— Вверх, малышка, — Милоса потрепала Лунного Духа по чешуйчатой «гриве», и рептилия тут же взмыла ввысь.
В этот раз Сапфира прибавила ход, поэтому в молодое лицо всадницы стал бить ночной ветер. Девушка раскинула руки в стороны и закрыла глаза, наслаждаясь потоками прохладного, пробирающего до костей воздуха, что старались как можно сильнее растрепать её волосы и заставить тело дрожать ещё больше.
На очередном пируэте эллинка покрепче уцепилась за поводья и потянула их на себя, давая понять своему хранителю, что нужно подняться ещё выше, в самые облака. Дракон без малейшего промедления ринулся вверх, со слабым свистом разрезая ночной воздух. Ещё один взмах и ещё один, а затем… рептилия вдруг сложила огромные крылья, откинулась на спину и устремилась в свободное падение, а затем ― такой же резкий и неожиданный уход в крутой вираж.
Все эти воздушные трюки, безусловно опасные для жизни и здоровья, тем не менее, приводили северянку в дикий восторг ― это были единственные минуты её жизни, когда она могла побыть наедине с собой, не обременённая заботами о дочерях и не занятая делами империи, когда она могла позволить себе снять маску безразличия и отдаться настоящим эмоциям, с удовольствием заливаясь искренним звонким смехом… Когда она могла просто побыть собой, а не очерствевшей от бесконечных правил амазонкой.
Когда полёт вновь выровнялся, Милоса потянула поводья вправо, разворачивая рептилию обратно к городу.
Путь назад занял гораздо меньше времени, поэтому наездница и дракон вскоре оказались на главной площади перед храмом Артемиды. Возле входа в святилище стояли две амазонки, вооружённые щитами и копьями. Поприветствовав их, королева зашагала прочь, держа за поводья Сапфиру.
Вскоре воительница привела рептилию в стойло, где спешно расседлала её. Почувствовав, что на спине нет никакого груза, дракон легонько толкнул девушку в бок, а затем отправился к куче сена, на котором так любил спать. Сапфира свернулась в огромный колючий клубок и через несколько минут в помещении стало раздаваться громкое сопение.
— Доброй ночи… — Милоса аккуратно повесила экипировку на её законное место и тихо вышла на улицу.
˜”°•. இ .•°”˜
Утро следующего дня. Остров Олух.
На архипелаге царило лето. Последнюю неделю жители Асгарда щедро одаривали олуховцев видом на безоблачное небо и солнечным теплом. Дневное светило было настолько редким гостем на острове, что сейчас без особого стеснения заглядывало в дома викингов, старательно пробуждая тех от крепкого сна. Но даже яркий пылающий диск не мог достаточно хорошо прогреть насквозь промёрзшую почву. Всё же лето на Олухе разительно отличалось от лета на Темискире: на Предполярных островах в жаркие месяцы всегда шёл дождь, порой сменявшийся градом, а температура редко поднималась выше порога «вроде тепло, но в то же время как-то холодно», да и свистящий ветер почти не покидал земли викингов. А вот владения эллинских воительниц в летние дни были особенно благословенными: тепло, лишь в редкие годы перераставшее в нестерпимый зной, царило здесь вплоть до листопадных месяцев, земля покрывалась густой изумрудной растительностью, а улетавшие в сторону южных стран птицы и драконы, не выносившие зимних холодов, спешно возвращались обратно.
На острове наступило очередное утро. Солнце ещё не успело встать, а викинги были уже на ногах: впереди всех ждал трудный день — разграбленная и почти полностью сожжённая драконами деревня требовала восстановления.
— Выше поднимайте! — голос вождя громом пронёсся по округе. Стоик командовал подчинёнными, отстраивающими оружейный склад, который был взорван одним из первых. — Шустрее! Впереди работы много.
После произошедшего селение было не узнать: разрушенные дома, взорванные склады с продовольствием, выжженная земля, всюду разбросаны чьи-то личные вещи, вроде недорогих украшений или обгоревших тряпок… В нос до сих пор бил металлический запах крови, а в воздухе застыл скорбный плач жён, мужей и детей, потерявших этой ночью своих родных и близких.
