– Всё так серьёзно? – поинтересовался Терренс.

– Да. Драка с применением холодного оружия, как самая безобидная составляющая дела. Мне казалось, что я стал директором элитного учебного заведения, а такое чувство, что здесь интернат для трудных подростков. Скажи мне, как отец с этим справлялся?

– Честно?

– По возможности.

– Понятия не имею.

– Вот и я. Не имею понятия, – повторил за братом Мартин. – Ты принёс то, что я просил?

– Да.

– Отлично.

– Так это из-за школьных проблем?

– Именно.

– Я, признаться, подумал о причинах иного плана.

– У меня на всех фронтах беспросветный тлен, – мрачно выдал Мартин, протягивая руку к прозрачной бутылке. – Ты знаешь.

Водка. Дорогое удовольствие. Какая, впрочем, разница? Цена не имеет значения.

Терренс помахал стеклянной тарой у брата перед носом, но перехватить её не позволил.

– Знаю. А не знаю, так догадываюсь. Всё ещё не помирился со своей прекрасной леди?

– Нет.

– Что случилось на этот раз? Насколько я помню, ты жаждал воссоединения, и вы договорились о встрече. Она решила повторно сделать генеральную уборку в вашем доме и обнаружила валентинку столетней давности, сохранённую исключительно на почве сентиментальности, а не потому, что ты был страстно влюблён в дарительницу? Или в дарителя.

Мартин покачал головой, опровергая вышесказанное.

– Договаривались, но она не пришла, а на звонки и сообщения отвечать перестала. Кажется, её автоответчик скоро не выдержит и пошлёт меня на все четыре стороны вместо того, чтобы записывать очередное обращение. Что касается поводов для скандала… Больше предлогов и не нужно. Одного за глаза хватило. Это было письмо, а не открытка, – поправил машинально. – Всего лишь четырёх или пятилетней давности. Письмо, в котором нет ни слова о любви, просто какой-то детский лепет о вечной благодарности, признательности и принцах. Что-то о добрых глазах и…

– Не забудь дословно процитировать, чтобы я окончательно уверился, будто тебе действительно всё равно, – усмехнулся Терренс, перестав играться и всё-таки поставив бутылку на стол.

Мартин открутил крышку, сделал несколько мелких глотков прямо из горлышка, не утруждая себя поисками подходящей посуды. Впрочем, её здесь и не водилось никогда. Единственной альтернативой был вариант, предлагающий пить из крышки, но это совсем унизительно смотрелось.

– Но ведь действительно детский лепет.

– Но ведь ты его помнишь едва ли не в мельчайших подробностях.

– Это послание едва не поставило под угрозу мой выигрыш. А теперь ломает мою жизнь. Разумеется, я его помню.

– Я верю.

– Какие бы слова там ни были, это не повод швырять его мне в лицо, обвиняя в интимной связи с учеником, которого я видел-то… Ну ладно, видел часто, но не по собственной инициативе. То, что именно он встретился ей первым, вызвавшись, в дальнейшем, стать проводником, ни о чём не говорит. И ничего не значит. Понимаешь, Терренс? Ничего! Просто случайность. Трис решила, что приехала не вовремя, сорвав нам планы. Вроде как она лишила меня приятной компании и страстного вечера. В тот момент я впервые пожалел о собственной откровенности, о том, что не стал скрывать правду и честно признался: да, когда-то у меня были связи с мужчинами. Лучше бы прикусил язык и сказал, что это за гранью моего понимания. Да, мой брат в таком партнёрстве, а я всегда смотрел исключительно на девушек. И всё. Никаких проблем.

– Но, как ни крути, послание ты сохранил, и наличие его в вашем доме никто не отменял.

– Я его ненавижу, – произнёс Мартин, запрокинув голову и глядя в потолок.

– Кого из них? Письмо? Или дарителя?

