«Я рад, Шепард», - говорит он спустя некоторое время.

«Не стоит, я делаю это только ради бесплатных пушек и блестящих медалей». – Я стараюсь усмехнуться, показать ему, что для меня в этом нет ничего личного, что мне все равно, но усмешка превращается в искреннюю улыбку. Андерсон наверняка видит меня насквозь. Он никогда не покупался на мои россказни.

«Пусть так, но я все равно рад, что ты остаешься. Альянсу нужны такие солдаты, как ты».

Я поворачиваюсь, опираюсь на барную стойку и указываю на себя.

«У Альянса уже есть такой солдат, как я».

«К счастью, - произносит он, выглядя вдруг серьезным, - сейчас имеется отличная возможность для тебя проявить себя. Совместный с турианцами проект, и твой статус N7 может помочь, если ты…»

Я поднимаю руку, прерывая его. Для стороннего наблюдателя мое действие покажется грубым, но мы с ним понимали друг друга. И я снова улыбаюсь. Наверняка это делает меня милой, в кое-то веки.

«Ладно, - говорю я, протягивая руку, чтобы взять выпивку, появившуюся позади меня. – Утвердите мою кандидатуру, скажите, что делать, и все такое, только… давайте не будем говорить об этом сегодня. Я хочу отметить тот факт, что прожила так долго и не оказалась в тюрьме».

Андерсон задумчиво кивает.

«Что ж, справедливо».

Осветленные пряди падают мне на глаза, и я движением головы откидываю их назад. Пожалуй, завтра нужно постричься. Пальцами я заправляю волосы за ухо. Может быть, не стоит состригать все, а только по бокам. Будет похоже на лезвие пилы. Если я собираюсь стать лучшим агентом N7, то могу заодно стать и самым узнаваемым.

Пару месяцев назад Лука сказал, что ему нравятся мои светлые волосы, и я бросила на него буквально сочащийся ядом взгляд. Я сказала ему, что если когда-либо меня заинтересует его мнение о моей прическе, то я, черт возьми, спрошу. Спустя несколько минут я затащила его в пустующую каюту, действуя внезапно весьма агрессивно, и мы трахнулись на узкой койке. С тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала. У меня отлично получается сбивать их с толку. Думаю, если буду продолжать вести себя с ним в том же духе, то смогу удерживать поблизости и заставлять делать то, что хочу, без лишних вопросов с его стороны. Идеальные отношения. Я ненавижу, когда они пытаются понять меня. К счастью, Лука столь же проницателен, как чурбан, а потому принимает меня за ту, кем я хочу казаться. Я рада, что сегодня его нет поблизости. Сегодня я настроена на лирический лад и не желаю общаться с ним.

Я собиралась выпить в одиночестве, но Андерсон нашел меня в баре и напомнил об одной вещи, над которой я и сама некоторое время раздумывала. Он хотел узнать, что заставит меня остаться, но я ответила, что останусь просто так. Я хотела остаться. Произнеся эти слова вслух, я осознала, что они являются правдой. Я хотела остаться, хотела продолжать служить. Все равно я не знаю ничего, кроме службы.

«Это забавно, - произносит Андерсон, глядя на свой стакан. Я вопросительно поднимаю брови в ожидании продолжения. – Четыре разных человека говорили мне признать тебя негодной и вышвырнуть прочь из программы, вернуть в тюрьму. И это только в первый год».

Я усмехаюсь. По правде говоря, не вижу в этом ничего забавного, но, учитывая, что я до сих пор здесь, его слова можно счесть комплиментом. Впервые попав под его командование, я была просто несносной. Я намеревалась превратить их жизни в сущий ад, продержаться только за счет своих умений и вовсе не собиралась меняться. Мне едва стукнуло двадцать один, и я не уважала никого – даже себя. В первый раз, когда я попыталась выпендриться, показать этому новому командиру, насколько свирепа, он уложил меня на обе лопатки и прорычал в ухо, что я вовсе не так уж хороша, как сама считаю. У меня ушло несколько лет на то, чтобы успокоиться, но в конце концов я осознала, что добиться его уважения гораздо важнее для меня, нежели доказать вселенной какую-то свою идиотскую идею.

- И почему вы этого не сделали? – любопытствую я. – Я бы сама себя вышвырнула. Хотя, нет, я бы сначала застрелила себя и обставила все как несчастный случай.

