Ещё одним великим событием стала новость от Василисы — мать сменила гнев на милость и решилась отпустить детей в Хогвартс. Тем же вечером Каркаров, пообщавшийся с сестрой через камин и получивший благословение везти детей на Турнир, тщательно выпытывал у Иванны подробности её разговора с Ольгой и Таисией, но так и не смог понять, что же именно повлияло на его родственниц. Иванна, по совести говоря, и сама этого не понимала.

Неотвратимо приближался конец месяца, а вместе с ним и два таких события, как отъезд турнирной делегации и День рождения Иванны. Стала известна точная дата отъезда — тридцатое октября. Иванне пришлось очень долго убеждать страшно недовольного таким раскладом Каркарова, что нет ничего трагического в том, что он лично не сможет её поздравить; более того, утомлённая за этот год разного рода «праздниками», она даже и не собирается устраивать какое-либо торжество по этому поводу.

…Тридцатое октября с самого утра началось как день повышенной суматошности. Крепость будто бы наполнилась некоей суетливой атмосферой, напоминающей предпраздничную. Иванна, не желая путаться под ногами у отъезжающей делегации, села с книгой в своей гостиной, терпеливо дожидаясь, пока все набегаются, и можно будет спокойно попрощаться. Расслабиться ей, конечно, не дали. Сначала Каркаров попросил проверить, всё ли он взял с собой; Иванна, которая решила отложить момент вручения оберегов, покорно спустилась в его апартаменты и сделала вид, что перепроверяет уже сорок раз проверенный багаж, правда, стоило Каркарову удалиться по своим делам, она благополучно села читать в директорском кабинете.

Обед накрыли на все шесть курсов и весь преподавательский состав на плацу внутреннего двора. К счастью, торжественных речей в этот раз было немного. После обеда кандидаты и преподаватели, которых взяли в поездку для того, чтобы кандидаты не отставали от школьной программы, отправились грузиться на корабль под чутким руководством госпожи Май, а Иванна отправилась к себе, чтобы дождаться Василису, Федору и Виктора, которых она попросила зайти перед отъездом. Те появились спустя примерно полчаса под предводительством Каркарова.

— Поскольку заранее поздравлять с Днём рождения — плохая примета, поздравлять мы не будем, — торжественно сообщил он. — Однако подарки дарить можно, особенно, если в срок лично этого сделать не удаётся. Ну, что, по старшинству, начиная с самых младших?

Василиса, кивнув, выступила вперёд и произнесла торжественную, хоть и несколько пространную (должно быть, из-за присутствия посторонних) хвалебную речь о том, какая замечательная личность доктор Мачкевич, и как она, Василиса, благодарна за всё, что было для неё сделано, после чего преподнесла подарок — красивый, украшенный каменьями гребень для волос, который можно было использовать и как заколку, и как расчёску. Растроганная Иванна подарок приняла в смущении, ибо до конца не была уверена, что сделала хоть что-либо полезное для Василисы.

Следом выступила Федора, оказавшаяся младше Виктора на два месяца, восемь дней и пять минут. С застенчивой улыбкой она протянула Иванне свёрток, в котором обнаружилась роскошная шёлковая шаль с кистями, расписанная собственноручно Федорой затейливыми узорами в сочных осенне-натуральных цветах, но не нарочито ярких, а как будто чуть-чуть тронутых инеем. Приняв должные излияния восхищения, художница предоставила слово Виктору.

Тот, не мудрствуя лукаво, в очередной раз поблагодарил Иванну за помощь в социальной адаптации на кафедре Алхимических дисциплин, сообщил, что для него большая честь быть лично знакомым с таким выдающимся учёным и просто хорошим человеком, и торжественно презентовал Иванне бутыль с эфирным маслом болгарской розы и коробочку бергамотового локума.

— Ну, вы меня сегодня просто задарили! — сконфуженно хмыкнула Иванна. — Вот, кстати, соображаешь! — обратилась она к Виктору и добавила, что далеко не каждый проявит смекалку и сообразит, в каком именно виде женщине алхимических наклонностей целесообразно дарить цветы.

Тот в ответ смущённо потупил взор, но явно остался доволен комплиментом. Сложив подарки на стол в кабинете, Иванна вернулась в гостиную и торжественно выдала троице по персональному медальону-оберегу, которые сделала буквально за два дня в приступе вдохновения. Каркаровскую амуницию она решила отдать ему без свидетелей.

