— Я думаю, тебе уже сейчас стоит морально подготовиться к тому, что ты испытаешь дня через три,— говорил он в конец четвертого дня тренировок, во время очередного перерыва.— Сладость близости с любым из нас я описывать не буду, здесь все, в принципе, одно и то же, но больше внимания стоит уделить пыткам. Это будет не просто пыточное проклятие, нет, у нас в арсенале есть такие проклятия, после которых ты уже не будешь чувствовать свое тело. Вообрази только – дюжина проклятий пронзает твое тело, уничтожая душу…

Мэри, беспрестанно слышавшая только это, вначале ужасалась, но сейчас относилась к таким словам равнодушно и даже с юмором.

— Скажи еще, что ад по сравнению с таким наказанием покажется мне раем,— усмехнулась она, и тут же продолжила, не замечая удивленного взгляда Руквуда,— это будет так, словно мое тело будет терзать раскаленная лава, ядовитые когти и зубы диких животных, молнии, и другие не менее устрашающие орудия пыток.

— Ты забыла разъяренных насекомых с длинными жалами, и силу земли, воды и лед…,— добавил Руквуд, досадуя, что его перебили,— а потом…

— Потом я просыпаюсь и понимаю, что это был всего лишь кошмар, навеянный сказками Пожирателя смерти Августа Руквуда,— вновь перебила мага Мэри, с палочкой наизготовку поднимаясь с кресла, в котором сидела последние полчаса. Еле сдержала улыбку при обидчиво-разочарованном виде Руквуда – точь-в-точь ребенок, которого резко выдернули из сладостных грез, и, в который раз произнесла заклинание, затверженное до автоматизма. Туман перед ее внутренним взором вдруг словно испарился, сквозь его еле видные клочья проступил до боли знакомый силуэт – высокий человек изящного сложения, чья черная мантия резко контрастировала с поразительно бледным змеиным лицом, на котором горели как угли багровые глаза, выдавая ярость, что звучала и в голосе, ясном, до пронзительности высоком:

— Она прогнала вас? Вы что, имели глупость явиться к ней без палочек?

— Нет, милорд,— с дрожью в голосе ответил Руквуд,— мы пытались наложить на нее проклятие Подчинения, но она его избежала, и поразила нас неизвестными ни мне, ни другим заклинанием – видимо, собственного изобретения.

— Что она ответила на ваше предложение? Или вы от страха забыли свою цель?

— Сказала, что будет считать слова, подобные этим, лишь глупой шуткой, пока не услышит их от вас, милорд.

— Вот как?— недобро ухмыльнулся маг,— что ж, думаю, стоит показать этой наделенной дерзостью и храбростью сверх меры волшебнице, что Лорд Волан-де-Морт никогда не шутит. Мы наведаемся к Мэри Моран в гости вскоре, не сейчас, чуть позже, тогда, когда она не будет к этому готова.

Злорадная, предвкушающая победу улыбка Волан-де-Морта, всполох огня от камина… и вновь Мэри видит лицо Руквуда, на этот раз без следа былой ухмылки, по цвету походящее на лицо его господина, виденное ею только что, его бесплодные попытки сказать хоть что-нибудь…

— Полагаю, тебе можно забыть все речи о моем скором наказании, его не будет,— произнесла волшебница громко, с торжеством и радостью в голосе, которые даже не думала скрывать – да и зачем? Только что она доказала, что может снять с себя крест, что поставил на нее Волан-де-Морт совсем недавно – теперь она получила возможность шутить по поводу оставленных без неплохого за ее счет развлечения Пожирателей смерти…. Получит, если успех, которому она теперь так радуется, не станет мимолетным, испортив ей весь настрой.

— Не особо-то радуйся,— прошипел Руквуд, едва обрел способность говорить,— сейчас я просто поддался тебе, так что твой первый успех одновременно станет и последним.

Но его угрозе не суждено было сбыться – не пустив Мэри в свое сознание во время ее следующей попытки, он уже не смог противостоять ее воздействию во второй раз, дав ей возможность увидеть как раз то, что нужно было – последнее задание, данное Волан-де-Мортом Руквуду.

