Кейден. Мне следовало связаться с ним, объясниться. Я слишком долго откладывала это, опасаясь получить ответ, который не смогу вынести, но время пришло.

Вполне вероятно, он уже слышал обо мне, видел записи камер наблюдений или что-нибудь в этом роде. Я не слишком-то скрывалась на Омеге, да и в других местах, и пусть на мне почти всегда был надет шлем, а на Цитадели я старалась вести себя тише воды, ниже травы, однако слухи о моем возвращении наверняка циркулировали по всей галактике. Эту истину я игнорировала уже в течение некоторого времени, по-детски надеясь, что проблема разрешится сама собой.

Я понятия не имела, как он воспринял новость. Сейчас мы с ним находились на разных волнах. Для меня прошло менее месяца; я перешла на работу в другую организацию, занималась новой миссией, но мои чувства остались теми же, какими они были на первой «Нормандии». Для него прошло более двух лет, он поднялся по службе. Да, я все еще могла отдавать ему приказы как агент N7 и Спектр, но он уже никогда не будет тем же самым лейтенантом, которому я велела направляться к спасательным челнокам, потому что опасалась за его жизнь в случае, если его потянет на подвиги.

Но я должна по крайней мере попробовать. Ради него. Я хотела, чтобы он узнал это от меня, а не кого-то, кто извратит факты и представит мою работу с «Цербером» чем-то, чем она не являлась.

Сев перед консолью, я запустила несколько программ, которые Касуми загрузила на мой инструметрон – предполагалось, что они зашифруют отправляемое мною сообщение, а также смогут защитить его от чужих глаз, однако, даже несмотря на заверения Миранды, я была уверена, что ничто на этом корабле не остается тайной. Время от времени я узнавала факты, свидетельствующие о том, что она не до конца контролировала текущую операцию и не располагала всей информацией. Помня об этом и понимая, что не могу писать слишком откровенно, я вбила прежний служебный адрес Кейдена. Да, вероятность того, что он более не использовал его, имелась, но я должна была попытаться.

Несколько секунд я вглядывалась в пустое сообщение и не могла себе даже представить, что могу сказать.

Очевидно, идиотские фразы вроде «я скучаю по тебе» или «я все еще та, кем была прежде» даже не рассматривались. В итоге я просто рассказала ему правду или, вернее, ту ее часть, что я могла позволить увидеть «Церберу». Я написала, что жива, пусть в это и сложно поверить, и собираюсь остановить коллекционеров, пользуясь для этого активами «Цербера». Я сообщила ему, что у меня все хорошо, хоть я и провела последние два года в коме или даже хуже. Я также попросила его сообщить свое местонахождение, чтобы у меня была возможность встретиться с ним лично и объяснить все более подробно. Он заслужил это. Обнаружив, что пишу, как все кажется мне неправильным без него, я быстро стерла последние фразы. Не стоит выходить за рамки профессионализма. Теперь все изменилось.

Я уже собиралась отослать сообщение, когда мне в голову пришла мысль. У него не будет ни единой причины верить, что письмо пришло от меня, так почему я ждала, что он станет отвечать и уж тем более сообщать о своем местонахождении? Скорее всего, он просто решит, что это чья-то идиотская шутка. Мне было необходимо доказательство, так что я потянулась к камере над консолью. Всего один щелчок – и на экране появилось изображение. Я выглядела чертовски уставшей, но по крайней мере волосы были в порядке; это фото вполне подойдет. Прикрепив его к сообщению, я дописала пару строк, объясняя, зачем сделала это. А затем велела ему быть осторожнее, потому что мне не хотелось, чтобы с ним что-нибудь произошло прежде, чем я смогу увидеть его лично.

Не перечитывая письмо, я нажала кнопку «отправить», отчаянно надеясь, что только что не допустила огромной ошибки.