Глядя куда-то мимо меня, Андерсон пожимает плечами.

«У меня было предчувствие насчет тебя. Я видел в тебе потенциал. Помню, мне как-то сказали, чтобы я не мучился с тобой, если не хочу, и я ответил… я ответил: «Однажды вы поймете. Эта девочка удивит вас всех. Она совершит то, о чем мы можем только мечтать. Однажды она докажет, что мы все ошибаемся на ее счет».

«Однажды, малыш, ты можешь спасти мир», - цитирую я слова, которые как-то раз он сказал мне.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал саркастично, почти что насмешливо, но правдивость его изречения не давала мне покоя, и даже несколько недель спустя я продолжала недоумевать по поводу того, что он имел в виду. Наконец я поняла, что таким образом он дал мне знать, как сильна его вера в меня – несмотря ни на что. Тогда он бросил это, будучи в гневе – как я осознала гораздо позже, практически на грани разочарования – потому что я отказывалась переставать вести себя, как угрюмый подросток. Он кричал, что я даже не стараюсь, что я позорю Альянс и, что гораздо важнее, саму себя. У меня слишком большой потенциал, чтобы зря растрачивать его. Он защищал меня все это время. Я должна ему так много.

Он тихо смеется – мой тон заставляет эти слова казаться почти чрезмерно искренними, слишком значимыми, а поскольку теперь я взрослый человек, отказавшийся от попыток уничтожить себя и все меня окружающее, подобная эмоциональная искренность представляется неуместной. Он все еще мой командующий офицер, но мы равны – он и я. Наше взаимное уважение глубоко.

«Я и правда имел это в виду, - говорит он, вновь опуская взгляд на стакан. – Я многого ожидал от тебя. До сих пор ожидаю».

«Я уже спасла мир, - заметила я, широко разводя руками, хотя мои локти по-прежнему опирались на столешницу. – Помните? Та хрень с Элизиумом, моя Звезда Земли. Если это не доказало, что все ошибались на мой счет, то я не знаю, какие еще доказательства привести».

«Стало быть, ты считаешь, что все позади? – спрашивает Андерсон с неподдельным интересом. – Считаешь, что выше тебе уже не прыгнуть?»

У меня создается впечатление, что он знает больше, чем говорит, что он испытывает меня, хочет увидеть мою реакцию. Я не знаю, что ответить. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, и я остро ощущаю, как много ему известно о моем прошлом.

«Зачем ты хочешь остаться?» - этот вопрос он задает прежде, чем я успеваю ответить на предыдущие. Это хороший вопрос. Все ответы связаны воедино.

«Потому что уверена, что могу добиться большего, - отвечаю я, стараясь говорить честно и не кривить губы в саркастичной ухмылке, превращая все в шутку. – Я… Я не думаю, что все позади. Даже так: я знаю, что у меня еще все впереди. – Я выпрямляюсь, внезапно полная решимости доказать ему, что не собираюсь возвращаться в прошлое, что не собираюсь просто дрейфовать. – У меня еще все впереди, сэр. Я остаюсь, потому что Элизиума было недостаточно. Потому что я хочу большего, я хочу достичь большего. У меня еще все впереди».

Он смотрит на меня очень внимательно, и я понимаю, что что-то происходит. Он хочет, чтобы я осталась по какой-то определенной причине. Он хочет знать наверняка, что если он поверит в меня, я не подведу. Он кивает, и я осознаю, что прошла тест.

Этот момент слишком серьезный. Слишком серьезный для дня рождения.

Я ухмыляюсь и поднимаю стакан.

«Кто, черт возьми, может знать, Андерсон, возможно, я удивлю даже вас».

************

Когда я выглянула в окно, небо было залито золотым солнечным светом, словно окутывающим редкие облака и землю в теплое покрывало. Трудно поверить, что это то же самое небо, на которое я смотрела в детстве, прижав ладошки к грязному и покрытому трещинами стеклу и задаваясь вопросом, есть ли в этом огромном и неизведанном мире хоть что-то хорошее для меня? Я побывала во всех уголках галактики, столько всего увидела, но в конце концов снова оказалась на Земле – планете, на которой я родилась и которую только сейчас начала считать своим домом.