Дальнейшая их борьба шла с переменным успехом – победа Руквуда, две удачные попытки Мэри и дальше в том же духе. Правда, на следующий день поводов для торжества волшебнице стало больше, а у Руквуда больше поводов позлиться. А на шестой день Мэри, вновь одержав верх над волей Руквуда, увидела вместо обычных сцен выполнения разнообразных поручений сцену со своим участием – как она вновь пытается защитить Мальсибера от кары Волан-де-Морта, и луч, пущенный – теперь она точно знала – рукой Руквуда – заставляет ее корчиться на полу в жутких судорогах.

— А я и не знала, кому обязана той болью,— задумчиво протянула Мэри, едва покинула сознание Руквуда.

Тот осклабился:

— Это был отличный шанс отомстить тебе, и я его не упустил. Но за достойное отмщение я это не считаю.

Мэри лишь усмехнулась в ответ:

— Можешь говорить, что хочешь – то, что тебе не придется терпеть пытки по моей вине уже завтра, должно возместить тебе давнее унижение и ту боль, что ты вынес по своей же вине с моей подачи.

Руквуд одним своим видом дал понять, что не считает подобную плату достойной причиной перестать быть злейшим врагом Мэри, но ничего не сказал, дав волшебнице знак продолжить тренировку. Один раз, второй, третий – волшебница как тараном сметала одной своей волей защиту Руквуда, становясь свидетельницей разных сцен из его жизни. Но никакая другая сцена не повергла ее в большую растерянность, как та, что она увидела после часа тренировок. Она видела Мальсибера, что беседовал с Руквудом, и предметом беседы была она.

— Значит, это произошло в лесу?— спросил Руквуд нетерпеливо.

Мальсибер кивнул с чрезвычайно довольным видом:

— Да, на поляне. Кто бы мог подумать, что наша новая соратница окажется настолько пылкой – я ожидал от нее отказа, сопротивления, что ли, но она ничуть не сопротивлялась и действовала с неистовой страстью, подарив мне такое незабываемое наслаждение, что я теперь могу думать только о том, когда же встречусь с ней снова. Я знаю, она меня любит, бедняжка, поэтому не откажет и вновь.

— И ты готов воспользоваться ее чувствами?— спросил Руквуд,— использовать ее, не испытывая к ней ничего, кроме страсти?

— Ты недооцениваешь это чувство,— покачал головой Мальсибер,— пусть оно и низко, гораздо ниже любви, но именно оно с сегодняшнего дня руководит мной. Ты бы понял меня, если бы увидел ее обнаженной – никакая выдержка здесь не помогла бы тебе, поверь. За одну только возможность просто любоваться ею я согласился бы перенести пытки.

Скептицизм на лице Руквуда сменился на задумчивость, почти сразу его губы исказила злодейская ухмылка.

— Остается сделать так, чтобы Мэри осталась со мной наедине, и уж тогда-то…

— Тебе невероятно повезет, если так случится – а ведь нужно еще лишить ее волшебной палочки.

— Здесь-то как раз нет ничего сложного – пара недопустимых в честном бою приемов, искусное притворство – и Мэри будет моей.

Мальсибер недоверчиво фыркнул:

— Не особо-то надейся, что она пойдет на это добровольно – скорее всего, тебе удастся взять ее только силой.

— Силой так силой,— плотоядно ухмыльнулся Руквуд,— после того, что ты рассказал только что, мне не претит стать насильником.

Мальсибер укоризненно покачал головой, но разубеждать соратника в принятом им решении не стал, без промедления покинув Зал Собраний.

Короткий миг возвращения в реальность – и вот Мэри вновь стоит напротив Руквуда, ощущая себя преданной – Мальсибер, что когда-то, как ей казалось, любил ее, на самом деле всегда хотел лишь одного – владеть ею, и даже был согласен разделить ее, как какую-то вещь, с Руквудом! Горькие слезы отчаяния и боли потекли из глаз от одной только этой мысли, и она, опустившись прямо на ковер, глухо зарыдала, закрыв лицо ладонями. А в душе, казалось, безвозвратно сгорало что-то такое, чему не было названия, то, что позволяло Мэри надеяться на то, что Мальсибер на самом деле не такой, каким был, когда пытался изнасиловать ее. Теперь-то она точно знала, что все ее мысли о Мальсибере были даже не самообманом — иллюзией, тем, что не могло сбыться. Она сама придумала себе кого-то, кем в действительности оказался Мальсибер, охотно поддерживая ее фантазии, он добивался желаемого, и лишь тогда, когда встретил отпор, показал свою истинную сущность.