— Что это ты там размечтался? — подозрительно поинтересовался Бьякуран, глядя на его ухмыляющееся лицо.

— Просто представил занятную картину. — Мукуро вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат. — Бельфегор опять запаздывает.

— Ну, это же Бел, — хмыкнул Джессо. — Он когда-нибудь вовремя прибывал? Кстати. — Он вдруг встрепенулся, вырвал из рук Ирие бумажку, которой тот изможденно обмахивался, и протянул ее Мукуро. — Мы тут с Шо-тяном накидали примерную программу боев. Кто с кем будет сражаться и когда. — Мукуро с интересом развернул лист бумаги и уставился на таблицу, которую явно не Джессо составлял. — Надеюсь, ты понимаешь, что это все очень примерно.

Ирие тяжело отдышался, вытер платком лоб и пригнулся, чтобы Мукуро его отчетливо видел.

— Я классифицировал всех участников по боевым навыкам и опыту. Не всех, — поспешно добавил он, — только тех, кто достаточно известен. В прошлые года бои проходили по определенной схеме: все участники…

— Участники, — фыркнул Бьякуран.

— Все участники, — терпеливо продолжил Шоичи, — делились на блоки. Количество блоков определялось количеством бойцов, но чаще всего было всего четыре блока: A, B, C и D. Бои проходили между блоками, а в конце, если оставались участники из одного блока, то их ставили уже друг против друга. Первый бой проходил между всеми участниками и шел примерно минут двадцать, после сигнала окончания собирали тех, кто не потерял сознание, — они продолжали участие, а остальных забирали врачи, и они выбывали из боев.

— Но сейчас бои идут на смерть, а не на обычное выбывание, — задумчиво произнес Мукуро, ища в длинном списке имя Хибари.

— Это точно. И поэтому правила могли измениться. К тому же, раньше организатором был Его Величество и его церемониймейстер, а сейчас — Его Высочество и его заместительница. Их… интересы довольно различаются. Так что все может пойти совсем по-другому.

— И тогда эта таблица будет бесполезна?

Ирие покраснел и потер пальцем щеку.

— Ну… д-да, получается. Но если все так и пойдет, то Скуало и Фонг… то есть, Хибари, встретятся где-то после середины боев.

— Если дойдут до середины, — весело посмеялся Бьякуран и схлопотал исподтишка подзатыльник.

— Дойдут, — мрачно сказал Занзас, отпихивая его в сторону так, чтобы со стороны это не казалось грубым жестом, и уселся рядом с Мукуро. — Еще не началось… — процедил он и нахмурил брови. От него за версту пахло одеколоном: видно, напился он знатно, раз ему пришлось заглушать запах перегара. И еще немного веяло женскими духами. Время в борделе он зря не терял, точно. — А ты, я погляжу, спокоен, — заметил Занзас, скосив глаза на Мукуро. — Что, уже не трясешься за своего узкоглазика?

— Не особо, — пожал он плечами. — Я уверен в нем. Он сильный, и у него есть просто огромнейшая мотивация не помереть в боях.

— Действительно. Я тоже уверен. Просто меня бесит то, что я не могу встретиться со Скуало и не мотивировать его. — Занзас осклабился, становясь самим собой, и хлопнул себя по коленям, будто сбросил с себя тяжкий груз.

— Что ж, поглядим. Как бы ваша уверенность не рухнула в первом же бою.

***

Хибари провели в маленькую темную камеру без окон и тут же захлопнули за его спиной тяжелую дубовую дверь.

В камере была одна деревянная койка, квадратный столик в самом углу и колченогий стул, а также большое ведро для справления нужды. Пахло пылью и ветхостью, что немного перебивало едва уловимый запах мочи и пота.

Хибари прижал руку к боку и тихо застонал: рана, нанесенная Анджело, сильно ныла после драки с кретинами из той повозки, и впечатление, созданное его временным пристанищем, явно не способствовало улучшению состояния.

