Даниэль не удержался и сделал то, что, по мнению Кэрмита, обязан был провернуть Стивен в случае возникновения подобной ситуации. Размахнулся и ударил. Ощутимо весьма.

Естественно, получив оплеуху, Кэри широко распахнул глаза.

– Что ты здесь делаешь? – спросил грубо, продолжая сжимать в ладони кусок ткани.

– Если мне не изменяет память, часть этой комнаты моя, потому имею право перемещаться по ней свободно, не соблюдая определённый регламент. Не так ли?

– Я не о том. Не надо корчить из себя недоумка. Как ты оказался у моей кровати?

Кэрмит продолжал говорить на повышенных тонах, но разозлила его вовсе не пощёчина. В ярость его привела мысль об осведомлённости Даниэля. Последнего это открытие откровенно веселило – он и прежде догадывался о возникновении у Кэри чувств определённого рода, направленных на нового ученика. Получил подтверждение, всего-то. Неужели Кэри наивно верил, что сохранил возникшие чувства в тайне? Вряд ли.

– Мне послышалось, что ты звал кое-кого.

– А если звал, то что?

– Желал удостовериться, не померещилось ли случаем.

– Убедился?

– Вполне. Как давно ты влип в это дерьмо?

– В какое именно?

– В любовь, мой не совсем братик. С каких пор тебя повело от Ильинского?

– Есть разница?

– Да никакой. Просто не хочется в очередной раз смотреть на тебя, уничтоженного морально, а он это способен устроить.

– Ты предвзято к нему относишься.

– С чего бы?

– Понятия не имею. Может, бесишься, что меня повело именно от Алекса, а не от тебя?

– По-моему, ты переоцениваешь значимость своей задницы. И всего остального.

– Да неужели?

– Разыгрывай представления перед кем угодно, но не надо пытаться развести на паршивые признания меня. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Знаю, что ты рисуешься только на людях, а в глубине души образ потаскухи, намертво к тебе припаянный, ненавидишь. Мне наплевать, кого ты зовёшь во сне, ещё меньше волнует, кому ты готов дать, предварительно выебав здравый смысл, а потом отшвырнув его в сторону, как использованный гондон. Но не кажется ли тебе, что ваш с Гердой обожаемый Алекс связан с той девчонкой? Как там её звали… Анна, кажется? По-моему, совпадений слишком много, и если он здесь действительно с её подачи, я не удивлюсь нисколько.

– Само собой, а ещё они сотрудничают с русской мафией. Более того, стоят во главе данной организации, – захохотал Кэрмит.

– С большей охотой ты поверишь, что он однажды увидел снимок в каталоге, потерял покой вкупе со сном и решил свести близкое знакомство? Исключительно по этой причине притащился в академию, а теперь суёт нос, куда не просят и старательно вытаскивает из окружающих информацию о тебе. Хотя, да, ты поверишь. Нахер логику, главное то, что он тебе нравится, и ты добровольно к нему придёшь! Учти, когда грянет очередной скандал, ты вспомнишь о моих словах, но будет поздно. Раз в жизни прислушайся ко мне и не совершай ошибок. Держи его на расстоянии.

– Не лезь в мою жизнь.

– Да иди ты к чёрту! – не выдержал Даниэль. – Делай, что хочешь, но только потом не жалуйся, увидев себя прекрасного в очередном горячем видео. Пожалуй, Эткинс прав. Ты действительно недостоин фамилии «Трэйтон». У них есть мозги, а у тебя их нет. Не было никогда!

Удалился Даниэль, громко хлопнув дверью и не дожидаясь ответных реплик. Впервые за долгое время, они ужинали, сидя в столовой за разными столиками, не глядя на неизменного – в прежнее время – соседа. Вилка то и дело ударялась о край блюда, аппетит портился, с потрясающим постоянством надирало показать неприличный жест и вновь уйти, предварительно плюнув Кэрмиту в тарелку.

Дружба пошла трещинами, но пока не развалилась окончательно.

Неделю они не разговаривали вообще. Ни единого слова, будто разом онемели.

