Кэндис практически никак не напоминал о своём существовании, только один раз попросил влажную салфетку. Мартин посоветовал поискать в бардачке, и Кэндис потянулся туда. Помимо упаковки с салфетками обнаружил начатую шоколадку. Мартин заметил голодный взгляд, направленный на это лакомство, усмехнулся.

– Угощайся, если хочешь, – предложил, подумав, что себе купит ещё.

– Правда? Можно?

– Да. Почему нет?

– Не знаю, – усмехнулся Кэндис. – Может, ты жадный и злой.

– Злой бы отправил тебя на все четыре стороны, а не подвозил, стараясь избавить от потенциальных неприятностей в лице пьяных, обдолбанных мудаков и прочих, не слишком благонадёжных элементов человеческого общества.

– Спасибо, – произнёс Кэндис, без раздумий ухватив шоколадку и принимаясь за неё.

– Только у неё наполнитель специфичный. Может не понравиться.

Мартин усмехнулся. Сейчас его случайный попутчик снова стал тем ребёнком, с которым довелось столкнуться перед воротами академии в начале прошлой осени. Никаких попыток говорить хриплым тоном, никакого вызова в глазах. Просто обычная детская радость.

Хотя, как раз на ребёнка Кэндис похож не был, один только рост чего стоил. А вот на подростка – сколько угодно. Он, несомненно, выглядел старше своего возраста.

– «Линдт» с перцем чили. Согласен, что немного специфично, но это мой любимый вкус из всей линейки.

– Тогда ешь. Приятного аппетита.

– И снова спасибо, господин будущий директор.

– Всегда пожалуйста, – отозвался Мартин, стараясь акцентировать внимание на дороге, а не на своём пассажире, добивавшемся обратного результата.

Мартин чувствовал на себе его пристальный взгляд прежде, ощущал и сейчас. Поедая предложенный шоколад, Кэндис продолжал смотреть на своего личного водителя, явно желая если не заговорить, то пробудить интерес. Взгляд был настолько осязаемым, словно Кэндис не просто рассматривал Мартина, но и прикасался к нему.

Психологический гнёт, как он есть.

Мартин не выдержал. Повернул голову, поймав тот самый момент, когда Кэндис, отломив очередной квадратик шоколада, отправил его в рот, коснувшись пальцем губ и облизав подушечку, чтобы на коже не осталось ни следа подтаявшей какао-массы. Нарочно ведь так сделал, о банальных совпадениях речи не шло.

– Что за цирк?

– Тебе когда-нибудь говорили, какой ты красивый? – вопросом на вопрос ответил Кэндис, прожевав лакомство.

– Да. Постоянно. По несколько раз за день – обязательно. Не успеваю от поклонников и поклонниц отбиваться, а они всё засыпают меня комплиментами и засыпают.

– Я ведь серьёзно.

– А я – нет. Попрошу запомнить на будущее, что подобные вопросы обсуждать я с тобой не собираюсь.

– Впрочем, не так уж важно, как поступали другие люди, – продолжал Кэндис, проигнорировав пожелание-приказ. – Мне ведь просто хотелось, чтобы ты услышал нечто подобное от меня.

Мартин засмеялся.

– Послушай, парень, тебе сколько лет? Напомни, пожалуйста, а то меня, похоже, память подводит.

– Да причём тут возраст?

– Притом. На этом моменте можно заканчивать разговор, потому что обсуждение заранее обречено. Я не нанимался читать сказки на ночь каждому встречному дитю, а что-то другое с тобой делать нельзя. Да и воспринимать всерьёз слова столь юного создания довольно нелепо. Я ровно в два раза старше тебя, и я не страдаю определёнными наклонностями. Возможно, кто-то менее правильный и не такой законопослушный оценит старания и вознаградит по заслугам. Но, будь так добр, найди себе другого Гумберта, Кэнди.

– Кэндис, – автоматически поправил Брайт.

– Да нет. Никакой ошибки. Я сказал так, как хотел сказать. Именно Конфетка, – хмыкнул Мартин, притормаживая напротив ворот дома, на вид вполне внушающего доверие; не притон, и ладно. – Выходи, мы приехали.

Кэндис не торопился отстёгивать ремень безопасности и на свободу не рвался, продолжал сидеть на месте.

– А когда я стану немного старше? – спросил тихо.

