В ожидании возвращения Якова с кофе они стали обсуждать местную погоду, пока в их беседу не вмешался Каркаров, зашедший, чтобы посоветоваться с Иванной, ленточкой какого цвета лучше будет переплести доклад для Департамента Образования. Иванна, понимая, что ему просто скучно, наугад посоветовала фиолетовую. Тут же вернулся Яков и передал ей чашку кофе, а Федора набрала было воздуха, чтобы прочесть содержательную лекцию о цветовом символизме, но не успела и слова сказать, так как Каркаров, поводив носом, с подозрением поинтересовался, чем это тут пахнет. Иванна, не успев озвучить комментарий об обонятельных галлюцинациях, освежив нос ароматом кофе, принюхалась и вынуждена была признать, что таки да, пахнет, и все, кто был поблизости, дружно принялись обшаривать кают компанию на предмет источника запаха.

— Может, кто-то сдох в камине? — предположила Иванна, определив, что запах усиливается по мере приближения к оному.

— Скорее, Витя онучи сушить повесил, — предположила Федора.

— Дура ты, я не сушу их на камине! — обиделся Виктор.

— Нет, это не мертвечина, это на стухшее мясо больше похоже, — поделился наблюдениями Каркаров.

— А-а-а, ну точно, это же вечерний Никитосов бутер с ветчиной! — просиял Яков; достав из-за голенища сапога волшебную палочку, он открыл окно и отлеветировал из помещения отвратительного вида пергаментный свёрток, вылетевший из-за рога горельефного черепа оленя, украшающего каминный портал. — Он вчера перед сном не доел и спрятал зачем-то. Наверное, решил, что это хорошая идея. Ну, и забыл, видимо.

— Зачем ты его выкинул, надо было мэтру Сноррессону предложить, — негромко пробормотала Федора, проводив ароматный объект взглядом.

— Так-так, кажется, я знаю, кто в ближайшие недели будет драить гальюны… — сделал вдохновенное предсказание Каркаров. — Пойду-ка проинформирую этого счастливца.

— Слушай, пойдём к тебе зачётиться… зачитываться, — поморщилась Иванна. - Зачетаться.

Оставив потерявшую на некоторое время уют кают-компанию, они уединились в федориной каюте. Иванна заняла койку Василисы, которая сейчас заседала в каюте-библиотеке.

— Ну, давай, говори всё, что знаешь, — сделав глоток из чашки, она отставила её на столик и взбила подушку.

Федора, по-турецки усевшаяся на своей койке, приняла значительный вид и принялась рассказывать:

— Примочки, латинское наименование Fomentationes… эм-м… зелья в виде жидкости для наружного местного применения… в холодном и горячем виде… в основном, в лечебных целях. Ну, из классических примеров — свинцовая вода, помогает от свежих синяков, от укусов пикси хорошо идёт настой лепестков календулы с добавлением шипов вопилки шерстяной…

— Ладно, всё, зачёт, — зевнула Иванна, протягивая руку к лежащему рядом с её чашкой альбому. — Можно? — получив разрешение, она раскрыла его наугад и тут же попала на портрет Снейпа, окружённый комментариями, написанными разными руками, очевидно, почитателей таланта неугомонной художницы.

Полистав альбом, Иванна полюбовалась видами Хогвартса и Дурмштранга, портретами их аборигенов и жанровыми сценками с их участием; наткнулась даже на свой портрет, где она была изображена явно в минуту полнейшей фрустрации, ибо застыла в совершенно характерном жесте, закрывая глаза ладонью. Похихикав, Иванна взяла с тумбочки карандаш и приписала комментарий в духе остальных «посетителей выставки», упрекнув автора в глумлении над больными и слабоумными.

Также альбом просто пестрел портретами незабвенного Горана во всяческих вариантах, чего Иванна, конечно, не могла не отметить.

— Док, вот скажи мне… — не поддалась на провокацию Федора. — Только не подумай, что это как-то повлияет на моё мнение…, но ты товарища Зорича знаешь, судя по всему, давно. В общем, что он за фрукт? Взгляд со стороны, так сказать.

— Нормальный фрукт, — уверенно отозвалась Иванна, прикидывая, что бы такого полезного рассказать Федоре.

август 1991 г.

