- Меа сulра… Мне надо было пойти тогда с тобой, а не кичиться ученостью. Но я человек, и мелкое тщеславие бывает, забирается в душу и вьет там уютное гнездо.
Роберт по достоинству оценил честность ученого араба, каковая по плечу, пожалуй, только очень сильному человеку.
Тафлар шел впереди, касаясь иногда книг и свитков. Роберт держался сзади. Как и в первое посещение, он был выбит из колеи атмосферой этой странной комнаты.
- Скажи, Рабан, как ты представляешь себе… карту нашего мира? - Тафлар споткнулся на слове 'карта'.
- А еще ты хотел спросить, знаю ли я, что такое карта? - засмеялся Роббер. - Давай договоримся: представь, что перед тобой дикарь из глубины Африки, который еще вчера бегал голышом и ел своих соплеменников. Да не смущайся ты так, ученый человек. Или представь: я обучаю тебя ратному делу и все время извиняюсь и кланяюсь. Вместо боя у нас получится танец павлинов.
- Для дикаря, ты до обидного часто бываешь прав, - проворчал Тафрар. - И так, ты знаешь, что такое карта.
- Знаю. Не забывай, мне пришлось пересечь всю Европу и пройти Палестину. Не имея хотя бы приблизительного представления куда двигаться, можно было забрести к диким русам, а то и к псеглавцам.
- Как Земля выглядит на вашей карте?
- В центре располагается Иерусалим с Гробом Господним. На востоке - Азия, на северо-западе - Европа, на юго-западе - Африка. На самом краю земного диска за Азией находится Рай. Но мне сдается, эту карту рисовал умник, всю жизнь просидевший в своем аббатстве и не отъезжавший от него дальше двадцати лье.
- Можешь нарисовать?
Роберт быстро, но несколько коряво отобразил на листе пергамента свои познания в географии.
- Карты отдельных земель - точнее. Но и они изрядно врут. Не раз приходилось плутать.
Тафлар вытащил из ячейки на среднем стеллаже большой скатанный в трубку пергамент.
- Смотри: вот карта составленная Аль Идриси совсем недавно.
Перед Робертом развернулась, испещренная яркими линиями, картина. На первый взгляд в ней трудно было разобраться, но когда Тафлар показал ему Иерусалим, Антиохию, Константинополь, Роберт сориентировался и довольно уверенно ткнул пальцем в точку на краю голубой водной глади.
- Эль Кайра?
- Ты прав. Как видишь, карта довольно подробная. Я конечно нахожу в ней определенные неточности, но все равно, она выполнена великолепно.
Роберт согласился. Они еще немного поговорили о географии. Потом Тафлар спросил:
- Ты назвал землю диском. Я верно понял, ты считаешь ее плоской?
- То есть как это - 'считаю'! Разве может быть иначе?
Араб замялся, сомневаясь продолжать или нет.
- Мы же договорились, не расшаркиваться друг перед другом, - нажал Роберт.
- У нас тоже многие так считают… Но не все!
- Да говори, ты, наконец! - поторопил заинтригованный франк.
- Есть другое мнение: земля - шар, покоящийся на спине слона, а солнце луна и звезды вращаются вокруг нее.
Роберт опешил. Первым порывом было, прекратить все разговоры с сумасшедшим. Но, наверное, сама атмосфера этого зала не давала совершать поступки, продиктованные здравым смыслом и простыми человеческими чувствами. Роберт твердо стоял на земле. Даже ногами для верности переступил, с удовольствием ощущая ровную поверхность. … На полуденной границе Панонии посреди равнины им повстречалась невысокая коническая гора с узкой, лысой вершиной. Роберт и Лерн, оставив лошадей у подножья, нашли узенькую крутую тропку и взобрались на самый верх. Роберт не пожалел о потраченном времени и натруженных ногах. Горизонт отодвинулся, теряясь в предвечерней дымке. Из центра, в котором они находились, разбегались поля, рощи и редкие извилистые балки; цвета мягко перетекали из ярко зеленого в золотой и коричневый. Косые лучи заходящего солнца освещали ПЕРЕВЕРНУТУЮ ЧАШУ ЗЕМЛИ…
Сравнение тогда мелькнуло, да и кануло за ненадобностью.
- Я не очень тебя напугал? - осторожно спросил араб.
- Интересно, что бы ты сделал, сообщи какой доброхот, что тебя родила не женщина, а львица?
- Сожрал бы клеветника, - расхохотался Тафлар.
Теперь Роберт часто приходил сюда, чтобы, раскрыв том Овидия или псалтырь, вгрызаться в строчки, которые наступали на него как ряды неприятельского войска.
