Ларс умело поглаживал ее клитор, не позволяя ей двигаться. Впервые за нечастые стычки от мужчины не несло навозом, и ее тело предательски отвечало на ласки, хотя сложившееся положение было ей отвратительным.
— Как же ты пахнешь... — прошептал он, отпуская ей рот и начиная задирать ей платье.
— Отпусти меня! — Она стала отбрыкиваться и ругаться, но Ларс все также сопел над ее ухом, занятый лишь собой и игнорируя ее полностью.
Подняв юбку, он засунул в нее пальцы, продолжая потирать клитор. Она не смогла сдержать вскрик отвращения и он, приняв это превратно, подтянул к себе ее бедра, продолжая ласкать ее руками.
— Мурло, отпусти! Я не хочу тебя!
— Твое тело говорит другое
— Отпусти меня и я покажу тебе, что говорит мое тело! — Дита была готова начать с ним драку, несмотря на его рост и силу.
— Не к чему, — Ларс усмехнулся, задирая ее платье все выше, он дотянулся до ее груди, разрывая завязки. Осторожно начал сжимать ее соски, ей пришлось закусить губу, чтобы удержать голос своего тела. О Ларсе ходила слава соблазнителя и ловеласа, он действительно действовал искусно, точно и уверено, она с трудом сдерживалась, чтобы не поддаться на его ласки.
— Прекрати это, отпусти!
— Ты вся мокрая, девочка, ты же хочешь меня, — он приспустил штаны, и она почувствовала, как он упирает в нее свою плоть. Раздвигая ее губы пальцами, он впихнул в нее свой член, и девушка сморщилась от отвращения. Ларс стал насаживать ее на себя, входя все глубже, двигаясь быстрее и сильнее. У него был большой, очень большой и толстый член, и от проникновения ей было крайне неприятно. Дита взвыла, пытаясь оттолкнуть его.
— Больно, оставь меня, Ларс! Вытащи эту штуку! — Она злилась, возбуждение проходило, а боль усиливалась.
— Сравнимо с болью от его зубов? — Гуль спросил это с какой-то завистью. При воспоминании о зубах Дмитрия у девушки мурашки побежали, это была несравнимая боль.
Ларс проникал все глубже, и ей до безумия захотелось сбежать, оказаться где-нибудь в другом месте. Он впихивал себя сильными толчками, она вскрикивала, колотила его руками и пыталась дотянуться ногтями до лица и глаз, Ларс ловил ее руки, выкручивая, сжимая. Это было обидно, гадко, унизительно. А мужчина начал двигаться резче и агрессивнее. Дита стала всхлипывать, не имея никакого шанса вырваться, убежать, остановить, чтобы он не входил так глубоко. Ларс сжимал ее как игрушку, не обращая внимания на ее слезы, используя для удовлетворения своих потребностей, как кусок мяса. Дита начала реветь, ругать его грязными словами и проклинать. К счастью, он быстро кончил, и Дита попыталась слезть с него. Но Ларс продолжал сопеть над ней, не отпуская. В какой-то момент она испугалась, что мужчина продолжит снова, но он явно обмяк и потерял возбуждение.
— Так намного лучше, — сказал гуль сам себе, — сомнительное удовольствие, но зато голова больше не ломит от твоих образов. — Ларс усмехнулся, — Тебе понравилось? — Просвистел он ей в ухо
— Ты что смеешься? Ненавижу! — Ей нестерпимо хотелось избавиться от его тела. — Ублюдок, еще раз тронешь меня и я…
— И ты что? Что ты мне сделаешь? Ты – стадо, тремерская шлюха! — Ларс прервал ее. — Твое место на столе вампиров и ты всего лишь еда. Никому нет дела до твоих переживаний и чувств. Или думаешь пожаловаться? Никто за тебя не вступиться. У тебя даже нет хозяина, потому что Карл далеко, а Петр лишь посмеется и доплатит мне за усмирение непокорной. Пожалуешься Дмитрию? Он ненавидит жалобы, выставит тебя за дверь или вообще прихлопнет! Пожалуешься Бэну? Бэн один в поле не воин. И да, он один, все остальные гули против него.
Дита нервно сглотнула. Ларс был прав, чертовски прав. Только начав встречаться с Бэном, Дита надеялась на покровительство гуля Палача, на его защиту. Но Бэн бы не пошел против Анжело, просто потому, что так велел Вильгельм. А слова хозяев было законом. Сменить Бэна на другого? Слишком поздно, Дита уже привязалась к этому эгоцентричному самовлюбленному мальчишке, и Бэн был необходим ее хозяину. Юноша один из всей своры был добр к ней, относился как к равной и не слишком умело, но все же защищал. А еще Бэн был идеальным любовником, заменивший ей драгоценного Джетта. Если Дита вздумает пожаловаться гулю Палача, наябедничает про негодяя, что изнасиловал ее, так ловко, что она почти не успела понять это, не давая ей даже шанса увильнуть или сбежать. Вряд ли Бэн переживет открытую войну. Вряд ли он пойдет на эту войну, даже ради нее.