Он присел на грязноватую постель и попытался успокоиться. Зря он это сделал: почему-то сразу же заболело все, что только можно. Учитывая то, что первый бой должен пройти завтра, это серьезно беспокоило. В любом случае, он был все еще вдохновлен убийством тех уродов, так что плескающийся в крови адреналин хотя бы немного унимал боль. И хотя бы немного повысил его уверенность, сильно пошатнувшуюся после вечера «уроков» от Мукуро. Это было так… даже не унизительно, это было просто кошмарно. Не то, что произошло, а то, что было после. Когда он позвал Дино, будто бы жаждал помощи… хотя он тогда и впрямь в отчаянии позвал его.

Хибари скрипнул зубами и стиснул голову руками. В голове до сих пор звучал его собственный жалкий беспомощный голос, которым он пропищал имя Каваллоне, и это жутко бесило. То, что он потом провалялся в позе эмбриона на полу почти несколько часов, не в силах прийти в себя — бесило вдвойне. Он просто тогда испугался. Как какое-то… травоядное. Как… один из тех, кого он забивал до смерти. Это казалось неестественным, будто не он был, а просто наблюдал со стороны за каким-то посторонним, совершенно незнакомым человеком. Это не мог быть он.

Хибари всегда сам за себя сражался, всегда сам решал свои проблемы, но сейчас, против воли, искал защиты у человека, которого хотел бы защищать сам. Он хотел, очень хотел вернуться к самому себе прошлому: самодостаточному, уверенному и невообразимо сильному, но не мог, хотя и пытался изо всех сил. Сейчас же он отвращал самого себя. Не хотелось признаваться даже самому себе… он просто сломлен, и как бы ни рвался снова собрать себя по кусочкам воедино, все просто разваливалось еще больше. Казалось, что стремиться больше не к чему, но если Кея признает это, то его жизнь окончательно рухнет. Сейчас, именно сейчас, его держала в относительном самообладании лишь одна цель — Мукуро. Его смерть, мучительная, долгая, которой он будет наслаждаться в полной мере. Больше ни о чем думать не получалось. Не будь этой всепоглощающей ненависти, Хибари бы уже давно сдался, как бы противоестественно это ни звучало.

Из коридора раздались громкие шаги и лязг доспехов. В замке заворочался ключ, и дверь, протяжно скрипя, распахнулась. На пороге появился рослый стражник в полном обмундировании.

— Восемнадцатый, на выход. — Его голос гулко раздавался из-под наглухо закрытого шлема. За его спиной Хибари увидел еще одного конвоира, выпускающего заключенного из другой темницы.

Кея немного замешкался, собираясь с силами: в голове становилось болезненно пусто, как бывает обычно перед потерей сознания. Стражник не стал дожидаться, пока он придет в себя, быстро пересек короткое расстояние между ними и грубо поднял его с постели, встряхнув. Хибари вскинулся, напрягаясь, но в спину ткнулось острие меча, и пришлось подчиниться, задавив в себе жгучее желание свернуть наглецу шею.

Повсюду распахивались двери, слышались недовольные голоса заключенных и скрежещущий звон металлических лат. Вскоре по длинному узкому коридору вышагивало не менее сотни будущих бойцов и еще больше — стражников во всеоружии. Каждая из сторон держалась настороженно: солдаты опасались бунта или попытки побега, а заключенные больше боялись друг друга, обменивались злобными угрожающими взглядами и насмешливо-презрительными оскорблениями. Когда перепалка заходила чуть дальше простых слов, вмешивались стражники и разгоняли нарушителей спокойствия, награждая их щедрыми тумаками.

Когда коридор внезапно разделился на несколько развилок, их распределили по группам, выкрикивая имена тех, кому, по их мнению, принадлежали бойцы. После имени они называли номер, который присуждался каждому участнику боев, и блок, в который они попали.

Хибари стоял с самого краю в одном из первых рядов и ненавязчиво опирался плечом о стену, стараясь не упасть в обморок, как слабак. Было душно, жарко и темно. Свет закрепленных в стенах факелов был слишком зыбким и тусклым, чтобы хотя бы разглядеть своих будущих противников, а от огромного количества людей тошнило. Резкий неприятный запах пота смешивался с сырым воздухом затхлых помещений, влажные, трущиеся друг о друга тела и бесконечный гомон — все это страшно действовало на нервы и хотелось либо свалить отсюда поскорее, либо избить здесь всех до смерти. Второе было бы точно предпочтительней.