Только этого не случилось. Интенсивность отступила, и прямо из этих двух зрачков на нее посмотрели другие глаза, серые, словно штормовое море, полные теплых, горьких слез, и из вспышки потрескивающего жаркого света выплыло лицо Лиары в обрамлении серых, затягивающих небо облаков с голубыми разрывами туч.

Рада попыталась открыть рот и что-нибудь ей сказать, и вот тут-то все и началось.

Камнем на нее упала и придавила, буквально размазала ее по доскам палубного настила тишина. Базальтовая мощь, такая твердая, что и алмаз бы не прорезал, скала света рухнула сверху, протиснувшись сквозь ее тело, и это тело, жалкое, избитое, усталое, полное боли и страха, это тело внезапно ощутило такое наслаждение, что Рада хрипло вскрикнула, не в силах терпеть это.

Пела каждая клетка, пела, заливаясь тысячами соловьев на рассвете, рыже-розовым ореолом солнца на самой кромке густо-синих древесных крон, усыпанными крохотными серыми капельками тумана листьями, замершими в ожидании первого золотого луча. Нектар слаще меда, ослепительно сияющая радость, медоточивая нежность устремилась в ее тело, наполнив его до предела, пронзая насквозь, напаивая после стольких лет мучений, стольких лет жажды и слепой полу-жизни на пыльном бездорожье среди тысяч путей, которыми несли Раду ее глупые ноги. И она застонала от наслаждения, от узнавания, от такого немыслимого облегчения каждого кусочка собственной плоти, которого просто не могло существовать, просто не могло.

Этого не может быть! Это не со мной! Это мне снится!

Она увидела, будто со стороны, как все ее раны, все ее опухоли, порезы и синяки исчезли. То есть еще миг назад они были, а в следующий миг их уже не было. Было просто ее тело: здоровое, крепкое тело, буквально пылающее каждой клеткой, пронзенное тысячами солнечных лучей, что вырывались через каждую пору золотыми пучками.

Этого не может быть! Рада задыхалась в коконе ослепительного наслаждения, в собственном здоровом теле, в котором не было ни следа былых побоев и повреждений. Для исцеления всегда нужен посредник, сила не приходит прямо из Источника в тело! Это невозможно! Этого не может быть!

В тот же миг наслаждение обратилось в боль, и Рада закричала уже по-другому, когда кипящий яд хлынул в ее жилы, напитав тело, словно губку, насквозь обжигающей болью расплавленного текучего металла. В мгновение ока опухоль вновь исказила ее лицо, застонали отбитые кости, закровили и заныли внутренние органы, кожа покрылась синяками и ссадинами, и Рада задохнулась от боли и непонимания. С ней происходило что-то, что просто не укладывалось в ее голове. Что-то, чего не могло быть.

ЭТО – ЕСТЬ. ВЕРЬ. И БУДЕШЬ ЖИТЬ.

Это был не голос, это было чувство-ощущение, картинка со вкусом, запахом и цветом, развернувшаяся прямо в ее распахнутой груди, как распускается большой розовато-золотистый цветок навстречу солнечным лучам. И Рада отчаянно вцепилась в это ощущение, соглашаясь на все, принимая все, лишь бы вновь хотя бы на миг, на одно биение сердца ощутить то золото и блаженство, которое теперь казалось единственным возможным существованием из всех, что она когда-либо знала.

И блаженство хлынуло в нее, золотом, водопадом, срывающимся с теряющейся где-то в небесах скалы, с интенсивностью, способной дробить гранит, с мягкостью самого нежного объятия матери. Тело наполнилось им, напиталось им, тело вновь было здоровым, и на этот раз ей самой не было дела до того, как это получилось. Просто в одном состоянии сознания все это было всепоглощающей болью, а в другом – точно таким же ослепительным наслаждением. Но эта была одна и та же вещь, одна и та же, и одно и то же тело Рады переживало эту вещь, лежа на досках палубного настила и становясь то смертельно раненым, то абсолютно здоровым.

Что-то глубоко внутри нее, вечно досаждающий, шепчущий голосок внутри сознания тихонько бормотал, что прямо сейчас с ней происходило чудо, самое настоящее чудо из тех, о которых пели песни, сочиняли сказки и рассказывали байки. Только это вовсе не чувствовалось как чудо, это было что-то правильное, настолько правильное, истинное, кристально прямое и простое, что Рада знала: по-другому просто не могло быть, не бывало. «По-другому» – было ложью, сереньким блеклым отсветом сквозь заляпанное бугристое слюдяное окошко на фоне ослепительного сияния чистого солнца, бьющего прямо в лицо. И Рада дышала ему навстречу, дышала и не могла надышаться. И лишь ее распахнутые глаза смотрели прямо в серые глаза Лиары, смотрели сквозь нее и видели что-то в ней, отголосок чего-то до боли знакомого, крохотный обломок солнечного каравая, что прятался за серыми тучами на дне ее штормовых зрачков.