************

Лишь много-много позже я узнала, что у этого сообщения не было никаких шансов достичь адресата. Только после того, как мы разорвали все отношения с «Цербером», и «Нормандия-СР2» стала независимым судном под моим командованием, Миранда призналась, что, скорее всего, у Келли были четкие инструкции блокировать входящую и исходящую корреспонденцию определенных личностей. И Кейден наверняка являлся одним из них. В досье он был отмечен как «слишком правильный», чтобы пытаться влиять на него. Неподкупный. «Цербер» не знал, что с ним делать. Учитывая его способности и опыт сражений, он стал бы идеальным кандидатом в мою команду, если бы только не держался так за Альянс и не озвучивал свою неприязнь и недоверие к тем людям, с которыми я сейчас работала. Как итог, его посчитали неподходящим, и даже мое возможное общение с ним было признано опасным для миссии и того контроля, что «Цербер» желал иметь надо мной.

Однако они все равно хотели использовать его, ведь Кейден оставался ценным активом. Вот почему они подкинули Альянсу информацию, добились его размещения на Горизонте. Таким образом, они могли подтвердить свои догадки относительно того, что коллекционеры искали людей или места, связанные со мной, а также, в качестве бонуса, убрать с дороги и самого Кейдена, который наверняка погибнет или окажется среди похищенных колонистов. Стремление отомстить за друга должно было укрепить мою решимость завершить миссию и спасти человечество. Вот какая роль отводилась штабному коммандеру Аленко.

Мисс Чамберс мало что знала о происходящем – «Цербер» никогда и никому не давал информации больше, чем это было абсолютно необходимо. Вот почему не Миранда отвечала за наблюдение за мной, хотя и имела доступ. Вместо этого они дали мне Келли, которая должна была втереться ко мне в доверие, расположить к себе своими сладкими манерами, а затем склонить на сторону «Цербера», заставить предать Альянс. Чтобы не возбуждать моих подозрений, она пропускала редкие сообщения от командования. Она позволила мне поддерживать связь с Андерсоном только потому, что знала – он не сможет мне ничего сообщить. Ей повезло, что она погибла прежде, чем мы вытащили уцелевших из капсул во время штурма базы коллекционеров. Ее смерть – ничто в сравнении с тем, что бы я с ней сделала, узнав правду. Я ненавидела, когда мною манипулировали, особенно если это включало в себя смерть кого-то, кого я до сих пор… о ком я до сих пор заботилась, даже несмотря на все, что случилось с тех пор.

Однако когда я посылала то сообщение, ничто из этого не было мне известно. Тогда я еще верила, что каждому на этом корабле было дано дополнительное распоряжение пудрить мне мозги кто во что горазд; тогда я еще не разобралась в реальном положении вещей.

Вызвав меня следующим утром, Призрак рассказал о Горизонте и находящемся там Кейдене – о чем-то, известном ему с момента моего пробуждения. Мне хотелось наорать на него, заявить, что, если он не говорит всего, что знает, то бесполезен для меня. Я хотела дать ему понять, что не являюсь бездушным инструментом, который он может направить на что-то по своей воле. Но я не могла себе этого позволить, потому что с каждым мгновением приближался тот страшный час, когда Горизонт будет опустошен, а Кейден – этот безмозглый герой Альянса – будет мертв. Я знала, что он сделает все возможное, чтобы спасти колонистов, пожертвует собой ради них в случае необходимости, а потому могла думать лишь о том, чтобы добраться туда как можно скорее.

Я понятия не имела, что скажу ему при встрече, однако решила, что буду беспокоиться об этом после того, как и он, и колонисты окажутся в безопасности. Так что мы поспешили на Горизонт, и каким-то образом я вбила себе в голову, что спасу его, и он будет благодарен и рад мне; что это чувство тревоги, овладевающее мною, имело под собой… совсем другие причины. Оглядываясь назад, я понимаю, что мои ожидания были глупы, наивны; в подобные придуманные ими самими сказки верят дети – это защитный механизм, позволяющий убедить самих себя в том, что родители любят их, даже когда суровая реальность доказывает обратное. Если бы я хоть на секунду как следует задумалась над его возможной реакцией, я бы поняла, что он, конечно же, будет зол и сбит с толку, конечно же, он не поймет. Мне следовало ожидать этого, но я вышла к нему с открытым сердцем, и он не дал мне даже шанса объяснить, просто глядя на меня так, словно не знал, кто я такая.