Это вовсе не означало, что сам он всегда поражает общественность ледяным спокойствием, безмятежно снося оскорбления в свой адрес, но чужие конфликты раздражали. Кэндис, в отличие от того же Марвела, искренне наслаждающегося неоднозначными ситуациями, служащими поводом для возможных сплетен, смаковать их не умел. В дальнейшем не собирался такое качество личности в себе развивать и пестовать.

Перестав уделять внимание одноклассникам с их страстями и страстишками, Кэндис вновь обратил взор в сторону окна. Разгулявшаяся стихия и не думала утихать, набирая обороты.

Ветер перемен, подумал Кэндис, усмехаясь.

От созерцания его отвлекла сумка, упавшая рядом. Роуз, пропадавший всю перемену, соизволил добраться до аудитории. Появился он не в одиночестве, а вместе с Гленом. Точнее, появились они одновременно, при этом старательно делали вид, будто знать друг друга не знают, впервые столкнулись перед дверью, и это знакомство им не понравилось.

Обладая от природы повышенной наблюдательностью и любовью к деталям, сложно было поверить в правдивость такого расклада. Кэндис понимал, что эти двое что-то затевают. А, может, затевает один, другой просто выступает в качестве жертвы эксперимента. Тем не менее, у них, определённо, есть общая тайна. Какая? Это уже другой вопрос. Лучше спросить, конечно, у непосредственных участников, а не у наблюдателей.

Кэндис вытащил один наушник и повернулся в сторону соседа.

Тот о неприятностях, связанных с испорченной тетрадью, пока не догадывался, потому пребывал в бодром расположении духа. Насколько вообще подобная характеристика подходила личности Розарио. Он редко улыбался в былые годы, а теперь и вовсе выглядел невероятно задумчивым, погружённым в свои мысли на сто процентов. Читать его эмоции было непросто прежде; ныне задача осложнилась в несколько раз.

– Люди никогда не перестанут меня удивлять, – произнёс, разложив учебные материалы.

– Все или какие-то определённые? – усмехнулся Кэндис.

Независимо от ответа, он готов был подписаться под словами Розарио. На жизненном пути пересекаться ему доводилось с немалым количеством людей, и все они, так или иначе, оставили в памяти свой след. Кто-то больше, кто-то меньше, но оставили.

– Да как тебе сказать… Наверное, всё-таки определённые, – Роуз открыл блокнот и принялся расписывать ручки. – Всегда есть что-то, чего мы, наблюдая со стороны, не замечаем. Сами придумываем образ того или иного человека, а при ближайшем рассмотрении выясняется, что лучше бы и дальше пребывали в неведении. Редко бывает обратная ситуация, когда начинаешь общаться и приходишь к выводу: «Вау! Да этот человек просто потрясающий. Как жаль, что прежде нам не довелось сблизиться».

Кэндис выразительно посмотрел в сторону Глена, устроившегося рядом с Сибиллой и теперь старательно изображавшего вселенскую любовь и заботу.

Вопросительно вскинул бровь, желая получить подтверждение возникшей догадке. Появилась она давно, но как-то не было случая, чтобы поинтересоваться, теперь все звёзды сошлись и удовлетворению любопытства благоволили.

Розарио согласно кивнул, подтверждая догадки Кэндиса, поскольку именно о Томпсоне сейчас вёл речь.

Не удержался. Тяжело вздохнул и приложился лбом о столешницу. Не со всей силы, естественно, а ради попыток продемонстрировать степень собственной усталости от некоторых событий.

Время на месте не стояло.

Благополучно прошли летние каникулы, начался учебный год. Слухи, оперативно распространённые Гарретом после неудачного празднования дня влюблённых, совершенно утихли.

Зато идея Глена продолжала цвести и пахнуть. Он по-прежнему жаждал поставить эксперимент, чтобы определиться со своей сексуальностью и постельными предпочтениями. При этом считал Роуза идеальным кандидатом на роль ассистента-добровольца. Не допускал мысли, что Гаррет солгал. Искренне верил в симпатию, а то и любовь со стороны Розарио.

Ещё бы!