Кэрмит первым решил возобновить общение, написав записку с извинениями, положив в конверт и бросив в шкафчик Даниэля. Сначала Даниэль, преисполненный праведного гнева, планировал разорвать послание, не читая, а потом высыпать обрывки на парту Кэрмита, но удержался от проявления истерических настроений. Вдохнул, выдохнул, досчитал до десяти, до ста. До тысячи. Успокоиться не получалось, и он отложил прочтение до лучших времён. Кэрмит подошёл к его столику во время ланча и застыл на месте, ничего не говоря. Считал, что всё важное и нужное осветил в письме.

Даниэль тяжело вздохнул, но убрал с сидения сумку, набитую школьными принадлежностями, бросил под ноги, на пол, уступая Кэри место.

– Садись, если хочешь, – произнёс обыденно.

Кэрмит сел.

Они заговорили, но тему Алекса больше не затрагивали. Обмен мнениями о данной личности стал для них табу. Молчание не служило уменьшению актуальности и не снижало красный уровень опасности до более приемлемого варианта. Стоило произнести его имя, и взрыв раздался бы с новой силой, разнося к такой-то матери не до конца возродившуюся дружбу – только успевай ошмётки со стен соскребать. Мост под ногами шатался – они уже не были тем дуэтом, не поддающимся процессу разливания водой.

На занятиях Кэрмит больше не садился рядом с Даниэлем.

Он швырял свои вещи на стол к Ильинскому и опускался на пустующий стул. Благо бы подружились и трещали, как сороки, обо всём на свете, упиваясь обществом друг друга. Но жизнь демонстрировала иной расклад. Оба продолжали хранить гробовое молчание, обмениваясь незначительными репликами по теме урока.

Пара случаев, выходящих за рамки обыденности.

Событие под номером один.

Задание миссис Даглер – написать сонет.

Последствия, порождённые экспериментом с литературными формами.

Кэрмит превзошёл самого себя, ломая голову над созданием поэтического шедевра, неудивительно, что его творение признали лучшим. Юное дарование не упустило возможности покрасоваться перед аудиторией. Кэрмит свой шедевр потом декламировал, стоя у доски и неотрывно глядя на Алекса. Только конченый идиот не понял бы, что это представление, разыгранное перед многими, но для одного, тянет на признание в любви. Громкое такое признание, в присутствии немалого количества свидетелей.

Алекс лишь покачал головой и беззвучно засмеялся, опуская её, закрывая лицо рукой.

Кэрмит прошествовал на место, сел с невозмутимым видом и до конца урока не проронил ни слова. Только желваки ходили, и кадык дёргался, когда он сглатывал слюну.

Адресата послание не проняло.

Обсудили ли они это происшествие, покинув пределы класса? Даниэль не знал точно, но сильно сомневался в реальности реализации такого варианта.

Алекс вёл себя престранно. Он не отталкивал Кэри, но и не разрешал подойти ближе. Словно ставил эксперимент, а подопытный кролик, сам того не подозревая, позволял оценить показатели, снова и снова поставляя пищу для размышлений.

Ситуация номер два.

Очередное практическое занятие на курсе естественных наук. Биология, микроскопы, срезы листьев и прочая ерунда, не слишком важная, но, в целом, занятная. Разрезай, рассматривай, зарисовывай.

Легче не придумаешь задания, если руки растут оттуда, откуда нужно. У Алекса, видимо, с этим были проблемы. Даниэль не думал, что дело в трепете, спровоцированном пристальным взглядом Кэрмита, направленным на ладони Алекса.

Лезвие прошлось по листу алоэ стремительно, рассекая не только его, но и кожные покровы.

Кэрмит наблюдал заворожено за тем, как Алекс сдавливает повреждённое место, позволяя выступить бордовым каплям, после чего, наплевав на все правила приличия, проигнорировав присутствие многочисленных одноклассников, подался к нему и прижался губами к царапине. Собирал кровь, проводя языком по тонкой, набухающей покрасневшей линии, обхватывая палец губами, выпуская его изо рта и облизываясь после. Только что глаза не закрывал от наслаждения, а внимательно наблюдал за реакцией соседа, боясь упустить хоть малейший проблеск надежды на ответные чувства, или желание, если первого добиться не получится.

«Чего бы сразу в ширинку ему носом не ткнуться? Или не отсосать на глазах у всех? Вдруг оценит», – с отвращением подумал сидевший в самом конце аудитории, а потому имевший прекрасный обзор Даниэль, окончательно расходясь с лучшим другом во мнениях и понимая, что тонкая трещинка, появившаяся в их отношениях, грозит перерасти в огромный разлом.