– Почему именно этот срок? Ты уедешь из Лондона?

– Да. Отец настаивает на Манчестере. Скорее всего, я буду учиться там.

– Чем ему так приглянулся этот город?

– Он оттуда родом. Альфред перебрался в Лондон ради Реджины. Они поженились, и она наотрез отказалась отсюда уезжать. Одному из них всё-таки пришлось пожертвовать прошлым, порвав с ним окончательно. В данном случае, шаг сделал Альфред. А потом уже бессмысленно было срываться с места и ехать туда. Всё, что его интересует, находится здесь. Но я вроде как должен продолжить семейные традиции, потому Манчестер ожидает меня. Редкие отношения выдерживают испытание расстоянием, несмотря на то, что существует масса способов поддерживать общение в сети. Рано или поздно, но выбор делается в пользу реальной жизни, а не пикселей на дисплее. Быть может, когда моё обучение в университете закончится, ты уже женишься и будешь отцом парочки симпатичных близнецов. Ты ведь хотел, чтобы у тебя были дети. А, может, детей-погодок. Или остановитесь на одном ребёнке. Кто знает? Подозреваю, что к тому моменту Альфред и мне подыщет какую-нибудь достойную партию для заключения брачного соглашения.

– И ты женишься? – спросил Мартин.

– Сейчас я точно ничего сказать не могу. Это ведь только в перспективе. Когда речь заходит о них, ответить человек волен, что угодно. Вот когда он поставлен перед реальным фактом, разговор идёт совсем другой. Я не рассчитываю на понимание со стороны отца и не думаю, что он сменит гнев на милость, заявив, что любимый сыночек может делать всё, что в голову взбредёт. Я – наследник воздушной империи Брайтов, а, значит, должен соответствовать пожалованному мне статусу. Гордиться им и ни в коем случае не порочить. Альфред теперь уделяет много времени моему воспитанию. Слишком много. Отслеживает каждый шаг, оценивая по своей собственной шкале все мои поступки. И не скажешь, что было время, когда он плевал на факт наличия сына.

– Давно ты оказался под его контролем?

– Идёт второй год нашего совместного существования. Я бы продолжал жить под одной крышей с Реджиной, если бы не обстоятельство, поставившее всё с ног на голову.

– Какое?

Кэндис не ответил. Он взял в руки фонарик, раскрыл ладонь, подсветил, чтобы продемонстрировать шрам.

Иногда Кэндису казалось, что бледная полоска кожи всё ещё болит.

– Это дерьмо – последнее, о чём я хотел бы тебе рассказать, – протянул задумчиво, возвращая фонарь на место. – Но раз уж начал откровенничать и сам завёл разговор, глупо теперь мотать головой и заявлять, что рта даже под пытками не открою. Один из любовников Реджины решил попытать счастья со мной. Не знаю, как далеко он мог зайти и стал бы применять силу в случае чего, это, в общем-то, не столь важно. Его планами я не интересовался. Просто схватился за нож и… пустил немного крови. И ему, и себе. Первое – осознанно, а второе – случайно. После этого случая мамочка поспешила сплавить меня на попечение Альфреда, чтобы не мешал устраивать личную жизнь и не разбивал сердца её кавалерам.

Ситуация была неприятная, но Кэндис старался обо всём рассказывать ироничным тоном. Как ни странно, у него получалось.

– И многим разбил?

– Кто виноват в том, что сейчас так много людей со стеклянными сердцами? – вопросом на вопрос ответил Кэндис. – А если серьёзно, я склоняюсь к мысли о том, что они не на внешность западали. Точнее, они вообще не западали, просто считали меня бесплатным приложением к Реджине. Придерживались мнения, что поимев её, можно поиметь и меня. Исковерканная логика. И это при условии, что я не афиширую нигде собственную ориентацию и не кричу на каждом углу о предпочтениях. Но, кажется, Реджина всегда выбирала себе мужиков, которым наплевать совершенно, кому и при каких обстоятельствах засовывать. Когда-то она была красавицей, и контингент поклонников состоял из личностей другого сорта. Сейчас всё довольно печально.

– В итоге, приходим к выводу, что с отцом тебе лучше?