Разве можно поставить под сомнение такое утверждение?

Классическая ситуация. Берём одного популярного ученика, добавляем к нему в пару одну бледную моль, старательно посыпаем ингредиенты сердечными страданиями, и в итоге получаем историю любви. Счастливой или нет – не столь важно. Главное, что расклад востребован и актуален во все времена. Моль обязана влюбиться без памяти, а мистер Популярность решит, как поступить с подаренным ему чувством. Либо примет и ответит взаимностью, либо посмеётся в присутствии большого количества окружающих, либо постарается повернуть ситуацию себе на пользу, извлекая из неё наибольшее количество выгоды.

Глен делал ставку на третий вариант, а Роуз только тем и занимался, что старательно подыгрывал, не отталкивая, не отвечая однозначным отказом, но и не поощряя особо. Поддерживая уровень заинтересованности на необходимом уровне, однако, не перебарщивая с восторгами.

Он старательно шёл к своей цели и не собирался отказываться от маленькой шалости, немного злой шутки или же мести – тут уж, кому какая вариация названия больше импонирует, тот ту и выбирает.

За время летних каникул Роуз успел написать небольшой сценарий, расставил фигурки на исходные позиции и выжидал подходящего момента для начала решительных действий. Затягивать с реализацией он не собирался, но пока, на всякий случай, перестраховывался, попутно составляя небольшие досье на своих недругов.

Похвастать знанием полной подноготной на каждого из них, несмотря на мизерное количество врагов – целых два! – Розарио, к сожалению, не мог.

Ему стало известно о строгих нравах, царивших в семье Томпсонов.

Частично это объясняло поведение Глена, его пунктик на наличии обязательной девушки, попытки скрывать желания, связанные не только с представительницами противоположного пола, но и с себе подобными.

Но в том-то и дело, что лишь частично.

Чего Роуз не мог понять и принять вообще ни под каким предлогом, так это стремление обмануть Сибиллу. Желая проводить эксперименты, Глен мог бы с ней расстаться ради приличия и не пудрить девушке мозги, но нет. Он настаивал на необходимости продолжений отношений с дамой, параллельно доставая, а, по его мнению, одаривая, своим вниманием Роуза.

На первых порах это было забавно и довольно… приятно.

С самим собой Роуз был честен, признавая, что заинтересованность со стороны другого человека ему льстит. Но не более. Никакой эйфории или чистого восторга. Несмотря на то, что особо продолжительных отношений заводить прежде не доводилось, Роуз не превращался от милых слов и таких же поступков в лужицу патоки у ног того, кто проявил к нему благосклонность.

Рационализм всегда оставался на первом месте.

Стоило новизне ощущений исчезнуть, вуаль спала, и открылось истинное лицо сложившейся ситуации.

Выглядело оно отвратительно. Так же мерзко пахло. Словно сточная канава.

Будь Роуз влюблён по-настоящему, от страданий бы на стенку лез.

Показательно весьма. Тот самый случай, когда понимаешь: тебя используют. Хочется разорвать порочный круг, а ничего не выходит, поскольку чувства превалируют над разумом. Снова и снова в один и тот же капкан, ничему не учась на ошибках.

То, что Розарио плевал, образно говоря, на Глена с самой высокой башни академии, играло ему на руку и позволяло наслаждаться процессом игры.

Строгость родителей не сделала Глена образцом для подражания.

Она научила его лицемерить, старательно разыскивая лазейки, и подстраиваться под любую ситуацию. Всегда и везде ставить превыше всего собственные цели, маскируя их под общественные интересы.

Вот и получается не слишком приятная во всех отношениях личность.

О Гаррете Розарио знал ещё меньше. Точнее, раньше думал, что знает многое. Всего один случай убедил в том, что Гаррет совсем не тот, кем хочет казаться, потому невозможно утверждать, какие качества в реальности присущи данной личности.

Единственным козырем, который Марвел от окружающих не скрывал, была его безответная и односторонняя тяга к определённому человеку. Так себе познание, на самом деле, но, при наличии искреннего желания, даже этот минимум реально использовать ради торжества справедливости. Правда, пока Роуз не знал, как именно.