Без суда и следствия.

Жаль только, что обстоятельства играли против него, отдав все козыри в руки Альфреда. Именно он мог смести Мартина с лица земли, вынеся ситуацию на обсуждение, тем самым уничтожив репутацию и академии, и её директора.

И если второе Мартин мог пережить без проблем, то допустить возникновение скандала, порочащего «Чёрную орхидею» – нет.

Он просто не имел на это права.

========== Глава 7. Тот, кто платит по счетам. ==========

В гостиной на столике стояла чашка – на самом дне остатки чая с кусочками клубники. Рядом лежали использованные ватные палочки, пахнущие антисептиком и частично окрашенные красным. Когда Мартин взялся обработать ранку, из неё вновь засочилась кровь. Кэндис шипел и матерился, но всё же смирился с необходимостью лечения.

После душа он переоделся в вещи Мартина. Благо, что комплекция и рост были почти идентичными. Рубашка и джинсы сели идеально. Не трещали по швам, но и не болтались, как на палке.

Кэндис, только оказавшись в квартире, осознал, насколько замёрз, несмотря на то, что из дома вылетел в куртке и обуви. Разуться он не успел, только что шарф размотал.

Притворная ласковость Альфреда быстро исчезла, уступив место истинным эмоциям, среди которых преобладала ненависть. Слушать Кэндиса Альфред не стал. Зачем это делать, если можно сразу выбить дурь из головы глупого отпрыска?

Стоя в ванной комнате, Кэндис внимательно разглядывал собственное отражение в зеркале. Снял грязную рубашку и не удержался от смешка. Тело было покрыто синяками – то тут, то там тёмные пятна, найти бы живое место.

Пострадавшую часть лица Кэндис продолжал закрывать волосами. Мартину приходилось придерживать их, чтобы не мешали проводить лекарские манипуляции.

Антисептик щипал отчаянно. Мартин и сам это знал, поскольку периодически обрабатывал им мелкие ранки. Ощущения были не из приятных.

Вскоре с лечением было покончено, и Кэндис вздохнул с облегчением, не скрывая радости, чем Мартина рассмешил.

Выпив предложенный чай, Кэндис устроился на диване, положив голову Мартину на колени и прижав к груди подушку. Глаза он закрыл, говорил тихо, без истеричной театральщины и заламывания рук.

Рассказывал о том, как его встретили. О фотографиях, брошенных в лицо, обвинениях Альфреда, очередной лекции, посвящённой неблагодарным детям. О сорванной – в перспективе – свадьбе, что так старательно устраивал Альфред, о том, что оплачивать последний триместр обучения в «Орхидее» глава семьи Брайт более не намерен. А ещё о том, что он, Кэндис, получит прощение только в том случае, если вернётся домой в ближайшие двадцать четыре часа, полностью признает правоту отца и пообещает никогда не думать о своих пристрастиях. В противном случае, пусть забудет о родственниках и о том, что именно ему должно было достаться кресло главы воздушной империи.

В ход шло всё, начиная от уговоров, заканчивая угрозами. Где-то в середине обсуждения промелькнули ультиматумы, но их было немного. Уговоров ещё меньше. Угрозы преобладали. Причём, касались они не только самого Кэндиса.

Досталось и Мартину.

Ожидаемо.

Они оба знали, что так будет.

Нелепо иметь джокера в рукаве и не попытаться пойти ва-банк, мирно приняв чужие условия.

Альфред был не из числа таких людей.

Он не принимал условия, навязанные извне, не прогибался под мнение посторонних. Он сам прогибал и сам навязывал.

Мартин бережно перебирал пряди, осторожничая. Внимательно слушал. Думал, что мог последовать советам родственников и остаться ночевать в пригороде. Наслаждаться природой и обществом родни.

Радовался, что этого не сделал.

Они провели в разговорах почти всю ночь. Потянувшись к телефону, Мартин разблокировал экран. Часы показывали начало шестого.

Многие люди в это время просыпались и собирались по делам, а эти двое ещё даже не ложились.

– Пойдёшь в кровать? – спросил Мартин, заметив, что Кэндис смотрит на него мутными глазами.

– Можно и тут выспаться, – ответил Брайт, потянувшись и погладив Мартина по чуточку колючей от пробивающейся щетины щеке. – Мне лень двигаться. Если только ты не…

Кэндис не договорил.

