Даша завизжала во весь голос, Парадов был вне себя от ярости:

— Карабас, я убью тебя!! В любой из вселенных!

Не прошло минуты, как Литарский был уже мертв: голова безвольно склонилась в сторону, а кровь, словно красная лава, все еще стекала по проторенным ручейкам. Даша умерла следом, она предварительно закрыла глаза и постаралась не дышать, пытаясь обмануть неизбежную агонию. Плачущий и ненавидящий себя Миревич совершал быстрые суматошные движения, он поскорее хотел покончить с ролью палача, пока его рассудок не успел одуматься и запротестовать. Когда очередь дошла до Кирилла, тот продолжал выглядеть на удивление спокойным: лишь чуточку расширены зрачки — да и то скорее от удивления, а не от страха. Он произнес лишь одну фразу:

— Не думал, что смерть окажется такой дружелюбной…

Артем дрожащими руками глубоко вогнал нож и резким движением увеличил рану на шее, надеясь тем самым сократить время мук. С его уст не переставали срываться нелепые оправдания, а его лицо выглядело таким страдальческим, будто он каждый раз умирает вместе со своей жертвой. Танилин пару раз глотнул вкус собственной крови, после чего его глаза стали постепенно закатываться. Умирая, он продолжал молчать. Только видел, как мир со светящимися галактиками падает в бездну под ногами, а в ушах проносится свист их рентгеновского излучения.

— Тварь! Чудовище! Урод!

Алексей истерически принялся раскачиваться на стуле и, как только центр тяжести сместился на критический угол, то он вместе с ним грохнулся на пол. Одна его ножка сломалась, ослабив веревочные путы. Резкое движение ногой — и она свободна! Вторая тоже! Парадов, не веря еще в свою избранность фортуной, мигом понял что надо делать дальше. Он разбежался и со всей дикостью, на какую способен, долбанулся о ближайшую стену. Стул разлетелся в щепки, а веревка безвольно пала к его ногам, прося прощения. То, что произошло дальше, он сам от себя не ожидал: совершенно не обращая внимания на Миревича, он вдруг кинулся к полкам и стал скидывать оттуда кукол, неистово пинал их, топтал ногами, отрывал им головы. Артем с окровавленным ножом в руке спокойно на это смотрел: не мешал и ничего не говорил. Затем Алексей выдернул какую-то жердь, вооружившись ей в качестве дробящего оружия.

— Ну что, Карабас! Сдохнешь сейчас и закопают тебя в твоей гнилой Сингулярности!

Миревич и не это не ответил, он лишь вытер слезы с собственных глаз, ожидая дальнейшего развития событий. Мертвые тела Даши, Стаса и Кирилла несколько охладили кипящую ярость. К тому же Парадов подумал: палка против ножа, гнев против сумасшествия, каковы шансы? Ребят уже не вернуть, да и в тюрьму неохота. Далее он совершил еще один неожиданный для себя поступок — взял уцелевший стул и с силой швырнул им в окно. Звон разлетающегося вдребезги окошка звучал как стеклянные аплодисменты отыгранному спектаклю абсурда. Спешно вылезая из театра, Алексей поранился в нескольких местах, но практически не почуял боли. Оказавшись снаружи, он испытал чувство как будто выкарабкался из верной могилы. Совершил глубокий вдох-выдох и понял: как чертовски приятен этот запах вечернего, пропахшего выхлопной гарью городского воздуха! Голоса проходящих мимо людей, удивленно на него поглядывающих, медленно возвращали к жизни. Рядом стоял черный мотоцикл «Восход» с разгильдяйски оставленным ключом зажигания. Алексей, раздумывая меньше секунды, сел на него и, не обращая внимания на крики хозяина, одним движением ноги завел стальное чудовище.

Он ехал по центральной улице мимо памятника Ленина прямиком к отделению милиции, не чувствуя ни морозного ветра, ни сочащейся из ран крови. Его губы, как индусскую мантру, по циклу перебирали одни и те же слова:

— Это происходит не со мной… не со мной… не со мной…

Не доезжая до отделения метров пятьдесят, Парадов вдруг притормозил и впервые за последний час глубоко задумался, по-старчески наморщив лоб. Четыре свечи — голубая, фиолетовая, розовая и желтая — а ведь где-то он уже их видел… Да, в памяти навязчиво что-то вертится: неопределенное, неясное, связанное с какой-то суетой на поляне. Ему на миг почудилась картина, как зажжение огромных свечей сопутствует наступлению дня, а когда их гасят, то приходит звездная ночь… Кто гасит? Может, он раньше фантастику про это читал?

