В этот самый момент Локи направил всю мощь Ларца на Трима. Сила его была непомерна, она могла причинить вред даже своим обладателям. Она была ожесточеннее мороза. Свирепый ветер вмиг поднялся в помещении, который не давал прохода, не давал Триму даже дернуться вперед или в сторону. Мороз не причинил ему никаких последствий, но резкий порыв ветра поднял его в воздух, и тот полетел к огромной каменной стене и ударился об неё так сильно, что послышался даже хруст его костей. Беспомощно царь повалился на пол, из его груди рвался хриплый стон, а все тело сковало болью. Однозначно, что и руки и ноги его были переломаны.
Внезапно все закончилось. Локи убрал Ларец, вновь спрятал его с помощью магии так же, как и достал. Все стихло. А затем, любуясь своим деянием, словно произведением искусства, с демонической и презренной улыбкой он взглянул на остальных, жавшихся в темных углах ётунов, которые боязливо взирали на Фенрира и его хозяина.
-Я - сын Лафея, Локи из Ётунхейма! И я пришел сюда за своим, за тем, что принадлежит мне по праву! Я - наследник трона! И вам следует подчиняться мне! Ибо моя сила безгранична и с каждым разом все растет. Вы присягнете мне в верности или падете ниц! - Его грозный голос был слышен всему Ётунхейму, даже горы на горизонте содрогнулись от его речей, от речей прямого царского потомка. Локи подошел к упавшему Триму, что с трудом двигался, полз по полу, как насекомое, которому оторвали конечности. Сквозь зубы ётун процедил:
-Жалкий и ничтожный обманщик…
По губам Локи пробежала змеиная улыбка. Он ближе подошел к искалеченному ётуну.
-Я пришел к тебе, чтобы оказать помощь, но ты отказался от неё, пытаясь уничтожить меня. Ты неблагодарен, Трим, и за это будет наказание. - Локи вытащил из ножен блестящий меч, и вдруг кто-то очень храбрый ринулся на помощь царю, кто-то из воинов, но Фенрир быстро остановил его, издавая страшный рык, почти бросаясь на смельчака, который испуганно дернулся назад.
-Посмотрите и запомните, что будет с тем, кто посмеет мне перечить, - прошипел Локи, бросая свой взгляд на ётунов, а потом резко занес меч и отсек Триму голову, которая отлетела в сторону, стукнувшись от полуразрушенную стену. Поток синей, ледяной крови хлынул из шеи. Обезглавленное тело царя лежало в ногах мага, а кровь касалась его сапог. Он по-звериному скалился, рассматривая пугливые глаза ётунов, которые с ужасом наблюдали за этим, но были до упадка своего бессильны.
========== Глава 82 ==========
Огромная дверь, сплошь укрытая инеем, ледяная дверь с замысловатыми узорами мороза выросла перед Сигюн. Эта дверь была тяжелой, широкой, похожей на глыбу льда, казалось бы, что у ванки никогда не хватит сил её открыть, но однако девушка даже не думала сдаваться. Она убрала меч в ножны, в уверенности, что больше враги её не настигнут, щит закрепила на руке, а потом начала отодвигать тяжелую дверь в сторону. Та вначале была неподвижной, а затем все же поддалась напору Сигюн и плавно отъехала, образуя маленький, довольно узкий проход для ётуна, но достаточный для обычной девушки.
Войдя в просторное помещение, Сигюн не смогла разглядеть ничего, кроме темноты, не смогла услышать ничего, кроме шуршащего снега. Она всмотрелась и только позже различила, что где-то за полуобваленной стеной брезжит свет, издаваемый огнем. Дева, не задумываясь, пошла на него. Безопасности ради она все же не поленилась вновь обнажить змеиный меч, на котором свирепое существо непомерной длины снова блеснуло золотистым. Девушка делала шаг за шагом, выставляя оружие вперед, она шла все дальше, а огонь, зовущий её, чувствовался все ближе. Манил её к себе.