Её внезапный роман с ним был скоропостижным и неожиданным для обоих. Всему виной, разумеется, были те две влюблённые парочки из туристов-катамаранщиков, что ехали вглубь Алтая с её группой в одном вагоне электрички. Ну, и дорожная скука, пожалуй, тоже сделала своё дело. Впереди предстояла пересадка на дизель и ещё несколько часов дороги по заповедной глуши, поздний вечер, плавно переходящий в бархатную ночь, располагал к медитативности. Население вагона, состоящее из местных жителей, большой пёстрой группы катамаранщиков и иванниных аспирантов (которых катамаранщики приняли за студентов биологического факультета), в основном дремало под тихий лиричный аккомпанемент гитары одного из туристов и перестук колёс. Заснувший у неё на плече Горан сопел совершенно не лирично, однако, почесав подбородок о его макушку, она задумалась. Почти всё время она привычно экранировалась от окружающих, на чём работа в направлении эмпатического саморазвития и останавливалась, и Иванна поняла, что это реально скучно.

Аккуратно ослабив барьеры, она ощутила общую эмоциональную ауру пассажиров. То, что не спали лишь некоторые из них, с одной стороны, облегчило Иванне задачу, с другой — только усугубило опасность. Расположившаяся в «купе» напротив обнимающаяся парочка ворковала вполголоса, обмениваясь поцелуйчиками. Второй парочки Иванна не видела, однако могла, не задумываясь, назвать их местоположение — вторая волна романтики буквально накрывала её с головой; тихий струнный перебор и размеренный стук колёс только усугубляли ситуацию. Внезапно осознав близкое соседство Горана, Иванна ощутила томное волнение. Горан, сколько она его помнила, всегда воспринимал её, дочь наставника и руководителя, как нечто святое и неприкосновенное, и в жизни не подумал бы посягнуть на что-то большее. Самой ей тоже не случилось увидеть в нём героя своего романа: Горан успел закончить учёбу до того, как Иванна ощутила необходимость в высматривании героев, а к тому времени, когда он стал работать под началом Мирослава и периодически бывать у Мачкевичей в гостях, её голова была капитально занята влюблённостью в Вацлава.

«Да, всё-таки, бабы — те ещё дуры… У тебя под носом всё время находился такой кадр, а ты носилась за каким-то типом, который…» — она обречённо не стала додумывать печальную мысль.

В любом случае, дополнительно поработать над своими навыками будет нелишне…

Комментарий к Глава 92

Эчпочмак — татарское блюдо, условно говоря — треугольные пирожки с картофельно-мясной начинкой, фишка которых заключается в том, что начинка заворачивается в тесто в сыром виде.

Жингялов хац — армянское блюдо, плоский жареный хлеб с начинкой из ароматных трав.

Сюрстрёмминг — крайне самобытное шведское блюдо, консервированная забродившая сельдь.

========== Глава 93 ==========

27 ноября 1994 г., пятница,

Хогвартс,

но вообще — август 1991 г., воспоминания.

Непонятно, то ли в вагоне действительно было душно (что было очень вероятно, ибо весьма нетипичная жара, по словам местных, стояла в этих местах уже третью неделю), то ли ей так просто казалось, но потребность подышать воздухом у Иванны назрела весьма насущная. Коричный аромат, издаваемый двумя мешками яблок, стоящими неподалёку, заглушал почти все остальные запахи и буквально душил. Окна, естественно, не открывались: заботливые работники железной дороги в преддверии осени успели плотно законопатить их, совершенно не размениваясь на такие мелочи, как непрекращающееся пекло. Этот вопрос сразу же после посадки попытались проработать несколько добровольцев, однако усилия не увенчались успехом. Магию же было решено не применять из соображений конфиденциальности.

Вцепившись Горану в плечо, она потрясла его и, едва касаясь губами его уха, шёпотом спросила:

— Слушай, можно я на стекло начарую ма-алеленькое Эванеско? Ну, пожа-алуйста!

— Никакой магии в непосредственной близости от немагического населения, — просыпаясь, механически запретил Горан страшным шёпотом; эту фразу за время экспедиции он повторял очень часто, обычно присовокупляя критическую характеристику в адрес автора предложения нарушить запрет. — Пойдём в тамбур, там должно быть прохладнее.