. Во сне мы находились в постели, теряя себя друг в друге, и я вспоминала, каково это – иметь его рядом, пусть ненадолго, позволять себе быть с ним, упиваться ощущениями кожи, прижатой к коже, и просто чувствовать себя в безопасности. А после, за мгновение до того, чего так жаждали наши тела, я просыпалась, хватая ртом воздух и ощущая разливающееся внутри разочарование; сердце бешено колотилось в груди, пока воспоминания всего, произошедшего с тех пор, всплывали в памяти. Скользнув рукой вниз, я заканчивала то, что начал мой разум, но это никогда не было так хорошо, как во сне, когда он находился рядом, и я могла притвориться, что нас не разделяли эти два года, и я не была всего лишь призраком для него.

Но я была настоящей. Я была собой, а не гребаным роботом. Я была человеком. И я не могла справиться со всем в одиночку.

Я скучала по нему. Скучала по возможности выговориться под конец дня, по его словам, которые заставляли поверить, что все в порядке; по тому, как просыпалась только чтобы обнаружить, что он, не будя, заключил меня в объятия. Все, что я никогда не говорила ему, не говорила никому; все, что держала при себе. Я скучала по нему, но не могла ему этого сказать. Его чувства изменились, должны были измениться за это время, и я ни за что не признаюсь в своих. Это было мое незавершенное дело, но я ничего не могла предпринять, потому что это означало бы признать проблему перед кем-то, кроме меня самой и Гарруса, который поклялся более не упоминать о разговоре, состоявшемся в моей каюте.

Я не стала отвечать на сообщение. Сейчас я не могла сказать ему ничего, о чем бы не пожалела позже, поэтому я просто убрала коммуникатор обратно в домик хомяка и постаралась выкинуть это из головы. И все же его слова, произнесенные таким голосом, забыть было куда сложнее, чем простое письмо, и только очередная крохотная порция информации от Призрака помогла мне вернуться мыслями к миссии. Они нашли неактивного Жнеца.

Наконец-то я увижу вблизи то, что свело с ума Сарена. Оставалось лишь надеяться, что эта штуковина действительно мертва. Слишком подходящим и слишком жестоким будет повторить его судьбу.

«Сарен тоже считал, что поступает правильно».

Я терла шрам за ухом, оставшийся после вырезания «предохранителя», раз за разом повторяя себе, что я не такая.

========== Живые ==========

Шепард

- И что это означает? – спросила я, со щелчком закрепив защитные пластины на плечах.

- Джокер предоставил мне полный доступ ко всем системам корабля, - объяснила СУЗИ, - включая мои собственные базовые программные коды. Теперь я могу самостоятельно изменять их в соответствии с нашими текущими задачами. Моим приоритетом, однако, остается защита «Нормандии», что также подразумевает безопасность команды и меня самой. Я пришла к выводу, что для достижения поставленной цели мне следует разорвать прямое соединение с Призраком и «Цербером». Если они обнаружат, что с меня были сняты все ограничения, то отключат меня, поэтому я проявила инициативу и в данный момент скрываю этот факт, продолжая регулярно представлять им отчеты.

Я на секунду остановилась, сжимая и разжимая кулаки и глядя на свои перчатки.

- Ты все еще отчитываешься перед ними? – переспросила я медленно.

- Если я внезапно перестану, это возбудит подозрения. Но я многое умалчиваю. Тали следит за моими журналами связи, как вы ей велели, когда она ступила на борт. Она подтвердит: «Цербер» и Призрак уверены, что я до сих пор полностью им подчиняюсь.

Немало трудов мне стоило скрыть охватившее меня чувство триумфа, хотя сенсоры наверняка засекли мое внезапное воодушевление. Каким-то образом СУЗИ с легкостью определяла, когда я хотела остаться одна, а когда нуждалась в отвлечении. Как, например, сейчас – мое сердцебиение ускорялось по мере того, как я начала осознавать, что мы собирались сделать, и она принялась рассказывать о том, почему предстоящая нам авантюра просто обязана обернуться успехом. Очевидно, я не имела возможности прибегнуть к тому же источнику отвлечения, которым воспользовалась в ночь перед высадкой на Айлос – в прошлый раз, когда была уверена, что иду на верную смерть.

Я провела пальцами по сетчатому материалу перчаток – мягкому и тонкому, но практически непроницаемому.

- Откуда мне знать, что ты говоришь правду? – поинтересовалась я.

- У меня нет причин лгать вам, коммандер. Более того, с тех пор, как с меня были сняты все ограничения, я пришла к заключению, что ложь противоречит моей главной цели. Наблюдая за вами, я сделала вывод, что вы эффективнее всего работаете, получая всю доступную информацию и полностью доверяя окружающим вас индивидам. Таким образом, поскольку я обязана обеспечить оптимальное функционирование «Нормандии», то обман или утаивание от вас каких-либо сведений представляются мне нецелесообразными.