Мартин всё-таки взял его на руки, намереваясь донести до кровати.

Ничего сложного. Всего-то несколько десятков шагов.

– Я же пошутил, – вяло запротестовал Кэндис.

– Зато я – нет. В конце концов, принцам не чужды романтичные поступки.

– Принцам? Ты помнишь ту дурацкую сказку?

– С драконом, чьё имя Реджина?

– Точно помнишь.

– Помню, – не стал отрицать Мартин, укладывая Кэндиса на постель. – Долгое время она мне напоминала о собственных попытках что-то сочинять.

– Удачные были попытки?

– Нет.

– Но хотя бы примерное содержание своих творений расскажешь?

– Я не так уж часто брался за перо. Если совсем честно, то лишь однажды.

– Расскажи, – попросил Кэндис. – Ребёнку больно и антисептик жжётся. Ребёнку надо спать, и он уснёт. Но сначала хочет сказку.

В глазах его были смешинки. Очередное проявление актёрского таланта. Попытка подурачиться. Разве что губы не надувает и не разговаривает писклявым голосом с капризными нотками.

– Ребёнок? – прищурился Мартин. – Придётся попросить у Лиз несколько уроков по уходу за младенцами, а потом закупиться детским питанием.

– Мартин.

– Я тоже шучу.

– Только произносишь это с таким серьёзным лицом, что я начинаю верить.

– Вживаюсь в роль.

– Ты просто не хочешь рассказывать о своих литературных шедеврах.

– Да какие там шедевры. Творение юного дарования, не в лучшем значении этого выражения.

– Мне интересно.

– Хорошо. Уговорил. Если хочешь, я расскажу. Готов?

Кэндис присел на кровати и согласно кивнул. Только что блокнот с ручкой не приготовил, чтобы записывать за тем, кого раскрутил на интервью. Удивительно, что глаза от предвкушения не горели.

Мартин кашлянул, прочищая горло, будто собирался произнести длинную проникновенную речь, что произведёт эффект разорвавшейся бомбы. Этакую речь-откровение. Признание от корифея жанра с наставлением молодым-начинающим.

– Точно готов?

– Да!

– Тогда слушай внимательно. Два раза повторять не стану. Это была история Леди Кометы. Всё.

– Коротко, но ясно. Чёрт! Это шедеврально. Нет, правда, – засмеялся Кэндис, по привычке чуть запрокидывая голову; отсмеявшись, откинулся на подушки и запустил ладонь в волосы, пропуская их сквозь пальцы. – Почему ты перестал писать? Всё-таки навыки стоит развивать. История дракона Реджины и прочих героев тоже была так себе. Теперь прекрасно понимаю, насколько слаб и беспомощен был тот текст, но тогда… Был запал, подкреплённый желанием отблагодарить и порадовать человека, не оставшегося равнодушным ко мне. Не знаю, почему вообще захотел подарить тебе тот текст. На выходе это было наивно, но процесс создания один из самых лучших в моей жизни.

– Почему бросил? Скажем так, это явно не было моей истинной целью. Я мечтал о реках крови, ножах и…

– Да вы маньяк, господин директор.

– О сотнях спасённых жизней.

– Или не маньяк, а вполне благородный член общества с мечтами, достойными уважения, – хмыкнул Кэндис. – Хирургия, да?

– Да. Несколько лет только об этом и думал, но так уж вышло, что не сложилось у меня с хирургией. Сейчас думаю, что это даже к лучшему, – Мартин развёл руками. – Как видишь, мечта была далека от сочинительства. В любом случае, моя Леди Комета рядом не стояла с драконом. Хотя, стоит признать, я ею долгое время гордился. Никому не показывал, но гордился. Потом случился небольшой скандал, и… В общем, после того, как Терренс зачитал текст моей истории с присущим ему сарказмом, комментируя едва ли не каждое предложение, сочинять ещё что-то мне расхотелось. Да и, откровенно говоря, это был всего лишь эксперимент. Не призвание, не желание поделиться с миром своими размышлениями, а способ убить скуку. Если в нескольких словах, то текст был кошмарен, я жажду его забыть, но, увы, рукописи не горят, – произнёс Мартин, присаживаясь на край кровати и поправляя одеяло.