«И?..».

«Всё обошлось. Говард её перехватил, она отца ранила и теперь рыдает у него на плече. Рендалл всё-таки удалился, а, значит, скоро должен появиться. Встречай свою прелесть. Он придёт и сам обо всём расскажет, если, конечно, при его появлении ты захочешь говорить о чём-то подобном».

«Почему нет?».

«В этом костюме он нереально прекрасен. Даже я проникся. Ты и вовсе дар речи потеряешь».

«Только попробуй, Тони. И тебе не жить».

«Хм, вот уже и угрозы в ход пошли. Не волнуйся, Терренс. Соперника в моём лице ты не найдёшь. Меня по-прежнему тащит только от длинноволосых блондинок мужского пола».

«Тем лучше».

«Вот если он решит отрастить волосы…».

«Тони, я не шутил».

«Зато я – очень даже. И, кстати говоря, тебе всё-таки придётся придумать для меня новое приветствие. Старое теперь неуместно.

Терренс?

Терренс!

Всё с тобой ясно. Счастливого медового месяца, мистер Уилзи».

Терренс на послание не ответил, зачарованно наблюдая за тем, как открываются ворота – единственная преграда, оставшаяся между ним и Рендаллом.

Энтони не солгал.

В этом, несомненно, идеально подобранном костюме Рендалл выглядел так, словно только что сошёл с обложки модного каталога, призванного продвигать в массы наряды, необходимые для свадебных торжеств. Глубокий, насыщенный чёрный цвет ткани удивительно удачно подобранного смокинга подчёркивал красоту бирюзовых глаз и великолепно оттенял светлые волосы.

Рендалл, увидев Терренса, замер на месте, словно налетел на невидимую стену.

Как будто до этого момента сомневался в правдивости чужих слов и не думал, что Терренс действительно приедет за ним, а не отправится искать утешения в посторонних объятиях.

Или же просто не ожидал такого появления.

Терренс, в общем-то, неоднократно ловил себя на мысли, что его идея будет выглядеть не слишком уместной, да ещё и на фоне всего остального, однако не отказал себе в удовольствии провернуть задуманное, а потому стоял сейчас рядом со своей машиной при полном параде. Фрак, брюки, перчатки – всё белое, только обувь и галстук-бабочка – чёрные.

В руках он держал букет из тех же декоративных белых роз, дополненных несколькими веточками тёмно-бордовых, практически до черноты, орхидей.

Только что табличку со словами «Marry me» с собой не захватил.

Всю торжественность момента портила разве что Стелла – пятая, между прочим! – сидевшая у Терренса на плече и точившая оторванный розовый лепесток, сжимаемый обеими лапками.

– Ты, на самом деле, решил увезти меня отсюда? – спросил Рендалл, чуть склонив голову и с трудом удерживаясь от того, чтобы не засмеяться.

Он понимал, что недавний поступок, несомненно, не остался незамеченным, а, значит, впереди его ждут обязательные разборки с родителями, очередные вопли о неблагодарности, угрозы лишения титула и, как вариант, стремление Артура указать ему на дверь.

Впереди у него неизвестность, отсутствие перспектив, связанных с высшими учебными заведениями, и, возможно, презрение со стороны членов семьи Бартон, за исключением Элизабет.

Впереди…

Да много всего. Хорошего, плохого, значимого и не очень.

Впереди у него целая жизнь, которую он будет строить по собственному усмотрению, не прыгая на задних лапках перед родственниками и не выполняя их прихоти.

– Конечно.

– И куда же мы поедем?

– Куда пожелаешь, – с улыбкой произнёс Терренс, протянув ему руку. – Куда тебе будет угодно.

Рендалл преодолел расстояние, их разделявшее, за считанные секунды и замер напротив Терренса, не зная, что ещё может сказать. Сейчас у него на языке крутилось поразительно мало слов, всё красноречие и талант оратора внезапно приказали долго жить. Была лишь глуповатая улыбка на губах.

Терренс швырнул букет на заднее сидение машины, позволив цветам рассыпаться в произвольном порядке, обхватил лицо Рендалла обеими руками, несколько секунд пристально смотрел ему в глаза, растворяясь в этом цвете радужки. Наблюдая ту самую спокойную озёрную гладь, покорившую его когда-то и до сих пор не отпускавшую.