Лиара не понимала, что происходит, но Рада перед ней с невероятной скоростью менялась. Еще несколько мгновений назад она была почти что без сознания, и ее тело изломанной изодранной куклой застыло в руках Лиары, такое тяжелое, словно вся сила оставила мышцы вместе с вытекающей на доски палубы ледяной морской водой, которой напиталась одежда Рады.

Потом что-то изменилось в воздухе, изменился сам воздух, атмосфера, пространство – у Лиары не было этому слова. Что-то интенсивно сгустилось вокруг тела Рады, и оно полыхнуло, почти что взорвалось вспышкой света, в которой все порезы, ушибы и травмы на миг исчезли. Лиара даже не успела моргнуть, как все вернулось вновь: раны, обессиленная Рада, вода, освещение, и лишь зрачки Рады сжались в маковую росинку, а глаза были так широко распахнуты, что дрожали ресницы, и в них звенело напряжение, оголенное напряжение до предела натянутых нервов.

- Что происходит? – хрипло воскликнула рядом Улыбашка, не сводя глаз с Рады.

- Я… - Лиара даже не знала, как продолжить, просто не знала, что сказать дальше.

Это было не похоже ни на что из виденного ею в жизни, и при этом было таким знакомым, таким родным, словно случалось с ней тысячи тысяч раз с каждым новым вздохом. Это было чудом.

Вдруг вновь что-то изменилось. Это случилось за одну тысячную сердечного вздоха или взмаха ресниц, только теперь на руках Лиары была уже не изможденная, израненная Рада. Теперь она выглядела точно так же, как и всегда, разве что мокрой насквозь, и на губах ее мягко расцвела нежная, как лепестки яблоневого цвета, улыбка.

- Что?.. – договорить Лиара не успела.

Из-за спины послышался хриплый надтреснутый вопль, словно визг тысяч искаженных в муке ртов. Он прошил ее тело насквозь, заставив вздрогнуть и обернуться через плечо. Там, на корме, скорчившись на палубе и прижимаясь к ней брюхом, словно жаба, отползал от них прочь Сагаир.

Лиара застыла, глядя в его искаженное черной ненавистью лицо. Оно до сих пор было покрыто тонкой пленкой измороси, а глаза выглядели как две серебристые рыбки, шевелящиеся под толстой коркой льда, намерзшего на проруби. Сагаир жался к палубе, двигаясь рвано и резко, почти как атакующая змея, и при этом глаза его не отрывались от Рады, следя за ней, будто завороженные.

Лиара вздрогнула, когда Рада аккуратно отстранилась от нее, поднимаясь на ноги. Она не сказала ни слова, лишь взглянула на Лиару, и в глазах ее был такой ослепительный, такой чистый свет, что весь страх и напряжение моментально схлынули, будто кто-то смыл их с плеч Лиары ледяной водой. Она успокоено осела на палубу, ощутив себя котенком, свернувшимся в чьей-то надежной ладони, знающим, что ему ничего не угрожает. В глазах Рады светились другие глаза, и внутри нее сейчас билось что-то иное, привычное и такое смутно знакомое. Не хватало лишь языков пламени над ее плечами и серебристого копья молнии в руке.

О чем я думаю? Что происходит?.. Мысли расплывались в голове Лиары, расползались старым гнилым тряпьем, ненужные и лишние. Она ровным счетом ничего не понимала, да и не хотела понимать. Ощущение золотого надежного покоя окружило ее кольцом мягких рук, и она доверчиво приникла к чьему-то невидимому плечу, отстраненно разглядывая то, что сейчас разворачивалось прямо перед ее глазами.

Рада выпрямилась, внезапно показавшись выше, чем была на самом деле. Лиара еще расслышала пораженный полувскрик Улыбашки и проклятие Гардана, когда самое настоящее пламя заплясало на ее коже, обхватив все ее тело и при этом странным образом не сжигая ни одежду, ни волосы. Лиара даже не удивилась этому, это казалось единственно возможным и естественным. Иначе быть не могло.