– Письмо. И дарителя. Обоих. Чтобы тебе с твоими пошлостями и склонности к плоским замечаниям было понятнее: у меня бы на Кэнди не встало. Меня от одного только его имени наизнанку выворачивает и всего трясти начинает, как в эпилептическом припадке. Если однажды он ко мне прикоснётся, я сверну ему шею. Всё. Слишком не моё, слишком… Да какую характеристику не подбери – любой параметр – слишком. Никакой гармонии. Он мне не нравится. А вообще, не тебе меня учить. Знаешь, я приму упрёки от кого угодно, но только не от тебя. Помнишь свою историю с Кейт? Помнишь, какие ощущения она пробуждала в твоей душе? Вот так же чувствую себя я, когда снова сталкиваюсь с этим парнем. Кажется, скоро он окончательно поселится под моим кабинетом и будет тут вместо секретаря. Как же он меня бесит, Терри. Если бы ты только знал. В сравнении с его настойчивостью даже Кейти проигрывает, а она была весьма назойливой девушкой.

– Бесит? – вскинув бровь, спросил Терренс.

У него, признаться, складывалось иное впечатление. Но стоило лишь заикнуться об этом, как Мартин моментально выходил из себя. Поднеси спичку, и вспыхнет так, что пламя поднимется до небес.

Терренс обернулся и посмотрел в сторону приёмной.

Ему показалось, что какая-то относительно небольшая вещь упала на пол с едва различимым стуком.

Мартин, поглощённый своей экспрессивной речью, не замечал ничего. Слышал только себя.

Поднявшись с места, Терренс направился к двери, желая проверить догадку. Остановился, поняв, что не ошибся в предположениях. Там действительно стоял посторонний. Рассмотреть его в деталях не удалось, но догадаться, кто именно притаился за дверью, не составило труда. Там мог находиться и жадно ловить каждое слово только поклонник Мартина. Парень со странным именем.

Взгляды пересеклись. Терренс приоткрыл рот, чтобы обратиться к наблюдателю, но тот сделал шаг назад, отходя от двери, развернулся и сорвался с места. Перешёл на бег. Он явно не был настроен на диалог и изначально не думал, что попадёт в поле чужого зрения.

– Безумно.

– Мартин?

– Я мечтаю, чтобы он поскорее свалил из этой школы, но, увы, впереди ещё полтора года… Впрочем, если родители не внесут плату, есть шанс попрощаться с ним раньше.

– Мартин!

– Что?

– Для кого ты стараешься?

– В каком смысле?

– Для кого эта проникновенная речь?

– Здесь кто-то был? – Мартин нахмурился. – Ты серьёзно? Или опять тупые шутки?

– Слушай, ты, правда, не знал?

Мартин отрицательно покачал головой, поднимаясь из-за стола и выходя в приёмную, обычно занимаемую секретарём, но ныне пустующую. Недавнего присутствия постороннего человека здесь ничто не выдавало.

Почти ничего.

Терренс включил свет, и взгляды обоих братьев сразу же замерли на мелком значке. Наклонившись, Мартин поднял его, раскрыл ладонь, чтобы лучше рассмотреть. Сломанная булавка, ставшая причиной падения дешёвого аксессуара. Вещица крайне неуместная, недостойная находиться в гардеробе ученика элитной академии. На значке было всего лишь два слова. «Candy» и «Sweet». Сомнений относительно личности владельца не возникало. Ни единого.

– И как ощущения? – спросил Терренс.

Мартин сжал в ладони сломанный значок, прикрыл глаза и улыбнулся удовлетворённо.

– Я не жалею о своих словах. Так будет лучше. Для всех нас.

– А…

– И для него.

========== Глава 4. Тот, кто отказывается от политики отрицания. ==========

Кэндис не плакал. Совсем нет. Ему не пришлось душить глухие рыдания, хотя на всякий случай даже платок был припасён. Тот самый, с инициалами «M.W» и вышитой чёрной орхидеей. Фамильная вещица. Собственность семьи Уилзи.

Из возраста, когда слёзы кажутся панацеей и спасением от всех бед, Кэндис давно вырос, потому теперь в груди теснились лишь бессильная ярость и злость. Не на директора, а на самого себя и на сложившуюся ситуацию.

Он не хотел быть назойливым, вмешиваясь в жизнь младшего представителя семьи Уилзи. С самого начала учебного года, после столкновения с Трис, Кэндис смирился с поражением и постарался окончательно попрощаться с мечтами, не имеющими шанса на реализацию. Он принял это нерадостное открытие, как данность, не предпринимая попыток влезть в отношения, не преследуя Мартина, а глядя на него издали, радуясь, по мере возможности, когда тот выглядел счастливым.