Вместо того, чтобы расстроиться или разозлиться, Мукуро вдруг улыбнулся и, толкнув дверь, вошел в комнату, так и не произнеся ни одного слова.

Хибари подождал его немного и неуверенно последовал за ним, пытаясь унять беспокойство и липкий страх, который он безуспешно пытался от себя отогнать.

Первое, что он увидел сразу — огромные зеркальные стены, которые он ненавидел едва ли не больше самого Мукуро. Сколько раз он рассматривал себя в отражении, пытаясь узнать в человеке по ту сторону себя, сколько раз Мукуро прижимал его к холодному стеклу, заставляя смотреть на себя, на него со стороны…

Зачем ему вести его в это место? Очередное издевательство?

Хибари шумно вздохнул, впиваясь пальцами в дверной косяк, когда увидел кровать и небрежно брошенные на нее кандалы, отцепленные от креплений на стене. Мукуро стоял рядом и задумчиво оглядывался.

— Только попробуй прикоснуться ко мне, и я прикончу тебя, — предупредил его Хибари, не двигаясь с места.

— Зеркало с другой стороны прозрачное, — словно не услышав его слова, сказал тот, подходя к стене и касаясь ее раскрытой ладонью. — Я иногда наблюдал за тобой… Как ты тренируешься, читаешь книги, смотришь в окно… Я даже пару раз рукоблудил на тебя, когда ты смотрелся в зеркало.

— Какая мерзость! Какого черта ты мне об этом рассказываешь?

— Не знаю. Наверное, пытаюсь понять, когда я потерял рассудок и понял, что мне нужно не только твое тело.

— Да, я как-то тоже упустил этот момент, — съязвил Хибари, подходя к нему, и с опаской взглянул на их отражение. Мукуро выглядел совсем не так, как прежде: не такой холенный, лоснящийся от роскоши и вседозволенности. Они оба были одеты в охотничьи костюмы, заляпанные кровью и землей, и больше походили на приблудившихся путешественников, и это вызывало такой яркий контраст между воспоминаниями и реальностью, что Хибари не удержался от смешка.

Мукуро, как ни странно, оказался прав. Кошмары прошлого отступали — конечно, не полностью, но пока этого вполне хватало.

— Ты больше не граф-неженка.

— Серьезно, ты когда-нибудь перестанешь меня так называть?!

Это произошло быстро и очень непонятно, но… стало, вроде, даже уютно. Мукуро сбросил с себя высокомерную спесь, говорил и вел себя так… обычно. Будто между ними установился знак равенства, и стерлись рамки между определениями «мучитель/жертва».

Так не должно быть, это было неправильно, но отрицать не было смысла: они притерлись. Без обид на подначки, без двусмысленных шуток, без приставаний и драк. Это… было странно.

Мукуро присел на постель и упал на спину, раскидывая в стороны руки. Он будто целую вечность не спал.

— Садись рядом, — похлопал он по кровати и услышал сердитое фырканье.

— Даже не подумаю.

— Ну и ладно. Много теряешь. Когда мы еще поспим на такой перине… Опять трава, опять песок… и грязные полы в тавернах, — Мукуро передернулся. — Я отвык от всего этого дерьма.

Он закрыл глаза, слушая, как гудит голова. Вечность бы лежал вот так, не думая ни о чем.

Он едва улыбнулся, когда кровать тихо скрипнула, принимая на себя еще один вес. Хибари лег рядом и уставился в потолок.

Они долго молчали, отдыхая и наслаждаясь временным спокойствием. Снаружи доносились голоса прислуги, все еще разгребавших вход, и откуда-то издалека — очередная перебранка Чейза и Анджело. На мгновение показалось, что они вернулись назад во времени, и Кея, сильно вздрогнув, слегка привстал, опираясь на вытянутые руки.

— Скажи что-нибудь, — потребовал он, глядя на приоткрытую дверь. Мукуро, не открывая глаз, вздохнул.

— Например?

— Ты бы хотел никогда не встречать меня?

— Что за идиотский вопрос. Я даже боюсь об этом думать.

— Я приношу одни проблемы, и все умирают.

— А, ты об этом. Сложно отрицать эти факты, но мне, если честно, все равно.

— Не боишься умереть?

— Раньше боялся, и еще как. Много чего боялся, на самом деле. Сейчас у меня один страх — потерять тебя.

Мукуро говорил так, словно шла речь об обыденных вещах. Наверное, именно поэтому его слова казались такими искренними. Настоящими.