– Что?

– Я смогу тебе понравиться?

– Странный мальчик. Странные вопросы, – произнёс Мартин, проводя ладонью по волосам. – Послушай, я не представляю, что творится в твоей голове, но одно я знаю точно: ни о каких отношениях речи быть не может. Ни сейчас, ни потом. Дело не только в том, что тебе ещё расти и расти…

– Всего-то несколько лет, а потом можно всё, что захочешь.

– Не захочу, – решительно ответил Мартин. – Дело ещё и в том, что я не заинтересован в отношениях такого рода. Да, для тебя не является тайной то, что мой брат живёт с мужчиной, но основная суть заключена в словах «мой брат». Терренс, а не я. Понимаешь? В моём будущем, помимо директорского поста, есть ещё милая девушка и парочка детей. Во всяком случае, мне бы этого хотелось. Мне не нравятся мужчины, совсем.

Солгал. Вообще-то нравились. Пожалуй, не меньше представительниц слабого пола. Не только в теории. В студенческие годы, да и после возвращения в Лондон он спал с парнями несколько раз, не замахиваясь при этом на серьёзные отношения. Мартин был убеждён: каким бы страстным и запоминающимся не был секс с мужчиной, для него это что-то вроде лекарства от скуки, лёгкого допинга и безобидного развлечения. В то же время девушки – реальная возможность создать семью и построить что-то, более или менее напоминающее союз Нэнси и Альберта, ставший для всех представителей младшего поколения Уилзи примером.

Но зачем это всё рассказывать практически незнакомому человеку, с которым не собираешься поддерживать отношения в дальнейшем? И уж точно не рассматриваешь в качестве потенциального объекта любви. Он не рассматривал. Во всяком случае, не теперь.

О том, что будет в дальнейшем, старался не думать, хоть и понимал прекрасно, что с годами Кэндис превратится в прекрасного лебедя из совершенно не гадкого утёнка. Станет невозможно красивым. Таким, что потерять от него голову будет проще простого. Мать-то до того, как увлеклась спиртным, была красавицей, каких поискать.

Мартин ради интереса нашёл её старые фотографии в сети. Перед той, юной Реджиной никто бы не устоял.

Кэндис не ответил. Порылся в сумке-планшете, достал оттуда папку и бросил её на сиденье, выбравшись из машины.

– Спасибо, что подвёз, господин будущий директор, – произнёс бесцветным тоном.

– Что в папке?

– То, ради чего я сегодня и приходил, – пояснил Кэндис. – Что-то вроде благодарности за спасение. Я давно это придумал, но в жизнь воплотить не получалось, а когда сделал, долго сомневался, стоит ли отдавать. Сегодня решил рискнуть. Может быть, понравится. Может, нет. В любом случае, я старался, а мисс Кларк говорит, что у меня большое будущее в этом направлении, если буду и дальше над собой работать. Наверное, там всё не так уж плохо.

Мартин потянулся, чтобы забрать папку. Кэндис воспользовался ситуацией, перехватил его за запястье, вновь нырнув в салон и упираясь коленом в сиденье.

Несколько секунд обмена взглядами, несколько рваных выдохов, ладонь, скользящая по щеке, и ступор из-за осознания, что грубой силой отстранить не получится. Рука не поднимется ударить, особенно при воспоминании о методах воспитания, используемых Реджиной Брайт.

– Дождись меня. Дождись, пока я вырасту. И я сделаю тебя счастливым. Обещаю.

– Иди к чёрту, – ласково пожелал Мартин, несильно отталкивая Кэндиса.

Когда он уехал, Кэндис продолжал стоять на дороге, провожая машину взглядом.

Мартин был бы рад позабыть о случившемся, но в реальности это провернуть не удалось.

С момента встречи прошло полтора месяца.

В папке оказалась повесть, посвящённая Мартину, напоминавшая до боли его собственные потуги на литературу, вроде легенды о леди-комете. Только не такие наивные, конечно. Он бы не поверил, что это столь юный человек написал, если бы не был лично знаком с автором.

За шесть недель Мартин успел перечитать сказку не менее десяти раз. Полностью, по частям… Не столь важно, как именно, главное, что читал, видя в главном герое себя и поражаясь тому, когда Кэндис успел столько о нём узнать. Задавался актуальным вопросом, как он это сделал?