Она прислонилась лбом к его лицу, которое все также спокойно смотрело перед собой.

И не было ответа. Только холодный ветер завывал, поднимая вьюгу. И она была снова одна. Снова сама.

Она и тишина, которая никогда не покидала ее.

Стоит только протянуть руку…

2001

Перо царапало пергамент, пока рука выводила красивые буквы, до такой степени аккуратные, что нельзя было не подметить, насколько почерк красив.

Наверное, это перешло ей от матери, которая еще с рождения писала каллиграфически.

Что ж, можно приписать это к многочисленных дарам Гермионы. Она усмехнулась, прокрутив эту мысль у себя в голове.

Да уж, одареннее некуда.

Она отложила длинное перо с белой окраской и бережно запечатала конверт. Улыбнулась сидящей около нее сове и вложила в ее клювик листик.

— Ты сама знаешь, куда его доставить.

Девушка устало выдохнула, продолжая дарить улыбку животному, которое терлось головой о ее пальцы.

— Туда, откуда прилетела.

Маленькое животное взмахнуло крыльями и вылетело через открытое окно, которое пришлось сразу же закрыть, потому что сильный ветер бил в комнату, и становилось невыносимо холодно.

Она натянула домашние лосины пониже и застегнула последнюю пуговицу своей пижамы, закрывая горло. Она поежилась, выходя на свою кухню.

Здесь действительно было уютно и по-домашнему спокойно. Нежно-розовые стены, пастельные тона на кухонных тумбочках. Прозрачный столик с двумя белыми стульчиками. Большое окно с белоснежными занавесками.

Она не сразу полюбила свой дом. Вначале, когда она только купила его, она не могла выйти из дисперсии. Это как раз было после войны, когда мысли о Драко утроились в своей силе.

Раздражало ее буквально все: начиная от чашек и заканчивая креслом в центральной комнате. Но это было, наверное, от того, что одиночество практически сгрызало ее.

Сейчас все было по-другому. Можно сказать, что после смерти Ленни ей понадобился месяц или два, чтобы восстановиться.

Один раз, когда она вновь плакала, идя от его могилы, по улице, к ней подошел молодой парень. У него была достаточно приятная внешность, но то, что запомнилось ей больше всего, — это глаза. Они были цвета зеленой травы, которая только выросла. Настолько яркие, словно их освещало солнце.

Он мягко дотронулся до ее плеча, улыбнувшись.

— Вам плохо?

— Да, мне плохо. — Она выдернула руку, собираясь уйти. Потому что не было ни сил для разговоров, ни желания.

К тому же, стоял уже привычный для нее мороз.

— Нет, подождите, — он стал перед ней, не переставая улыбаться. — Я из фонда помощи больным людям. Или тех, у кого все потеряно.

— Я не нуждаюсь в помощи, — она вытерла слезы руками и постаралась обойти его стороной, когда он снова настойчиво встал перед ней.

— Но мы дарим людям счастье, — его глаза светились от радости, которую она не могла понять.

— Не нужно мне ваше счастье.

Она зло смотрела на то, как даже после этого улыбка не сползла с его лица. Кажется, он еще больше ободрился, хлопнув в ладоши.

— Хорошо. Не хотите — не нужно. — Она облегчено выдохнула, собираясь уйти. — Только помните, что за жизнь нужно бороться. И ее стоит прожить так, чтобы в старости не жалеть о потраченном времени.

И это заставило ее задуматься. Тогда, стоя под снегом, на улице Лондона. И она продолжала находиться там, перед витриной магазина, наверное, с час или два. Когда парень уже ушел, село солнце. Она все стояла и думала.

Таким оптимистом был Ленни. Это почти, что его слова. Он всегда твердил, что жизнь — необычайная вещь. И нужно ценить каждое мгновение.

И она восхищалась им за это. Потому что даже в период болезни он делал вид, что она его не касается. Что он будет жить еще с пол века, растить детей и нянчить внуков.

Тогда почему же она, абсолютно здоровая, оставившая все плохое позади, ведет себя так, как будто умрет через пару дней? Так, будто кто-то должен сделать ее счастливой.