— Я буду мстить тебе, и поверь, тебе это не слишком понравиться, — зло выдавила она сквозь слезы.
— С нетерпением буду ждать, и с радостью дам тебе повод, — Ларс слегка дернулся в ней, и она с отвращением взвыла.
— Да отпусти ты меня, наконец!
Ларс вышел, заправил свой член в штаны и с довольным видом, пощелкивая языком, стал наблюдать, как она, утирая слезы, пытается привести в порядок порванное платье.
— Анжело будет не рад, проспорил мне эля.
Дита брезгливо фыркнула и залепила мужчине звонкую пощечину.
Ларс лишь рассмеялся, когда девушка прижала к груди ушибленную руку, и с размаху ударил ее в ответ. Дита упала на пол, отлетев от него на пару метров.
— Тебе следовало подчиниться Анжело и отдаться ему, никто бы больше и пальцем тронуть не посмел. — Ларс встал над ней и, наступив на руку мешая подняться, стал говорить с презрением, — То, что ты мнешь себя гулем Юстициара никакой защиты тебе не предоставит. Если я воспользовался, воспользуются и другие. И ты зря строишь из себя неженку, ломаешься, только хуже будет. Еще при этом одеваешься как шлюшка, без белья, прозрачные платье, все видно, на тебя смотреть аж больно. Ты как магнит для мужчин! И то, как ты пахнешь. От тебя животные инстинкты пробуждаются! Это просто с ума сводит, нестерпимо. — Вряд ли он смог бы описать, что большая часть его желаний проистекала из чувств хозяина. Это Дмитрию нравилось, как она пахла, и у Дмитрия вызывала смертная приступы звериного голода.
Дита же любила вести себя открыто и ярко. Но при дворе, где она жила человеком, за ней бегала свора слуг и нянек, не позволяя никому даже думать о ней плохо. А на корабле у Джетта, она была привилегированной женщиной Капитана. И как бы она себя не вела, чтобы себе не позволяла, никто никогда не позволял себе и пошлого слова в ее сторону. Тут, в Берлине, она была сама по себе, даже Бэн, хоть и создавал видимость прикрытия, не мог помочь ей ничем. Она сама по себе и с этим ей придется мириться, жить и сражаться со всеми, понимая, что ее никто не прикроет. Даже Джетт.
Когда приехал Бэн, она сама вскочила к нему на руки, и, не позволяя его ничего спрашивать, пнула лошадь в бок. Лишь бы скорее убраться от туда.
Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла.
12 октября 1811 год. День. Воскресенье. (Амалия)
Вернувшись в капеллу, Дита скинула с себя новый наряд, подаренный Дмитрием и запихала в общую кучу одежды для стада Петра. Кто-либо из девушек будет рад забрать его себе. Порывшись в вещах, она отыскала чей-то старый халат и, завернувшись в него, забралась под пыльное одеяло в общей спальне. Джетт выпросил для нее у Петра отдельную комнату, но там было скучно и одиноко, а в общих комнатах всегда кто-то болтал и жужжал, отгоняя грустные мысли. Сейчас комната была пуста, потому что под утро почти все заканчивали работу в борделе и получали жетончики за труды. Вот за несколько часов до пробуждения вампиров тут было чересчур шумно. Девушки приводили себе мужчин для развлечений, начинались споры из-за одежды и белья, ведь ночью придут господа, перед которыми хочется покрасоваться, чтобы в следующий раз снова выбрали тебя, чтобы лишь тебе дарили поцелуй...
Дита чувствовала неприятный зуд там, где Ларс касался ее. Ей хотелось забраться в горячую ванну и смыть с себя все. Но воду для нее лично разогревать не будут. Да и жетончиков ей на воду не давали, обычно Бэн ей лично готовил. Просто так сложилось. К Дите клиенты приходили каждую ночь и Коган махнул рукой на «транжирную девицу». Другие девушки из капеллы ее в свою сауну не пускали. Жадничали. Дита со стадом Петра старалась не ссориться, бедные девушки даже не понимали, что они такое и зачем живут так. Принцесса в капелле прожила всего три года, и за это время состав обновился почти полностью. Хотелось бы завести друзей, хотелось бы сблизится хоть с кем-то, но... девицы попадались разные, и стервозные, и занудные, но все они были человечные. Простые, с простыми наивными мечтами. Не сравнить с тем, что было в душе гулей, что жили веками. Дита любила этих простых, обычных людей. Но не привязывалась. В первый год со многими сблизилась, сейчас осталась жива лишь Марис. Но ее постоянно подвергали глубокому гипнозу, чтобы она своей участи не возражала. А участь у нее была жестокая, так как продали ее садисту Ларсу. И Дита отстранялась от всех, ей слишком тяжело было их терять.
