Трое юношей в ливрее остались. Они не двигались, смотрели в пол, стараясь слиться со стенами. У них это почти получилось, потому что омега совсем забыл об их существовании. Эдмунд обратился к ним, медленно выговаривая слова, они силились понять его, но тщетно.

Тогда омега подошел к главным дверям, которые тут же открылись слугами снаружи, и выразительно кивнул головой на дверь. Юноши несколько сникли, явно испугавшись, что не угодили господину. Эдмунд чуть мотнул головой, потом приложил руку к груди и чуть кивнул, словно благодаря. На лице одного парня проступила благодарность, они все втроем поклонились едва ли не до пола и вышли.

Эдмунд покачал головой, усмехнувшись. Да… если переводчика не будет на балу, то придется вспоминать те детские игры, в которых надо было загадать какое-то слово, а потом показывать его, объясняя, что ты загадал.

Зато скучно не будет точно.

Оставшись в одиночестве, Эдмунд стал разглядывать комнату. Она была по-королевски роскошной.

Голубые с кремовым стены слегка поблескивали из-за золотых нитей, образующих красивейший рисунок. Потолок был искусно расписан, казалось, что смотришь на чистое небо, а над тобой парят живые ангелы, готовые спуститься по первому зову. У стены стояло несколько стульев и столиков, они были очень изящными, из белого дерева. Был ломберный столик, в ящике которого омега обнаружил шахматы и карты, вокруг него было несколько стульев. В центре комнаты было два диванчика на три персоны с голубой обивкой, стоящих друг напротив друга и пара кресел с такой же обивкой. На стенах было несколько картин с изображениями пикников и сцен охоты. Комната явно подразумевалась как приемная.

Эдмунд прошел к следующей двери, попав в кабинет, судя по интерьеру. Здесь было два больших шкафа с книгами, медового цвета паркет покрывал ковер со сложным рисунком. Вся комната была отделана в красно-коричневых тонах. У окна во всю стену стоял большой дубовый стол и массивный, с виду удобный, стул. У камина, отделанного деревянной резьбой, стояли два кресла и столик.

Омега открыл последнюю дверь и попал в спальню. Сундуки Эдмунда были уже открыты, слуги торопливо развешивали дорогие наряды в огромный гардероб. Шкатулки с драгоценностями с большой осторожностью ставились на комод. Люди замерли, увидев Эдмунда. Среди них были и валлирийцы, и холмстарцы. Эдмунд кивнул, мол, продолжайте, и принялся бегло осматривать комнату, стараясь не выдать своего удивления и восхищения.

В центре стояла огромная кровать на столбиках с балдахином, который крепился к потолку. Было два огромных окна, балкон, с которого был прекрасно виден королевский парк. У стены стояло зеркало в полный рост в серебряной раме и трюмо из красного дерева. Пушистый белоснежный ковер, кресло и пуфик для ног. Все в насыщенно-зеленом цвете.

Слуги быстро распаковали вещи и ушли. Эдмунд сел на кровать, еще раз окинув взором комнату.

Ему было непривычно. В такой роскоши он чувствовал себя каким-то мальчишкой-посыльным, которого прислали с запиской в дом влиятельного человека, и теперь он вынужден дожидаться его в богато обставленной гостиной, воображая себя лордом. Но нет… Этим лордом был сам Эдмунд. Никто не зайдет в комнату без стука, не возьмет записку и не выгонит вон.

Теперь никто не посмеет войти, не постучав. Прикоснуться, не спросив разрешения. Заговорить без вежливости и некоторой подобострастности в голосе. Странно и дико.

Эдмунд встал и достал из нетронутой сумки папку с рисунками. Некоторое время он смотрел на родные лица и знакомые стены. Затем, решив, что и впрямь стоит отдохнуть, решил полежать.

*

Через пару часов пришла записка от главы парламента, в которой он спрашивал, чувствует ли в себе омега достаточно сил, чтобы совершить небольшую экскурсию по дворцу. Записку принес не просто слуга, а переводчик, который быстро написал герцогу, что Эдмунд вполне готов для экскурсии, и отнес записку адресату.