— Значит, если я умру…

— Не говори об этом. Ты не умрешь.

— Конечно, — насмешливо хмыкнул Хибари. — Это ты так думаешь. А здравый смысл…

-… может идти в задницу. Стоило позабыть о нем на мгновение, как я вдруг стал счастливым. — Мукуро приподнялся на локтях и серьезно посмотрел на него. — Ты понимаешь, что если бы я полностью полагался на здравый смысл, то наши пути разошлись бы еще в Колизее? Когда ты позвал меня… я обо всем забыл. Все стало таким… второстепенным, неважным.

Хибари подтянул к груди колени, обнимая их, и задумчиво насупился. Испытывал ли он то же самое, когда речь шла о Дино? Он не помнил. Но ведь любовь у всех разная, не так ли? Мукуро сам об этом говорил, сравнивая себя с Каваллоне.

Как назывались их отношения с Мукуро теперь? Они точно не друзья. И не возлюбленные — никогда в жизни. Но они и не враги: Хибари больше не испытывал к нему всепоглощающую ненависть — слишком поздно. Он просто в нем нуждался. А Мукуро его любил. Просто любовники? Но заниматься с ним сексом Хибари был не намерен, несмотря на то, что в последний раз… ему даже не было противно. Понравилось. Немного.

Мукуро был погружен в собственные мысли, когда заметил, как Хибари склоняется к нему. В горле мгновенно пересохло, и сердце, замерев на мгновение, забилось с удвоенной скоростью.

Хибари дотронулся до его лица, скользнул пальцами по шее, провел ладонью по груди, сжал плечи, а потом, наконец, его руки опустились на талию. Он ткнулся губами в его подбородок, коснулся его губ, неуверенно надавливая языком. Время словно остановилось. Мукуро словно оглох, ослеп и онемел одновременно. Он жил этой мечтой, он жил ради этого момента.

— Я завидую, — тяжело дыша, сказал Кея, глядя на него затуманенными глазами. — Себе. Когда я еще понимал, что чувствую. Когда я действительно тебя ненавидел.

— Я помогу тебе понять. Я обещаю, что ты поймешь. Я все сделаю для тебя, просто оставайся рядом со мной, — прошептал Мукуро на одном дыхании и, протянув руку, погладил его по щеке. — Я никогда не оставлю тебя.

Хибари сжал в пальцах грубую ткань его рубашки и медленно опустил голову на его плечо, крепко обнимая и прижимаясь сам.

Мукуро обвил руками его талию, уткнувшись лицом в взъерошенные темные волосы, и глубоко вдохнул. Почему все самые сокровенные и нежно лелеемые мечты воплощаются в такую неподходящую минуту.

Этот день был для него величайшим подарком и страшным проклятием одновременно, потому что он мог потерять то, что обрел только сегодня. Сражаться, рвать зубами, защищать то хрупкое, пока еще совсем туманное счастье, что испытывал сейчас — он был готов даже на большее.

— Идут! — раздался бешеный крик с улицы, вырывая их в гнетущую реальность, и они оба подорвались с места, кинувшись к окну.

— Веселье подоспело, — без тени улыбки заключил Хибари, наблюдая за снующими по стене людьми, перекатывающими бочки.

— Ага… самый смак. — Мукуро ринулся к двери, на ходу поправляя воротник кителя. Скорее, на автомате, чем из заботы о своем внешнем виде. — Виллани не идиот, солдаты будут подниматься с щитами. И скорее всего начнет лезть тяжелая пехота — они в латах и так просто не загорятся.

— Зато из них получится отличное тушеное мясо. Поберечься нужно лишь от лучников — они щедро будут осыпать стрелами.

Едва выйдя во двор, они наткнулись на Анджело, который как раз бежал к лестнице наверх. Его левая щека была помята, и выглядел он весьма сонно, что не могло не радовать: он все же смог немного отдохнуть.

— Где Донован? — не сбавляя шага, спросил Мукуро.

— Уже наверху, насколько я понял.

Послышался полный боли крик и глухой удар — кто-то уже поджег одну из лестниц, и появились первые жертвы со стороны противника. Из-за стены доносился голос Виллани, отдающего приказы и призывающего держать спокойствие. Хибари проводил взглядом упавшую вниз стрелу, за которой последовал еще с десяток, и пришлось прижаться к стене, так как сверху катился пронзенный одной из стрел лакей.