Мотоцикл последний раз газанул и, попрыгав по заснеженным камням несколько десятков метров, остановился возле улыбающегося милиционера.

Артем не стал преследовать беглеца, только уныло посмотрел в сторону разбитого окна и произнес совсем уж непонятную фразу:

— Минус один для аккорда, остался джокер. Остался последний шанс.

Он глянул на окровавленный нож и выругался в пустоту. С окна дул сквозняк, от которого длинная коса Даши чуточку колыхалась, делая ее как бы чуточку живой. Все трое лежали на полу обильно залитые кровью. Он закрыл им глаза, оставив на память от вселенной лишь пустоту под веками. Смерть, самая правдивая в мире художница, напоследок рисует человека таким каков он есть: без прикрас, бес скорлупы лицемерия и без лишнего груза эмоций. Лицо при смерти как бы обнуляется до изначального природного замысла. Стас Литарский выглядел ярче всех — его рыжая шевелюра ни капельки не пострадала. Обманчиво казалось будто его волосы живут своей жизнью, совсем не собираясь умирать. Кирилл Танилин никогда не любил этот мир: его густые брови, словно нахмуренные, являлись подтверждением сказанному. Сейчас он лежал и якобы с легким негодованием разглядывал посмертное бытие, разочаровываясь даже в нем.

Артем подошел к большому зеркалу и глянул на собственное отражение — бледное, дрожащее, пугающееся всего живого… пока живого. Ужас от совершенного поступка еще пару минут назад ледяным циклоном кружил по нейронам мозга, но теперь пришло унылое безразличие. Дело сделано. Он до последнего не верил, что решится на такое. А самое страшное — он не был уверен в абсолютной правильности своих действий. Хуже неизвестности может быть только предвкушение этой неизвестности. Пора с ней покончить. Жажда определенности в вероятных пространствах никогда еще не влекла так сильно.

Артем покрепче сжал нож и резким движением направил лезвие на себя. Лицо исказилось острой болью, но появившаяся кровь охладила горящую рану. В глазах стало темнеть, пол внизу потерял свою устойчивость. Казалось, планета сошла со своей орбиты и стремительно несется в ночь — туда, где нет ни звезд, ни какого-либо света вообще… В наступающем мраке он еще попытался улыбнуться своему отражению, но оно не ответило взаимностью.

Дикий шум в ушах являлся последним проявлением угасающих чувств.

Пол под ногами исчез, оставив ощущение блаженного полета в никуда…

Когда пришла полная темнота, в ее черный монолит вкраплялись лишь четыре маленьких цветных огонька. Это были почему-то не угасшие в сознании пламени свечей. Даша уже не чувствовала боли, не чувствовала собственного тела — только обостренный покой духа. Она раньше и не думала, что возможно испытать состояние катарсиса от созерцания абсолютной пустоты.

Потом направления в пространстве дополнились свойственной им ориентацией — верх, низ, право, лево. Пришло ощущение тяжести и чего-то жесткого под спиной… Да, кажется, она вновь начинала обретать утраченное после смерти тело.

И еще…

Осознание того, что она лежит горизонтально с закрытыми глазами и руками, сложенными на груди.

Затем слух потревожило множество иррациональных шумов: пришли непонятные голоса, свист то ли ветра, то ли мелькающих с огромной скоростью галлюцинаций.

Даша вдруг поняла, что уже в состоянии открыть глаза…

Над головой свисал побеленный купол неба — без единого облачка, без луны или звезд. Ближе к горизонтам небо почему-то делалось цветным. Легкий ветерок воздушными волнами создавал невидимые приливы и отливы, одна из прядей ее волос упала на лицо. Когда Даша приподнялась, она прежде всего посмотрела на свои пластмассовые руки, не понимая, что с ней происходит. Вокруг какие-то хижины и… о, ужас! Ходят в человеческий рост куклы с такими же пластмассовыми телами! Все изумленно смотрят на нее да чему-то радуются… Лишь потом она заметила, что третья часть неба была поглощена громадой черного замка. Казалось, он висел прямо в воздухе.