Солнце уже почти зашло за горизонт, а ужин в Большом Зале подошёл к концу, а потому вождь племени, Стоик Обширный, на широкие плечи которого за сегодняшний день свалилось проблем больше, чем за последние месяцы, устало брёл в сторону чудом оставшегося нетронутым жилища.
Оказавшись возле двухэтажного деревянного строения, мужчина придирчиво осмотрел его и зацепился взглядом за уродливо торчащий из бревенчатого стыка шип Змеевика. Сморщив нос и скверно выругавшись, воин вырвал эту дрянь из дерева и отшвырнул подальше, а после толкнул массивную дверь и переступил порог жилища.
По привычке оглядев большую комнату, будто бы ища кого-то, Стоик снял свой шлем и направился к очагу, горевшему посреди комнаты. Тяжело усевшись на лавку рядом с ним, мужчина хотел, было, отдаться воспоминаниям, но услышал позади себя тихие шаги. Обернувшись, он увидел Иккинга. Мальчик стоял в стороне, понурив голову, и не решался подойти к отцу.
— Сын? — строгий голос родителя заставил мальчика поднять на него взгляд.
— Пап… я… — изумрудные глаза юнца испуганно бегали из стороны в сторону и никак не могли найти точку, на которой можно было бы остановиться.
― Что ты? ― мужчина старался говорить как можно мягче, но даже при таком спокойном тоне Иккинг дёргался от каждого произнесённого отцом слова. ― Хорош лепетать. Я ничего не слышу.
— Я… это… па… прости меня… за вчерашнее… я… — слова юному викингу давались с большим трудом. То ли от страха, то ли от стыда, то от чего-то третьего.
— Почему ты ослушался меня и вышел на улицу?
— Я испугался… — мальчик виновато опустил голову.
— Испугался и поэтому полез в самое пекло сражения? — Стоик с недоумением взглянул на своего сына, который в последнее время вёл себя совершенно непредсказуемо и нелогично.
— Я… и-и-и-и… ис-спугался за… тебя, — слова не без труда сорвались с пересохших мальчишеских губ. Мужчина нахмурился ещё больше и со всей свойственной ему строгостью оглядел с ног до головы стоящего перед ним юнца. Но гневные морщинки почти сразу разгладились, а в глазах засияли тёплые огоньки.
— Иккинг, — рыжебородый воин встал со скамьи и подошёл к своему сыну. Обняв его, что вообще случалось крайне редко, мужчина продолжил: — Я былой вояка. Не за того ты волнуешься. — Отпрянув от мальчика, мужчина посмотрел на него сверху вниз. — Пойдём. — Взяв свой шлем, вождь не спеша направился к выходу из дома.
Иккинг неуверенно шёл позади, испуганно оглядываясь по сторонам и постоянно спотыкаясь о небрежно валяющиеся камни.
— А куда мы, пап? — зеленоглазый мальчишка подбежал к вождю и дёрнул его за полы широкой рубахи — он мог достать только до неё.
— Сейчас узнаешь, — Стоик бросил короткий взгляд на своего сына, а затем снова посмотрел вперёд. — А… Вот и пришли. ― Перед двумя викингами возвышалась старая кузня.
— А зачем нам в кузню? — мальчик дотронулся указательным пальцем до губ и смотрел на своего отца весьма удивлённо. — Мы будем ковать оружие?
Не отвечая на вопросы сына, мужчина прошёл внутрь помещения и принялся искать нужную ему вещь. Пока он занимался поисками оружия, Иккинг рассматривал мечи, копья, стрелы и различные инструменты, в беспорядке валяющиеся на столах. Через пару минут Стоик нашёл то, что искал ― два коротких лука и подходящие к нему по размеру стрелы. Взяв всё это добро, викинг быстро направился к выходу из кузницы, а мальчишка покорно проследовал за ним, ровным счётом ничего не понимая.
Отец и сын не спеша шагали к окраине деревни — ближе к лесу. Оказавшись возле чащобы, Стоик огляделся вокруг и заприметил одно неплохое дерево, которое могло бы послужить прекрасной мишенью. Всё это время его сын с интересом наблюдал за происходящим вокруг, нисколько не обращая внимания на своего родителя. В глубине души мужчина прекрасно понимал, что то, чем он сейчас занимается, в очередной раз с треском провалится, но решил попытать свою удачу снова.