Наконец, миновав все коридоры, она увидела четкий отплясывающий огненный отблеск на стене. Чтобы увидеть так долго достигаемый свет, Сигюн оставалось только выглянуть из-за угла, что она и сделала с опаской. Её взору открылась холодная комната, хотя воздух был гораздо теплее, чем снаружи башни и в коридорах, но от созерцания одних только голых и синих стен по коже бежали мурашки. Прямо перед ней стоял большой камин, в котором сиял тот самый терпкий огонек, уничтожая и сжигая до углей некрупные дровишки. Рядом с камином были сложены ещё целые груды этих дров, что небрежно лежали друг на друге. Все же Трим создавал, какие мог, условия для своей возлюбленной, но они не спасали от тоски по дому, родным краям и жгучего, просто невыносимого мороза…
В комнате не было окон, свет шел только от огня, что танцевал в камине, не было даже свечей. Пол был голым и таким же холодным, из мебели ванка смогла здесь найти только что-то сооруженное на подобие кресла и стола, а позже, когда она прошла вглубь комнаты, с осторожностью бросая на все ужасающий взгляд, она увидела широкое ложе, где было расстелено огромное количество шкур различных животных. Укутанная в эти шкуры там лежала маленькая, хрупкая девушка, которую Сигюн с трудом могла отличить от пуха и шерсти - до того она зарылась в них.
Девушка не видела свою гостью, она лежала, дрожа всем телом, и иногда из её груди рвался кашель. Сигюн подошла ближе, легко вздыхая теперь, понимая, что пленница жива.
-Эй, - тихо позвала она, в груди её от чего-то задрожало сердце, словно холод и до него добрался. Сигюн увидела, как девчушка взглянула на неё, вздрогнула и вжалась в постель ещё больше, наблюдая за ванкой пугливыми, как у загнанного кролика, глазами.
-Нет, ты не должна меня бояться, - промолвила Сигюн, подходя ближе, протягивая руки. Взгляд девчушки упал на меч, что ванка держала в руках. Заметив это, Сигюн поспешила его спрятать в ножны. -Не бойся меня, я не причиню тебе вреда.
-Кто ты такая? - подала голос юная дева, Сигюн теперь была совсем близко и могла разглядеть её получше. Это была темноволосая девушка, со слегка волнистыми и весьма длинными, рассыпанными по подушкам, локонами; её заплаканные глаза были невероятно красивыми, они отливали необычным сочетанием цветов: карие, с оттенком зеленого. Кожа её была бледной, почти белая, как снег, пухленькие губки потрескались от постоянного холода, шевелить ими она могла с трудом, собственно, как и говорить что-то, учитывая, что от холода у неё зуб на зуб не попадал.
Сигюн разглядывала сестру. Нет, они были совсем не похожи с ней, но Фрид отчетливо напоминала ей отца. Волосы ей точно достались от Ньёрда, такие же каштановые, но чуть темнее, а вот глаза, по всей видимости, принадлежат её матери, Катрин, которую Сигюн никогда не видела.
-Ты одна из ледяных великанов, что умеют менять внешность? - Из раздумий и временного помутнения мыслей Сигюн выдернул осевший голос девушки.
-Нет, я не ётунша, - ответила она, еле заметно улыбаясь.
-Ты - валькирия? Дева войны… - проговорила Фрид, указывая взглядом на боевое облачение и меч, что были у все такой же робкой в общении Сигюн.
-Нет, не валькирия, - снова отвечала ванка. -Я пришла сюда, чтобы спасти тебя, Фрид.
-Ты знаешь… мое имя?.. Ты что, мой ангел-хранитель? - глаза пленницы загорелись какой-то радостью, словно она увидела солнечный свет, который так давно не ощущала.
-Нет. Я вовсе не ангел-хранитель, дитя, - в этот момент Сигюн показалось, что перед ней ещё совсем маленький ребенок, совсем ещё девочка, как только что распустившийся цветок, который прямо на глазах погибает, который требует отчаянно защитить. -Я твоя сестра.
Пару секунд Фрид недоуменно глядела перед собой, а затем сказала:
-Но у меня нет сестры, Леди. У меня никогда не было сестры, - покачала головой она, из глаз её хлынули слезы, а руки сильнее сжали покрывало из шкуры.
-Есть, Фрид. Но это сейчас неважно, нам с тобой нужно как можно быстрее покинуть это место, - Сигюн присела на постель, и в этот миг девушка зашлась раздирающим горло кашлем, голос её захрипел ещё больше, на щечках заледенели слезы.
-О, небо, у тебя жар, - ужаснулась ванка, трогая лоб Фрид, та ничего не смогла ответить, почти задыхаясь от кашля. -Дорогая, ты сейчас должна встать. Попытаешься?
-Да, - она кивнула, не спеша, отбросила шкуры, и Сигюн увидела, что на девушке нет ничего, кроме тонкого белого платья в горошек, что липнул к её телу, совершенно не защищая от ужасного холода. Ванка незамедлительно стянула с себя плащ и укутала в него простуженную сестру. Девушка продрогла. Она вцепилась своими тонкими пальцами в ткань плаща, будто это была её последняя надежда на жизнь, однако она по прежнему не могла согреться.