– В определённой мере. С одной стороны, у него дома порядок, уют, тишина и цветочный аромат вместо сигаретного дыма, перегара и воплей, как в дешёвом порно. С другой… У меня нет моей собственной жизни. Иногда мне хочется сбежать. Собрать небольшой рюкзак с вещами, отправиться путешествовать автостопом, остаться в каком-нибудь провинциальном городке, наняться поломойкой или не полы натирать, а мыть посуду. Или цветами торговать. Или машины ремонтировать, хотя, конечно, этому ещё научиться нужно. А по вечерам вновь садиться за ноутбук и переноситься в мир иной реальности, проживать другие жизни и только от этого чувствовать себя счастливым. Думаю, в будущем, придуманном отцом, для реализации этих задумок места тоже не найдётся.

– Он против творчества?

– Да. Считает, что это несерьёзно и вообще – напрасная трата времени. И ещё, что на творчестве нереально много заработать.

– Джону Леннону когда-то говорили то же самое. Однако он сумел добиться высот.

– Но плохо закончил. Мне бы такой судьбы хотелось избежать.

– Избежишь.

– Если об этом говоришь ты, у меня нет причин сомневаться. Когда-нибудь я куплю на свои гонорары дом, а над входной дверью повешу клавиатуру, – с неизменной долей сарказма выдал Кэндис.

– По-моему, креативно получится.

– По-моему, тоже неплохо.

– Если дебютная книга получит признание, ты сумеешь наглядно продемонстрировать отцу, что он ошибался. И тогда мнение Альфреда потеряет свою значимость, потому что на руках у тебя будет реальное доказательство того, что всё это более чем серьёзно.

– Неужели ты действительно веришь в мой успех?

– Верю, – произнёс Мартин. – На самом деле. В противном случае, не стал бы поддерживать идею Рейчел об участии в конкурсе. Не стал бы дочитывать рукопись до финальной точки и тратить время на поиски запасного варианта в плане издания. Но я это сделал, следовательно, верю в твой успех. Перестань сомневаться. Поверь и ты, Кэнди.

– Когда-нибудь я укушу тебя за то, что ты постоянно коверкаешь моё имя.

– Давай.

Прозвучало как вызов.

Кэндис прикусил щёку изнутри, стараясь избавиться от мыслей, что отчаянно полезли в голову, стоило только услышать ответное предложение – приличных вариантов не осталось вовсе.

На ум с завидным постоянством приходила только одна ситуация, в которой он мог вцепиться зубами Мартину в плечо, стараясь заглушить собственный крик. Именно это Кэндис и представил, порадовавшись, что разговор проходит не при свете, а потому смущение его так и останется в тайне. Вряд ли он моментально покраснел, сравнившись по цвету с главным напитком этого вечера, но по глазам прочитать можно было всё.

Прикосновение подушечки большого пальца к уголку рта стало полной неожиданностью. Кэндис неловко взмахнул рукой, сбивая фонарь на пол. Раздался звон битого стекла, единственный источник света исчез. Теперь на смотровой площадке царила темнота – ночь окончательно вступила в свои права.

– Какой у тебя рост? – внезапно спросил Мартин.

Кэндис от этого вопроса даже растерялся немного.

– Сто восемьдесят один, – ответил на автомате. – А у тебя?

– Сто семьдесят девять. Всего два сантиметра разницы? По-моему, больше.

– Сто восемьдесят один плюс каблуки, – усмехнулся Кэндис. – Это ещё сантиметра три или четыре.

– Один из самых верных способов напомнить мне о комплексах.

– Ты переживаешь из-за роста? Никогда бы не подумал. Он ведь вполне приличный.

– Во мне ещё живы воспоминания о школьных годах, когда я был одним из самых низкорослых учеников. На контрасте со старшим братом это особенно бросалось в глаза.

– А зачем тебе мой рост?

– Кэнди, – обречённо выдохнул Мартин.

– Что? – удивился Кэндис, сопоставил одно с другим и вскоре засмеялся. – Прости. Я идиот. Испортил такой момент.

– Если сейчас ты замолчишь и немного наклонишься, есть шанс на реабилитацию.

– Шутка или угощение? – спросил Кэндис, обнимая Мартина и позволяя обнять себя в ответ.