Теперь Терренс был уверен на сто процентов: о любви нет речи. Ни со стороны жениха, ни со стороны невесты. Они заключают брак по иным причинам, только им известным. И если позицию Кейт по данному вопросу Терренс более-менее понимал, то Рендалла – нет. Кейт жаждала ему отомстить, а Рендалл…

Рендалл, определённо, мечтал совсем о других вещах.

Если только они не придумали этот план прежде, изначально делая ставку на подобный исход. Рендалл соблазняет, привязывает к себе, а потом бросает безумно влюблённого неудачника и смеётся у него за спиной.

Терренс мог бы допустить реальность такого сценария, но понимал, что желание поверить в предложенный вариант станет очередным самообманом и попыткой отгородиться от неприятной реальности.

Он снова не мог думать ни о чём и ни о ком, кроме Рендалла.

Как и год назад, когда их отношения лишь проходили период становления.

Но, глядя правде в глаза, стоило покаянно кивнуть и сознаться: он никогда о Рендалле не забывал, думал о нём на протяжении всего года. Думал и после выпуска из школы. Каждый час, каждую минуту, каждую грёбанную секунду.

Он всеми силами стремился хоть как-то с ним поддерживать отношения, пусть и делал это нелепо, пытаясь сказать или сделать гадость, перебрасывая часть своего отчаяния второму участнику событий.

И, только оставаясь в одиночестве, мог позволить себе признаться, что это не попытка мерзкой натуры самоутвердиться за счёт более слабого игрока, зацепив его и унизив. Слабым был как раз он сам, не желающий расставаться красиво и относиться с пониманием к чужому выбору.

Сколько Терренс себя помнил, столько же старался играть в циника. Не быть таковым, а именно играть, старательно высмеивая других людей, совершающих те или иные ошибки, где-то в глубине души им сочувствуя. Он выдавал перед лицом посторонних заявления вроде тех, которые в дальнейшем подхватил Энтони, о скуке, отрицании сильных чувств, да и ещё миллионе разнообразных поводов, а в итоге сам оказался в ловушке. Сам скучал, сам любил и сам же страдал, несмотря на всю унизительность и незавидность положения.

Каждая мысль о приближении свадьбы Рендалла приравнивалась к острому осколку, вонзившемуся в сердце.

Сегодня словно все и всё сговорились против него, решив забросать новостями из жизни будущих молодожёнов.

В кабинете, на отцовском столе лежал ворох свежей прессы, полученной с утра и отложенной до лучших времён, когда у Альберта появится возможность с ней ознакомиться. Несколько газет, журнал узкой направленности, ориентированный исключительно на представителей профессий, связанных с образовательной сферой, счета, реклама салонов красоты, а ещё – мебельного и автомобильного, плюс несколько приглашений на свадьбу.

Терренс пересчитал их – ровно четыре, на каждого члена семьи. Кейт была столь великодушна, что не забыла о нём и тоже позволила присутствовать на празднике. Хотя, могла бы обойти вниманием, вычеркнув из списка.

Сначала Терренс хотел распечатать послание, адресованное ему, потом подумал немного и отложил в сторону. Чего он там не видел?

Всё тот же нежный фон и целующиеся птицы. Он, кажется, дыру на них прожёг, рассматривая макет, выбранный Кейт, на странице в социальной сети.

Терренс никогда не замечал за собой таких наклонностей, но, стоя рядом с отцовским столом, ясно представлял, как с особым цинизмом откручивает головы голубям, трепещущим в руках.

Правда, здесь основные ужасы вновь приходились на долю воображения.

В реальности всего-то дел – разорвать открытку в несколько движений на мелкие кусочки и швырнуть смятые обрывки в корзину, предназначенную для бумаг.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, он вновь потянулся к связке ключей, брошенной на столешницу. В одном из ящиков хранились письма, присланные университетами. Конечно, по-хорошему, следовало дождаться результатов тестирования и только потом выбирать, точно зная, куда можно податься, а куда дороги закрыты.