Он тоже молчал, ничего не говоря, понимая, что все слова будут лишними. Речь получится либо слишком эмоциональной, в духе театральной постановки, либо наигранно-весёлой, что в сочетании с недавними событиями, освещёнными в сообщении, смотрелось неуместно.

Он знал, что скажет всё немногим позже, когда они будут далеко отсюда, и никто не помешает им поговорить откровенно, не рискуя прервать в самый неподходящий момент, а сейчас просто склонился к Рендаллу и поцеловал его, прошептав:

– Добро пожаловать в семью Уилзи.

Как будто не сомневался ни на секунду, что Рендалл действительно станет частью их семьи, и эти отношения не развалятся уже через пару дней совместной жизни.

Как будто у него были какие-то гарантии.

Рендалл потянулся, чтобы снять с пальца кольцо, оставшееся после помолвки. Оно снова было у него на руке, но теперь, после прилюдного отказа от женитьбы на Кейтлин, уже совершенно не имело смысла и ничего не символизировало.

А от ненужных вещей следовало избавляться без сожаления.

*

– Я был бы очень благодарен, если бы хоть кто-то приоткрыл завесу тайны и рассказал, что за семейная легенда будоражит ум Терренса не первый год. – Энтони выразительно покосился в сторону Мартина. – Даже не знаю, кто бы мог мне об этом поведать?

– Какая легенда? – поинтересовался Трой, подойдя ближе к бывшим одноклассникам.

– Семейная. Чушь полная, на самом деле, – проворчал Мартин, который никогда в реальность этого предания не верил. – Та, по которой Терренс оценивает почти все свои отношения едва ли не с пелёнок, когда и отношений, как таковых, не заводил. Ничего в ней особенного нет. Связана она с историей появления школы и нашим далёким предком, который имел неосторожность влюбиться в одного человека, а жениться был вынужден на другом. Нельзя сказать, что брак тот, в итоге был несчастливым… Всё равно к моменту заключения союза первая любовь Роберта была мертва. Просто однажды супруга нашла его дневники, прочитала многочисленные записи, посвящённые школьным годам, и посчитала это персональным оскорблением – своеобразной пощёчиной.

– Боюсь представить, что там было написано, – хмыкнул Энтони. – Наверное, что-то вроде замечаний о супруге холодной, как лёд, и страшной, как смертный грех. А в противовес тому замечания о красоте дорогой сердцу… Не знаю, кого. Нужное имя подставить. И пылкой страсти, свойственной милым простолюдинкам того времени. Любовь в стоге сена, полевые цветы в волосах и…

– Не простолюдинки, нет. Алистер Стэнли тоже был аристократом, – сложив руки на груди, произнёс Мартин. – Они учились в одной школе, где, собственно, и познакомились. Алистер ударил Роберта ножом, а потом наведывался в лазарет, пытаясь принести извинения, опускался на колени, вымаливая прощение… В общем, со временем Роберт его простил, и из врагов они стали друзьями. И даже больше, чем друзьями. При жизни Алистер мечтал стать чёрной орхидеей. Не представляю, почему именно ею, да и не испытываю желания разгребать чужих тараканов, тем не менее.

Роберт видел смерть этого парня собственными глазами. Он гостил в то лето у семьи Стэнли, а потому стал свидетелем трагических событий. Алистер умер у него на руках, а незадолго до этого Роберт пообещал исполнить его мечту о превращении в несуществующий доселе цветок. На деньги нашего родственника была построена школа, названная «Чёрной орхидеей». А потом он эту орхидею ещё и чем-то вроде отличительного знака нашей семьи сделал.

В дневниках Роберта безумно много всего об этом Алистере, и Терренс, кажется, зачитал их до дыр, как только дотянулся до семейного наследия, после чего проел мне пересказом прочитанного все мозги.

– Отчего умер Алистер? – спросил Трой, из всего рассказа выделив именно этот момент.

– Неудачное падение с лошади во время охоты, – пояснил Мартин.