Матросы Давьялы, поразмышляв в цепях над своей не слишком-то завидной участью, решили перейти под команду Равенны, хоть та и не доверяла им так же, как своим людям. В живых их осталось немного: всего-то семеро смурновато вида угрюмых мужчин, которые работали нехотя и спустя рукава и то и дело бросали на Равенну мрачные взгляды. Гардан не думал, что кто-нибудь из них попытается отомстить пиратке за нападение на фрегат, однако на всякий случай перебрался спать на верхнюю палубу, заворачиваясь в плащ недалеко от капитанской каюты и одним глазом всю ночь наблюдая за дверью Равенны. Другие матросы заметили это, как и Равенна, но никто не сказал Гардану ни одного слова, однако, он обратил внимание, что дневной работы ему теперь доставалось меньше, да и была она не самой грязной и тяжелой из того, что поручали остальным юнгам.
Взаимопонимания между матросами Равенны и матросами Давьялы не было никакого. Последние держались вместе, ели в стороне от рабов и остальной команды, и Равенна обмолвилась, что как только они причалят к берегу, распрощается с ними навсегда.
Выздоравливали и немногочисленные пережившие шторм и битву раненые, из которых скончался лишь один, престарелый боцман из команды Давьялы, которому переломило спину падающей мачтой. Все остальные быстро шли на поправку, и некоторые из них начали потихоньку вставать и помогать по кораблю, во всяком случае, с той частью работы, на которую у них были силы.
А Гардан только учился, скреб полы да порой посматривал вдаль, думая о том, где же они причалят. Корабль уверенно шел на юг-запад-запад, ровно в ту сторону, в какую указывала давешняя мачта, и по расчетам Гардана, вскоре они должны были покинуть северное побережье. Это слегка беспокоило его, ведь Марна запретила кораблям покидать эти берега, однако, вместе с тем, сама же и указала им с Равенной именно это направление. Также думала и Равенна, к которой он как-то под вечер подошел с этим вопросом. Хлопнув его по плечу, пиратка отозвалась:
- Не дрейфь, мой щербатый престарелый юнга. Идем на Алькаранк. Нам в любом случае нужно чинить мачту и корму, нормально чинить, а не заплатки ставить. И технически, Алькаранк находится на самой западной оконечности северного побережья, так что мы не нарушаем никаких приказов Девы. Потом, стала бы она нас спасать, если бы собиралась вслед за этим сразу же утопить?
В конце концов, Гардан просто выбросил все свои сомнения и лишние размышления из головы. Он был наемником, а наемники подчинялись воле своего заказчика, как и юнги – воле своего капитана. Ты не был рожден для того, чтобы вести кого-то за собой, хотя бы потому, что никогда не имел собственной четкой цели, до которой хотел бы дойти. Так что смирись и просто позволь все решать ей. Это не слишком-то сильно отличается от того, что ты делал все предыдущие годы с Радой. Так что он продолжал работать, учиться, есть и дремать в один глаз напротив двери в каюту Равенны, но уже со спокойной душой, не думая ни о Марне, ни о ее приказах, ни о чем-либо другом. Да и хватка Девы сама собой исчезла, словно ее гигантская ладонь разомкнулась и отпустила его тело, и теперь Гардан вновь принадлежал самому себе, как и раньше.
Они плыли долго: все-таки сказывалось отсутствие мачты, да и море после шторма было тихим, а ветра хоть и поднимались, но не настолько сильные, чтобы нести их по волнам с той же скоростью, что и раньше. И только на одиннадцатый день путешествия, да и то, под самый вечер, дежуривший наверху фок-мачты моряк вдруг громко свистнул и закричал, привлекая внимание Равенны:
- Земля прямо по курсу!
Гардан, как раз помогавший двум морякам сворачивать и укладывать кольцами толстенные канаты на носу корабля, вскинул голову от работы, слезящимися от усталости и ветра глазами глядя вперед.
Час стоял поздний, солнце село, и матросы заканчивали последние за вечер дела. Море к ночи успокоилось, лишь негромко вдыхая-выдыхая своими огромными, полными морской пены легкими, и корабль плавно скользил по волнам, едва покачиваясь на их гребнях. Над головой из темноты серебристо мерцали звезды сквозь разрывы туч, да луна ярко-золотым блином моталась где-то за кормой, заливая рябящую черноту мертвенно бледным светом. И Гардан не видел ровным счетом ничего дальше бортов корабля, только вот впереди, прямо по середине между небом и землей, висели в воздухе две большие светящиеся золотые точки, словно два кошачьих глаза, внимательно наблюдающие за ними.