Кто-то, а не она сама.

Наверное, с этого момента все стало меняться. Она стала относиться к вещам по-другому. И, кажется, все наладилось. Она проводила гораздо больше времени с мамой и отцом, помогала ему вновь становиться на ноги. Ходила на работу, принося людям в Министерстве хорошее настроение. Гуляла в парках, посещала библиотеки, иногда скуплялась. Сидела в кафешках, болтая с Джинни, или просто прогуливались по тротуарам, слушая любимую музыку.

Сейчас она делала почти тоже самое: слушала привычную песню, пританцовывая. Правда в данный момент, она поджаривала тост.

— Здесь мы гибки фотографии от стены

Может быть, я не понимаю все

Вот и мы,

Так что звоните

Может быть, есть другой способ

Может быть, слова не должны играть, — пело радио на пол кухни.

И она, садясь на стул, вспомнила все те письма, которые получала от Драко. Все те слова, которые он писал ей на протяжении пяти лет.

— Скажи мне, что я мог бы сделать

Оглядываясь назад, я старался изо всех сил,

Чтобы сохранить его,

Но чувство, которое мы когда-то испытывали, начаор исчезать…

…Гермиона, я хочу написать тебе, что не жалею о прожитом времени.

— Под задней

И это все, что…

Это все…

…И я боюсь, что не увижу тебя вновь.

— И я теряю тебя

Да, я тебя теряю

И я почти в момент отказа его…

…Но, обещаю, я сделаю все, чтобы вернуться.

— И я теряю тебя

Да, я тебя теряю,

Но я не думаю, что вы можете говорить,

Там нет другой любви…

…Только у меня возникает вопрос: не предашь ли ты меня?

— Я здесь,

Глядя назад на то, кем мы были,

Просто помните, что это ранило меня…

…Грейнджер, ты же знаешь, я не смогу простить.

— И я теряю тебя

Да, я тебя теряю

И я почти в момент отказа…

…Дождись меня. Ты же любишь меня.

Она нажала на кнопку аппарата, заставляя его замолкнуть.

Ладно, на самом деле, все было не так и прекрасно в ее жизни. Это, скорее, было ее иллюзиями. Потому что гнетущая тишина все еще была рядом, а мысли о нем всегда были в ее голове.

Но, что было самым страшным, она не могла вспомнить его образ. Забыла. Начисто.

Словно никогда и не видела его. Лишь отдаленный потрет: платиновые волосы, серые глаза.

И это было все, что она могла воспроизвести в своей голове.

Это ужасало, страхом било в голову.

Он так же не мог вспомнить ее лицо? Ее волосы? Ее тело?

Мерлин…

Она ведь не прикасалась к нему целых пять лет. Не видела его пять лет.

И что только не произошло за эти года, одно осталось неизменным: он был где-то там, далеко от Англии, а она сидела здесь, безумно скучая по нему.

Хотя, это слово перестало подходить после первого года. Потому что дальше она стала буквально бредить воспоминаниями, которые уже стали угасать.

И каждый месяц она могла все меньше вспомнить о нем. Как бы ни старалась, не получалось вернуть все фрагменты их встречи.

Она даже перестала ощущать его невидимые руки на плечах, слышать его неслышимый голос и чувствовать его запах.

Все растворилось. Как и его призрачная фигура, которая так долго оставалась с ней.

Честно говоря, за последний год она пыталась начать новые отношения. Потому что пустая квартира и разрывающееся сердце каждый раз, когда приходило новое письмо от него, надоело. Это было слишком тяжело. Слишком долго.

Но так не могло быть. Потому что это была не жизнь, а чертова смена дней, где она ждала хоть словечка от него.

Она флиртовала с парнями, общалась с ними. Гуляла, целовалась.

И каждый раз сбегала. Потому что все это было не тем…

Не те руки, не те губы, не те слова, не те глаза…

…не те, Мерлин, серые глаза, в которых скрывалось миллион оттенков.

Она положила тост на тарелку, полив его вишневым вареньем. Налила кофе в чашку, взяла все это в руки и упала около телевизора. Как бы там ни было, маггловские фильмы она любила еще с детства.