Когда дверь за Чу затворилась Гарри все не мог заставить себя уйти. Он сидел уставившись на простой стол с собранными заботливым камердинером в ровную стопку чистыми пергаментами, исписанными и новенькими перьями в прозрачном стеклянном стакане, на баночку для мелкого песка и огромную, еще полную чернильницу.

Мальчишки! – Думал он. - Один спешит уничтожить мир, другой спасти, а мне - что делать?!!!

Ближе к ночи, в дверь комнаты постучали.

Узнав голос Талиесина, Мэрл приказал ей открыться. Бард принес каравай свежеиспеченного хлеба и большие куски отварной трески, завернутые в серый домотканый холст. А так же горсть орехов и яблоки.

Разложив всю провизию перед мальчиком, приказал немного поесть. Мерлин был голоден ещё с утра, его так и не удосужились покормить обедом, со всеми церемониями и условностями. Чувствуя, как слюна заполняет рот, он быстро схватил мягкий ломоть и опустил руку. Вспомнив про свой искалеченный язык. Талиесин понимающе похлопал его по плечу.

Не бойся. Камень не помешает, просто ешь осторожно.

Мэрл снял закрывающую лицо вуаль и коснулся пальцем своих губ, проверяя так ли правдив на этот раз его наставник.

Губ не было!

Испуганно ощупывая лицо, он понял что принял свой исконный облик. Опрометью бросился в кладовую, к сундукам. В пятом из них хранилось несколько зеркал. Бард ждал, прошло довольно много времени, как подопечный скрылся. Хлеб остыл и рыба начала покрываться корочкой подсохшего сока, а мальчик всё не выходил.

Увидеть вместо красивого лица морду чудовища, каждому неприятно.

Так и не дождавшись, Талиесин покинул его, что бы подготовится к обряду.

Мерлин слышал, как закрылась за ним дверь. Теперь он был совсем один. Есть уже не хотелось, как и спать. Даже двигаться было противно. Он поднял к лицу руки, стянул перчатки.

Черные с кривыми когтями! Локти и плечи все в жёсткой чешуе. Последнее время он все чаще находил у себя на теле змеиную кожу, его затягивал в истинный облик недостаток мифрила в крови. Яд разъедал сосуды изнутри, отравляя и без того ослабленный зельями организм.

Застонав от горя, он накинул на голову длинную полу одной из накидок. По щеке что-то царапнуло. Мэрл пошарил рукой по ткани и наткнулся золотую пряжку. Ну конечно! Он так привык застегивать её на своей мантии. Даже находясь здесь, не выдержал, и прикрепил к шутовскому одеянию. Мальчик стиснул в обезображенной ладони золотого льва. Как когда-то давно в брутовской школе, чтобы ни за что не отпускать. Острые края золотой пластинки больно впились в кожу, не замечая этого, продолжал сжимать её. Застёжка издала едва слышный хруст, и Мерлин опомнился. У льва отвалилась одна лапка. Теперь гриффиндорский символ стоял на одной ноге, все так же гордо и смело глядя на мальчика алыми глазами.

Мэрл поднялся.

Я не хотел. - Пронеслось в голове, - так получилось! Но, может это и к лучшему.

Он подошел к окну и распахнул его вовсю ширь, насколько позволяли ржавые петли ставень. В комнату ворвался ночной бриз, зашелестев черной одеждой. Мерлин размахнулся и забросил далеко в море трехлапого льва.

Для обряда все было готово.

В просторном темном зале предназначенном для свершения демонических ритуалов, где на полу была вырезана огромная перевернутая звезда с множеством непонятных цифр и символов, Тим и Талиесин готовились к встрече с обитателями нижних миров. Бард заканчивал последние приготовления, расставляя по пяти концам школьной пентаграммы старинные подсвечники с темно-зелеными свечами. Подходил к концу час приготовлений. Еще немного, и обряд который проводили только в исключительных случаях, должен был начаться. Тим давал последние наставления, он был необычайно серьезен. Прибывший накануне Малфой, следовал его указаниям, он уже встал на колени в первом круге, чтобы удержать сына, если тот начнет сопротивляться. На министре был длинный ритуальный плащ с вышитыми на груди серебряными амулетами защиты.

Талиесин закончив с освещением, взял в руки арфу.

Вскоре привели и мальчика.