Сам Каркаров, дождавшись своей очереди, вручил Иванне тяжеленное ожерелье из грубо огранённых прозрачных камней, каждый примерно с перепелиное яйцо размером.

— Опять бриллианты? — изобразила скучающее выражение лица она, рассматривая камни; ожерелье было просто прекрасно в своей диковатой небрежности, только вот что это за камни, она никак не могла понять. — Не бриллианты и не горный хрусталь — лёгкий фиолетовый оттенок… Для аметиста слишком чистые… Что у нас ещё прозрачно-фиолетовое… Чёрт! — Иванна выхватила веер, встала спиной к камину и осветила ожерелье Люмосом. — Да ты ума лишился! — вытаращилась она на Каркарова, после того, как увидела, что бледно фиолетовые камни в холодном свете стали сизовато-зеленоватыми. — Не говори, что это александрит!

— Хорошо, не буду говорить, что это александрит, — коварно ухмыляясь, кивнул он. — Причём, отборный уральский.

— Отравиться и не жить! Он же редкий, и стоит, как не знаю что! Тем более — такие здоровенные булыжники! — не могла успокоится Иванна.

— Редкий, да. Камни из моей старой коллекции, я во времена оны развлекался. Твой прошлогодний бриллиант, кстати, из тех же источников. Или тебе не нравится? — изобразил печаль Каркаров.

— Ну, ты сказанул! — возмутилась Иванна. — Мне надо прийти в себя, чтобы я могла осознать своё счастье. Помоги застегнуть, у меня что-то пальцы не слушаются.

Пока Каркаров водружал свой подарок на шею именинницы, Василиса поспешила вежливо сообщить, что они, пожалуй, пойдут на корабль, и настойчиво показала старшекурсникам на дверь. Иванна расцеловала всех троих на прощание, сказала, что будет скучать, после чего убежала в спальню к зеркалу. Вернувшись, она застала в гостиной одного только Каркарова и наконец-то смогла его по-человечески обнять. По совести говоря, в том, чтобы обняться на глазах у троицы не было ничего зазорного, но Иванна всерьёз опасалась, что не сдержит эмоций: до неё потихоньку доходила неотвратимость расставания, что вело к основательному смятению духа.

— Ну, как, годится? — поинтересовался Каркаров нарочито бодрым голосом. — Про цветы, извини, не сообразил. Витя действительно молодец.

— Ну, допустим, не думаю, что он прямо специально сидел и думал, — пожала плечами Иванна. — Но, по крайней мере, он хотя бы вести себя адекватнее начал.

— Твоё положительное влияние, — кивнул Каркаров. — Я, собственно, надеялся, что он к тебе станет испытывать определённую симпатию и, чтобы завоевать уважение, подтянется по Алхимическим дисциплинам. Да и вообще, для формирования вкуса и борьбы со стереотипами полезно. Это же в корне неверно считать, что умная девушка — это обязательно унылая зубрила.

— Ну, ты вообще тот ещё стратег, — несмотря на растущую тревогу, Иванна не могла сдержать смешка, поняв, к чему были те показательные посиделки на его столе в джинсах с дырой на колене; ломка стереотипов, значит.

— Я стараюсь… Но ты скажи, как тебе бусики?

— Да чёрт с ними, с бусиками! То есть, они просто умопомрачительны, но я скучать буду! — укоризненно всхлипнув, она боднула его в плечо. — Что с ними, что без! — по-настоящему пустить слезу мешало чувство глубочайшего шока от собственной реакции на расставание.

— Я тоже буду, — отозвался Каркаров, теснее сжав объятия. — Но ты скоро к нам наведаешься. И это не вопрос, а утверждение. Ладно, мне надо идти.

— Ой, подожди! — спохватилась Иванна. — Обереги же.

***

Иванна спустилась в лабораторию, дабы немного успокоить взыгравшие нервы в привычной обстановке. Её саму этот внезапный приступ тоски по ещё не уехавшему Каркарову обескуражил чрезвычайно. Она не очень понимала, каким образом совершенно незаметно для себя успела за эти месяцы так крепко к нему привязаться, и какого чёрта это вскрылось только сейчас. Может быть, плюнуть на работу и поехать вместе со всеми прямо сейчас? Иванна поспешно замотала головой, отметая эту идею как бредовую и абсолютно неадекватную.