Омега принялся одеваться. Он выбрал простой элегантный костюм из шелка зеленого цвета, который состоял из нешироких брюк и удлиненной рубашки, подпоясанной длинной ниткой из крупных жемчужин, сплетенных в три ряда. Омега оставил волосы распущенными, только присобрал немного жемчужным ободком. Никаких других украшений он не стал надевать. Будет еще время. На ногах были мягкие белые туфли, а руки оказались облачены в тончайшие белые перчатки.

За дверью покоев омегу ждал переводчик, который следовал за ним как тень на протяжении всей прогулки с герцогом.

Оказалось, что королева Холмстара благоволит к искусствам, поэтому во дворце была ювелирная мастерская, где работали лучшие ювелиры страны. Приглашение в королевскую мастерскую считалось венцом карьеры. Так же была и художественная мастерская, в которой Эдмунд провел довольно много времени, рассматривая наброски, этюды и полноценные картины.

Также при дворе был свой театр и своя театральная труппа, которая каждый месяц ставила новый спектакль для Ее Величества и самых приближенных вельмож. Во дворце так же были и скульпторы, и музыканты. Под всех этих людей было отведено целое крыло.

Сам дворец был большим и светлым. Здесь была оранжерея и зимний сад, множество картинных галерей, приемных, два бальных зала, банкетный зал, который вмещал в себя шестьсот человек, не считая слуг. Было множество конюшен, даже площадка для какой-то странной игры, именуемой тамбуреллой.

Затем, когда до бала осталось три часа, герцог покинул Эдмунда, чтобы не мешать ему готовиться.

*

Эдмунд разрывался между нарядом из шелка цвета красного вина и костюмом из парчи темно-синего цвета с легкой россыпью жемчуга. Решив, что для первого бала красное - это слишком, омега остановился на темно-синем костюме. Затем принялся переодеваться. Брюки кончались у щиколоток, слегка зауживаясь к низу. Эдмунд любил крой такого рода, потому что он не мешал двигаться, но все еще оставался приличным, а не был на грани допустимого как наряды Ника или воздушные одеяния Эйдана. Штанины брюк оканчивались четырьмя нитками мелкого жемчуга, который щекотал ноги холодными случайными прикосновениями и слегка позвякивал при каждом движении. Жилет был с воротником, который тоже состоял из жемчуга и мелких сапфиров. Под него омега надел белоснежную рубашку.

Тут в дверь тихонько постучали, и в комнату осторожно заглянула горничная. Она была из тех, кто приехал с Эдмундом.

- Господину не понадобится помощь? - тихо спросила она, не поднимая глаз.

- Ты умеешь обращаться с длинными волосами?

- Да, мой господин, - так же тихо ответила горничная.

- В таком случае, - улыбнулся кончиками губ омега, который никогда не умел управляться со своими волосами, - мне действительно понадобиться твоя помощь, проходи.

Девушка закрыла дверь и нерешительно подошла к Эдмунду. Тот сел на стул перед трюмо и по-доброму взглянул на девушку через зеркало. Та робко улыбнулась и принялась перебирать волосы господина. Ее темные раскосые глаза не могли скрыть восхищения и восторга. Пальцы с большой осторожностью, едва ли не с нежностью касались золотых локонов.

- Как господин желает убрать волосы? - уже по-деловому спросила горничная, почувствовав себя несколько увереннее.

- Не представляю.

- Может быть, я, - тут она осторожно приподняла волосы с макушки, - подниму вот здесь, пропущу ленту, а все остальные волосы оставлю на спине? Или господин хочет что-то посложнее?

- Нет. Сделай так, как сказала.

И девушка принялась за работу. Ее тонкие пальчики уверенно приподнимали, переплетали, закрепляли. Она явно чувствовала себя, что называется “на своей территории”. Эти прикосновения почти успокаивали, Эдмунд чуть прикрыл глаза. Он услышал тихий шелест шелковой ленты, пропускаемой сквозь пряди.

- Готово, мой господин, - произнесла девушка.

Эдмунд открыл глаза.

Прическа была незатейливой, но очень элегантной, со вкусом. Волосы образовывали некий двухуровневый водопад. Самые длинные локоны свободно падали на спину, другая же их часть была красиво собрана на затылке и закреплена шпильками. Локоны были забраны не полностью, и волнами спадали на шею. Синяя лента на редкость удачно контрастировала с волосами.