Впервые я ощутил муку этого могучего существа, причины чему объяснить сразу не смог. Волнение захлестнуло мою неустойчивую сущность. Он молился, и, делая это неистово, все так же продолжая сиять и лучить светом любви и праведного воздаяния. Постепенно, через него и я начал воспринимать не то, что видели мои глаза, а происходящее в душах – я прозрел.

Теперь я видел, что борьба между духом, душой и телом каждого человека, попадающего в поле зрения, почти всегда заканчивалась предпочтением падшего ангела защитнику. Я с ужасом осознал – это земля, а то, что я видел сейчас – слившиеся оба мира: тот, в котором прозябало мое тело, и та промежуточная часть, между землей и Небом, мира, преодолеваемого душами усопших в мгновение по пути к мытарствам.

У редкого человека эти три субстанции, дух, душа и тело, были единодушны. Как правило, это были дети или старики.

Каждого из людей обступали несколько суетливых, почти бесформенных существ. Одни изрыгали проклятья и хулу на Бога, буквально заставляя делать то же самое каждого. По пути к сознанию несчастного они могли принимать вид весьма красивый и приятный, вполне походя на полезное и нужное, при этом часто пользуясь воображением.

Другие создавали видения, одно непотребнее другого, обещали ублажить похоть, усластить, выполнить любую прихоть, уверяя, что это необходимо и важно. Наиболее искушенные, закрываясь личинами приличными, приятными и сластолюбивыми, льстивым голосом убеждали принять их помощь, ибо другого пути к спасению или улучшению нет, и быть не может!

Рядом, пылая в молитвенном рвении, кружил Ангел-Хранитель гибнущего существа. Создаваемый им вихрь мешал сосредоточиться бесам, срывал их личины, вразумлял, но все, что он мог, что ему было дозволено сейчас – запретить Именем Господним переступать попущенное ради спасения души испытуемого.

Это блистающая купина громогласно вырезала на створках сердца своего подопечного заповеди, от текста которых отражалось, как от щита, большинство предпринимаемого темными существами. Но многие, поддаваясь на ухищрения, прикрывали их, принимая желаемое телом и страстями за действительно необходимое, а многого и не требовалось!

Лишь чуть зацепив ум человека, чтобы он лишь слегка затуманился, что позволяло дальше преподносить предлагаемое уже не столь скрыто и не так изворотливо, они часто легко добивались своего.

Терпеливо и убежденно слуги сатаны уверяли сомневающегося и предоставляли уже увлекшемуся желаемое, искусственно раздувая получаемое приятное наслаждение от того, на что раньше он бы и не посмотрел. Запустив свой коготь в коросту сердечную, они создавали навык, постепенно убеждая в первостепенности и в первоважности этого увлечения, на деле бывшего лишь пагубной занозой, кровоточащей на субстанции души.

Ангел призывал к совести, она вопияла, но глух становился увлекшийся и требующий все большего наслаждения, становясь рабом, мелочи и гадости. Служить, принятым страстям приходилось исправно. Уже не удовлетворяясь малым, ранее принятым, несчастный начинал искать наиболее подходящие из них, в конечном итоге принимая все подкладываемые.

Но не вездесущи темные силы! Как только истерзанный оставался один, хотя бы, на малое время, Ангел, призывал на помощь святых угодников, и молитвы удесятерялись, врачуя милостью и любовью.

Человек задумывался, получая облегчение, приходил к церкви, к мыслям спасительным, но часто не был внимателен и вдумчив, даже когда получал веру в необходимость и неизбежность своего спасения, и подпадал снова под действие своих врагов, по испорченности своей принимая их друзьями.

Охватившая нервозность и неуверенность внесли свои коррективы в происходящее со мной. Я привык к быстрому сосредоточению своих мыслей, но сейчас собраться не мог, и прежде всего, в виду отсутствия ясной близкой цели, я вообще не понимал, что и зачем я здесь делаю. Зачем становлюсь очевидцем того, через что проходил сам, и теперь понятно, что не столько я соблазнялся, сколько совращали успешно, без особого напряжения, пользуясь моими же слабостями, воспринимаемыми мною за силу.