За первой фалангой надвигалась следующая, а там - еще и еще. Не раз и не два Роберта посещала здравая мысль: на кой дьявол ему, воину, оно надо? Он закрывал книгу, отодвигал кусок пергамента и калям. Некоторое время его грела мысль, что все кончено: войска неприятеля отброшены. Но за ней пряталось понимание, что отступил сам. И все повторялось: неравный бой, усталость, раздражение, потревоженный сон, куда как лазутчики проникли ряды черных жучков. Они маршировали, норовя затоптать бедного рыцаря.
Он сделал большой перерыв, заполненный упражнениями и поездками с Тафларом по окрестностям Эль Кайры. Чувство ущербности, - когда понимаешь каждое слово в отдельности, но общий смысл не дается, или доходит не сразу, и приходится перечитывать строчку, чтобы в конце понять, или не понять вовсе, - отступило.
Библиотека встретила тишиной, запахом старой кожи, пряных трав, чувством, что ты тут не один. Он открыл псалтырь, положил рядом листочек со словами на латыни, составленный для него Тафларом.
Знакомый текст сам бросился в глаза: '… царствие Твое… хлеб насущный… и остави долги наши…' Строчка вместила прохладу нефа, запах ладана и сырости, пыльный столб света, падающий из окон ротонды, голос, доносящийся с кафедры.
Он не стал читать дальше. Тоска по дому, которая так долго сидела, в своей норе, загнанная туда волей, вырвалась наружу и вцепилась как осьминог - давя и высасывая силу. Железная цепь СЛОВА вот-вот грозила порваться.
Завыть по волчьи, разнести тут все, перебить всех, кто попадется на пути и бежать, бежать на берег моря, за которым совсем рядом - вот она карта - дом.
- Какие вести от Селима?
- Ты стал часто спрашивать об этом. Будь уверен, как только что-либо станет известно, я тебе сообщу.
- Возможно, твой родственник забыл. Мало ли дел у высокого сановника.
- Он никогда ничего не забывает ни плохого, ни хорошего. И поверь, слово свое держать умеет. Но, ответь, неужели тебе здесь так плохо?
- Здесь - это в твоем дворце, в саду, с чашей вина в руке? Или здесь - в чужой стране, где даже камни норовят оттолкнуть чужеземца, трава колюча, а мед горек?
- Образование идет тебе на пользу, - в тоне Тафлара скользнула легкая натянутость.
- Прости, ты - добрый, умный человек. Я не хотел тебя обидеть. И всю жизнь буду помнить, что ты для меня сделал.
- Взаимно.
- Рабан, я вчера встретился с Измиром аль Сауфи. Он человек Селима. Его рассказ меня удивил и насторожил, но может быть все идет, как надо, просто я в силу недостаточного знания ваших обычаев, чего-то не понимаю.
Через венецианцев Селим отправил в Иерусалим предложение обменять тебя на выкуп.
Могу даже цену назвать: двадцать марок. Золотом, разумеется. Согласись - не такая уж высокая цена.
- Особенно если учесть, что простой рыцарь идет за пять серебром.
- Знаешь, во сколько Азиз оценил жизнь и свободу Боэмунда Гоенского?
- Вo сколько?
- В двадцать пять.
- Тафлар, наш разговор начинает походить на рыночную свару, но продолжай, прости, что перебил.
- Так вот: во-первых - долго не приходил ответ, а когда он пришел, выяснилось - твоя добыча и все деньги под присмотром барона Геннегау вывезена в Европу. В Иерусалиме, к тому же, очень удивились известию, что ты жив. Тебя там считали мертвым. Нашелся даже человек, который, якобы, тебя хоронил.
- Те два рыцаря, которых привез в Эль Кайру, Селим, еще здесь?
- Их только что обменяли. Считаешь, они могут подтвердить, что ты жив, и тебя перестанут считать самозванцем?
- Я с ними был знаком раньше. Здесь они меня видели. Скоро все должно разъяснится.
Можно бегать, прыгать, а потом махать мечом до изнеможения. Можно без конца разбирать мелкие черные значки, оживляя картины, прячущиеся за бледными тонкими страницами. Можно научиться по шагам узнавать всех обитателей дома. Можно до упаду гонять сына Фатимы, нового телохранителя Тафлара, и даже радоваться его успехам. Можно проводить жаркие ночи в объятиях красивых женщин, ласковых и податливых, совсем не похожих на своих северных сестер. Можно… но все равно, каждый прожитый миг будет потерей - ушедшей в песок водой, которую неосторожно пролил вместо того чтобы утолить смертельную жажду.