Он вошёл закутанный в покрывала, казалось если бы ему разрешили навернуть на себя все покровы и гобелены из парадного рыцарского зала, то он и их бы нахлобучил на голову. Не противясь, лег в центр звезды, положив руки и ноги на расходящиеся лучи, голова оказалась внизу, попирая пятый самый главный луч. Драко взял его ладонь в свои пальцы и слегка сжал.

Почувствовав это, Мэрл попытался высвободить руку, но отец лишь еще крепче стиснул её. Все ждали последнего удара часов, и когда он прозвучал, Талиесин провел длинными ногтями по струнам.

запел.

Запел, призывая богов быть помощниками им. Заклинал доброго бога Дагда, рассечь палицей грудь мальчика, и позволить смертным увидеть сокрытое от глаз непосвященных, истинное сердце. Двадцать семь имён прозвучали в хвалебной песне солнечному богу Лугу, двадцать семь имён обратились к демону подземелий Вогану. Темп сменяющих одна другую песен становился всё более быстр и стремителен. Арфа вопила и рыдала под твердыми ударами его пальцев. Высокий голос барда властвовал над сплетающимися в зале силами волшебства.

Мерлин был уже в трансе, он вошел в пограничное состояние между действительностью и небытием, как только его опустили на пол. Граф Фомор напротив всё никак не мог собраться. Его мучило сознание, что он ошибается. Держа в высоко понятых руках длинный ирландский нож с вырезанными руническими именами богов смерти, никак не мог заставить себя опустить его на обнаженную грудь мальчика. Перед ритуалом, одежды Мэрла раскрыли, оставив только спрятанное под колпаком и платками лицо и все тело ниже пояса.

Талиесин сильно переживал, истекало самое лучшее время, он подбадривал глазами ученика. А того словно держали. Граф обливался холодным потом, перебирал пальцами на рукоятке. Драко поднял на него глаза, Тим заметил в них мольбу.

Не надо сэр.

Тихо прошептал он.

Граф ударил, вложив всю силу в этот удар. В последний момент Драко дернул Мерлина на себя, острое лезвие лишь слегка распороло его кожу на груди. Как безумный Малфой прижал холодного сына к своему телу.

Я не позволю, раскрыть сердце.

Тим вскочил на ноги.

Вы с ума сошли мистер! Его кровь уже пролилась на пятилистник. Демоны в пути!

Драко вкинул руку. Послав в графа сильнейшее заклятие, и хотя оно раскололось о его поднятый посох, все же темный маг получил сильнейший заряд проклято-родовой магии Малфоев. Потеряв сознание, он опрокинулся на спину и застыл в глубоком обмороке.

Драко держал на весу тело сына, по его пальцам струилась теплая родная кровь. Письмена вырезанные на полу начали наполняться багровой вязкой жидкостью. Драко знал: они явятся, заклинаемые песней, они придут и потребуют жертву.

« - Это будет мальчик!- Гермиона такая близкая. Домашняя. В его любимом широком зеленом платье. Она гладит немного округлившийся живот и улыбается ему. Так доверчиво и в то же время так мудро. Её немного курносый нос склоняется все ниже, словно она хочет рассмотреть зарождающеюся в ней жизнь. Подбородок утыкается в грудь. Она смеется, тихо затаенно. Она знает тайну, может быть самую главную тайну в этом мире.

Это будет очень хороший мальчик!»

Драко схватился за разрезанную грудь Мерлина. Рана была неглубока, всего на полпальца.

Сдирая в его лица плотное покрывало, он уже хотел перетянуть им кровоточившую рану, как последний слой шелка упал и маг увидел чудовище.

Отвратительное клыкастое существо, все покрытое безобразными наростами, на месте глазниц черные пустые ямы. Закричал и выпустил из рук сына. Мэрл тяжело упал на пентаграмму. Она вспыхнула теперь уже вся, поглощая в сияние его тело.

Драко,- тихо позвал Тимоти.

Граф не мог двинуться с места. Очевидно, Малфой слишком сильно приложил его проклятьем. Тогда шатаясь, волшебник сам подошел и взял из его рук кинжал. На этот раз грудь раскололась.

Теперь ему надо было погрузить свои пальцы в разрез и нащупать бьющийся комочек, сжать его в кулаке и вынуть….