Быстро привыкнув к происходящему, понимая, что сие не коснется меня, я начал любопытствовать, очень желая понять, как же все-таки можно противостоять, и как отбить душу грешника, хотя бы на время дав ей передышку.

Стоило захотеть вникнуть, и возможность была предоставлена. Происходящее в этой ситуации казалось нормой, будто по-иному никогда и не было. Как-то обыденно, по бытовому, проистекала бурлящая жизнь нового измерения в слиянии с остатками понятия о прежней. Ужасно, но я начал воспринимать эту, уже кажущуюся очевидность, как своё родное, всегда бывшее, и что самое страшное – с чем я сам могу справиться! Я и здесь не мог быть безгрешным! Этот навык «самонадеяния», один из самых страшных ошибочностью и не поправимостью своею, оказывается, остается и после жизни, порождая неиссякаемую жажду, утолить которую нигде кроме, как на земле невозможно!

Так же и с другими страстями, жажду которых я почувствовал, попав в новый мир. Доложу вам, пытки эти страшны, поскольку необоримы, а сила их воздействия в разы мучительнее, нежели при жизни.

Представьте себе неконтролируемую тягу кишкоблуда к пище, наркомана к зелью, курильщика к курению табака, алкоголезависимого к алкоголю, гневного к злобе, развратника к блуду, сплетника к сплетням и так далее.

Я мучился, пока, каким-то чудом не понял, и не дал себе обещание, что в случае представящейся возможности искупления изо всех сил буду противостоять искушениям. Тогда пришло облегчение, но лишь частично, чтобы не забывать, о слабости, даже здесь не отступающей…

…Приблизившись к паре – мужчине и женщине – ведущей обычный по бытовым меркам разговор, я начал замечать непривычные свои способности, одновременно воспринимать, обдумывать и сопереживать происходящее не только с ними, но слышать и замечать все, что предпринимали окружающие эту пару ангелы, и Ангелы Божии. Невероятно – чувствуя мотивацию каждого участника этого, по-новому открывшегося действа, я прослеживал формирование процесса изменения уже оживающей мысли, так сказать, перетекающей из рождающегося помысла в мысль восстающую, и далее воплощающуюся в действие, и даже ее трансформацию в процессе материализации под воздействием окружающего влияния сил небесных и гиены огненной.

Я, конечно, сейчас скажу словами несведущей начинающей неприкаянной души, но это хоть как-то сможет обратить ваше внимание на происходящее: все слышимое, неважно от кого, при жизни воспринимается нами очень отстранено, как бы нас не касающееся, и более того, воспринимается часто с сомнением и сарказмом по отношению к говорящему. Весьма частая наша реакция на такие слова – это обращение на действия и душевное состояние оратора, ведь и он, как нам кажется, зачастую не особенно верит в то, что говорит.

Так вот, таких вопросов не возникает. Уверяю вас, здесь все очевидно настолько, что первое, что хочется сделать – сообщить об этом живущим на земле, причем без какой-либо своей меркантильной заинтересованности.

Наша генетическая испорченность видна настолько, что диву даешься, как с такими обезображенными существами может мириться мир, не претерпевший, сам по себе, никаких изменений. Более того мы усиленно меняем не только внешнюю картину нас окружающего, но и суть – она не устраивает нас, ведь она идеальна только для идеального!

Более-менее поняв, что происходит внутри меня, но совершенно не разобравшись, кто я в этом мире и что ждет меня дальше, я не ощущал ни нервозности, ни озабоченности. «Происходящее сейчас нужно», – эта уверенность стала единственной движущей силой, которой я, не задумываясь, подчинялся.

Большая по площади кухня, стены которой были отделаны «венецианской штукатуркой» в пастельных оранжевых тонах, отражающихся от блестящей поверхности почти белого мрамора пола и такого же по блеску потолка, предназначались не столько для принятия пищи и ее готовки, сколько для поражения воображения гостей. Так бывает, когда, обрушившиеся своей тяжелой полнотой исполнения желаний, большие суммы денег поражают людей, всю жизнь живущих скудно и стесненно, но с тягой к высокой культуре и комфорту.