- Это еще что? – обронил он вслух, выпрямляясь и, как завороженный, глядя на эти точки впереди, две маленькие золотые луны, словно два осколка той большой, что сейчас неполной болталась у него за плечами.
- Это Очи Алькаранка, - отозвался стоящий рядом южанин Даньяр, сплевывая через борт в дырку между зубами. – Сигнальные маяки, построенные бессмертными многие тысячи лет назад. Говорят, так они горят каждую ночь с тех самых пор и ни разу еще не гасли.
Гардан уже успел понять, что большая часть россказней моряков представляла собой хвастливые байки, полные фантазий и имеющие лишь крохотное зернышко правды, разглядеть которое порой бывало очень сложно. Но в то, что эти огни никогда не гасили, он почему-то верил. Так высоко они горели над морем, слишком высоко для обычного маяка, какие приходилось видеть Гардану в Северных Провинциях. С другой стороны и смотрел-то я с берега, может, на воде и выглядит все несколько иначе?
- Ну что, ребята, повезло вам сегодня! – гаркнула с кормы Равенна, и в голосе ее слышалось ликование. – Давайте-ка поднажмем, и сегодня же вечером я угощаю вас всех ромом в честь нашей победы над Давьялой!
Матросы радостно заулюлюкали, и даже Гардан присоединил свой голос к общему хору. Что-то было такое в том, чтобы драть глотку в ответ бесноватой капитанше, которая уверенно держала в своих мозолистых ладонях штурвал «Блудницы», что-то по-настоящему живое. Гардан никогда не любил быть частью сборища людей, объединенных одной идеей, но теперь это почему-то воспринималось иначе. Многое ты изменила во мне, Марна, многое подправила, поставила на место или просто выбросила прочь, как ненужный сор. И чем я сдался тебе так, чтобы столько внимания ты мне уделяла?
Вместо того, чтобы и дальше пялить глаза в темноту и гадать о том, на что ответа он никогда не получит, Гардан быстро и как мог ловко свернул голыми ногами оставшиеся канаты, а потом пошлепал на корму, куда сейчас корабельный кок Вакита выволок за ручки здоровенную чугунную кастрюлю и большим половником неопрятно шваркал так называемое «рагу» по подставленным матросами плошкам. Поначалу привыкнуть ходить босяком по холодной палубе на ледяном ветру было сложно, но со временем Гардан смирился и с этим. Оставалось свыкнуться лишь с той дрянью, которой кормил их кок, и пока что это было для него непосильной задачей.
Настроение у Вакиты было не слишком хорошее, особенно в последние дни. Сам по себе заросший шерстью с ног до головы, словно неопрятный баран, и при этом сверкающий абсолютно лысым, без единого волоска черепом Вакита не слишком-то любил женщин и еще меньше – когда они крутились у него в кубрике и помогали ему готовить его стряпню. Потому последние дни он постоянно ворчал, словно разбуженный загодя медведь, огрызался и костерил почем зря окружающих его бывших узниц Давьялы, которые только и делали, что сновали из кубрика наружу и обратно. И отказывался замечать, что кастрюли стали гораздо чище, посуда сверкала, с полов можно было есть, так их выскоблили помощницы, и даже овощи в рагу выглядели не жеванными коровами или рваными чьей-то голодной пастью, а аккуратно порезанными красивыми кубиками, по которым можно было определить, что это был за клубень. Правда, Гардан прекрасно отдавал себе отчет, что это ненадолго. Они сгрузят в Алькаранке всех женщин, отремонтируют корабль, и с наступлением сезона штормов отчалят на запад, держа курс на Мерес, который сейчас интересовал Равенну гораздо больше, чем что-либо еще. И вплоть до самого Южного Моря Гардану придется жрать только то, что будет запихивать в свой огромный почерневший от копоти котел кок, и не жаловаться попусту. Впрочем, остальных членов экипажа стряпня Вакиты вполне устраивала, так что Гардан предполагал, что привыкнет со временем. Просто ты разожрался у Рады, обленился и привык к вкусному, свежему, дорогому. Ну, так пора вспоминать, откуда ты родом, наемник! Время пришло.