Но Терренс пребывал в состоянии сумасшедшей уверенности: несмотря ни на что, он сумел набрать высокие баллы, и выбор его в сравнении с предварительными результатами не особенно сократился. Возможно, остался на прежнем уровне, и он волен поступать куда угодно, нашлись бы только деньги для реализации тщеславных планов.

Куда именно Альберт задевал его письма, Терренс не ведал, потому открывал ящики по очереди.

С давних пор в большинстве из них хранилась важная документация, рассортированная по папкам, и Терренс не собирался к ней прикасаться.

Зная возможную реакцию отца, тут следовало не то, что не прикасаться, а даже не дышать на предложенные бумаги.

В первом интересующих писем не было. Во втором – тоже.

Терренс собирался закрыть его моментально, но тут зацепился взглядом за документы, лежавшие наверху. Финансовая отчётность, приуроченная к пятому и шестому термам. В принципе, Терренса эта сторона вопроса никогда не интересовала, и он собирался закрыть ящик, вновь повернуть ключ – строго два оборота! – но что-то заставило задержать взгляд, а потом вытащить папку, наплевав на негласные, но известные всем Уилзи, правила. Под ней обнаружились финансовые отчёты о поступлении средств за термы с первого по четвёртый. Доход, расход, спонсорские средства, закупка материалов, траты на ремонт и расширение образовательных баз.

Банковские реквизиты тех, кто совершал операции, оплачивая счета, выставленные «Орхидеей».

– Терренс?

Он медленно оторвался от изучения бумаг и поднял глаза в сторону говорившего. Несколько секунд смотрел на Мартина, а потом с облегчением выдохнул, несказанно обрадовавшись своей ошибке. Иногда он путал голоса отца и младшего брата – они были довольно похожи и по тембру, и по интонациям.

В телефонных разговорах, к слову, Альберта и Мартина путали как посторонние люди – родители учеников, решивших напрямую пообщаться с директором академии, так и старые знакомые.

Иногда это служило поводом для шуток относительно того, что Мартину просто на роду написано занять директорское кресло в «Чёрной орхидее». И Мартин посмеивался над этими заявлениями, пока шутка не потеряла актуальность, став для него реальностью.

– Что-то случилось?

– Хотел попросить тебя немного поторопиться, чтобы мама не просекла обман.

– Сейчас, – произнёс Терренс, вновь пробегаясь взглядом по финансовым отчётам.

Мартин перешагнул порог и плотно закрыл дверь, чтобы мать, проходя мимо кабинета, не устроила им допрос.

Подойдя к столу, Мартин посмотрел на выложенные папки и вскинул бровь. Терренс в точности скопировал это действие.

– Это мало похоже на письма из университетов.

– Марти, прошу тебя, не превращайся в отца. Не похоже, конечно, тем не менее…

– Что? Для чего тебе понадобились эти документы? Кстати говоря, я бы не советовал тебе трогать ту папку, в которой находятся сведения за два последних семестра. Отец не успел с ней ознакомиться и собирался уделить время всему этим вечером. Зато вчера дотошно всё рассортировал, и если ты нарушишь что-нибудь…

– Он снимет с меня голову, – продолжил Терренс, перебив Мартина. – Это давно известная вещь. Напоминать не обязательно.

– Извини.

Мартин замолчал и отвернулся, сунул руки в карманы и принялся изучать содержимое книжных шкафов. Они располагались вдоль обеих стен и были забиты под завязку самыми разнообразными изданиями, как научной направленности, так и беллетристикой.

Впервые заметив это, Мартин подумал, что в кабинете отец может просто прятаться от них. Когда они были маленькими и совершали сотню проказ в час, сложно было не сойти с ума от бесконечного топота, звона битых стёкол, когда они роняли очередную вазу или стакан, грохота, попыток догнать сбежавшую Стеллу за номером один, и криков, приуроченных к плану перехвата.

Терренс всех своих крыс называл Стеллами, а поскольку век крысиный оказался недолог, и питомицы умирали, проведя на свете положенное количество лет, нынешняя его любимица проходила под пятым номером.