Разумеется, предложенная Дзюбой интерпретация Ленина была односторонней. Были периоды, когда самого Ленина вполне можно было обвинить в “национальном ликвндационизме”. Но в одном он, несомненно, был прав: та национальная политика, которую Ленин проводил в 1921–22 гг., стала основой первого расцвета украинской культуры. Может быть, упоминание имени Ленина, может быть, расположение к нему Шелеста некоторое время защищали Дзюбу. Во всяком случае, арестовали его только после падения Шелеста в 1972 г.
В 1970 г. появился нелегальный журнал “Украиньский висник”, созданный по образу “Хроники текущих событий”. Он фиксировал факты нарушения прав человека на Украине, а также национальное угнетение украинцев. Копии контрабандно переправлялись на Запад и там публиковались украинскими эмигрантами. В ноябре 1976 г. поэт М. Руденко создал первую украинскую группу Хельсинкских наблюдателей. Один из ее участников, генерал П. Григоренко установил связи с Москвой и поддерживал их вплоть до своей эмиграции. К 1981 г. тридцать из тридцати шести участников группы были арестованы; оставшимся на свободе позволили эмигрировать. КГБ Украины под руководством Федорчука (позднее сменившего Андропова на посту председателя союзного КГБ) искоренял диссидентов очень решительно.
По тем же причинам в I960–1970-х гг. расцвет национальных культур наблюдался и в Прибалтике. К тому времени эти народы, чьи языки в XIX в. были в основном говорами сельских жителей, развили чрезвычайно сильное национальное сознание, пройдя через более продолжительный, чем на Украине, период национальной независимости и после отчаянного сопротивления и России, и Германии. Отчасти это происходило “под защитой” первых секретарей местных компартий, как мы уже имели возможность убедиться выше. Тем не менее для сопротивления русификации и недемократическому стилю политической жизни в целом были созданы подпольные группы, кажется, весьма многочисленные. Некоторые из них существовали очень недолго.
В 1974 г. несколько литовских групп собрались в столице республики Вильнюсе и образовали Национальный народный фронт. Его программа-минимум включала, в частности, требование о придании литовскому языку статуса первого государственного языка, уважение прав человека, амнистию политическим заключенным и “уничтожение колониализма, в том числе и существующего в СССР”. Программа-максимум предусматривала проведение плебисцита по вопросу о независимости, роспуск НАТО и Варшавского договора и создание “свободной семьи Соединенных Штатов Европы”.
Кажется, эта программа встретила народную поддержку. В 1972 г. студент по имени Роман Каланта последовал примеру Яна Палача в Праге 1969 г. и совершил на площади в Каунасе акт самосожжения под плакатом, на котором было написано: “Свободу Литве!”. Его похороны вылились в волнения: люди толпились на улицах, скандируя слово “Свобода!”, срывали таблички с русскими названиями улиц и подожгли здания, где размещались партийные учреждения и милиция.
Католическая церковь находилась в центре национальных чувств литовцев, даже если ее иерархи сами не разделяли националистической программы, которая, несомненно, должна была противоречить их вере. Тем не менее подпольная “Хроника Литовской Католической церкви”, тайно переправлявшаяся на Запад и там печатавшаяся, стала наиболее постоянным источником информации о нарушениях прав человека и насилиях над национальными чувствами литовцев. В Литве существовали и другие, достаточно многочисленные культурные и политические подпольные издания. В 1979 г. петицию в поддержку церкви подписали 150000 человек (4% населения республики).
Созданный в 1971 г. Эстонский национальный фронт обнародовал программу, чрезвычайно близкую той, что позднее появилась в Литве. Он также издавал некоторое время подпольный журнал “Эстонский демократ”. Однако в Эстонии нужда в подпольных изданиях была меньше, чем где бы то ни было, поскольку некоторая степень свободы допускалась в официальной печати на эстонском языке — благо за пределами республики прочитать их не мог решительно никто. Тем не менее в 1980 г. студенты и школьники провели массовые демонстрации протеста против русификации республики. Были также волнения среди рабочих в Таллинне и Тарту, которые, возможно, явились отголоском современных им польских событий. Народы Прибалтики, естественно, ощущали свою близость к полякам.
В Грузии Инициативная группа защиты прав человека с 1974 г. вела хронику беззаконий, творившихся при Шеварднадзе, в том числе и пыток в грузинских тюрьмах, а также сопровождавшей все это русификации. Писатель Звиад Гамсахурдиа основал журнал “Золотое руно”, где публиковались на грузинском языке произведения грузинских литераторов, отвергнутые цензурой. В другом его журнале — “Грузинском курьере” фиксировались нарушения прав человека и попытки грузинских интеллектуалов защитить свою национальную культуру. То, что народ поддерживал эту деятельность, доказывают волнения в апреле 1978 г. В мае 1978 г. Гамсахурдиа посадили на три года за “антисоветскую агитацию и пропаганду”.
Меньше известно об армянском национализме, хотя в январе 1979 г. он неожиданно привлек к себе внимание мировой общественности после казни в январе 1979 г. трех армянских националистов за попытку — как было официально объявлено — организовать взрыв в московском метро за два года до этого.
Среди мусульман недовольство, как мы вскоре увидим, принимало другие формы. Но одно национальное движение заняло свое место в общей борьбе за права человека: речь идет о крымских татарах, добивавшихся права вернуться на свою исконную родину. Другие народы, которые при Сталине были сосланы, не только реабилитированы после 1956 г., но и получили разрешение вернуться на свои земли, однако крымским татарам это не было позволено. Возможно, причиной сохранявшегося запрета было стратегическое положение Крыма, штаб-квартиры Черноморского флота; возможной причиной было также и то, что всесоюзная элита обычно отдыхала в Крыму, где находились ее санатории и дома отдыха. Так или иначе, но в большинстве своем татары пребывали в узбекистанской ссылке, время от времени обращаясь к правительству с тщетными просьбами вернуть их на родину. В 1968 г., благодаря генералу Григоренко, дело крымских татар стало частью общей борьбы за права человека. Отныне их положение получало регулярное освещение на страницах “Хроники текущих событий”. Генерал Григоренко советовал, не ограничиваться мирными петициями, адресованными правительству (к тому времени общее число подписей под этими воззваниями составило 3 млн., т.е. каждый представитель этого народа подписался под ними десять раз!). По мнению Григоренко, следовало полностью реализовать потенциал тех прав, что были заложены в советской конституции. Татары сделали это во время массовой демонстрации в апреле 1968 г. в Чичлике в Узбекистане, после которой около трехсот человек было арестовано. В открытом письме, адресованном “мировому общественному мнению”, они обвиняли советское правительство в “геноциде” и призывали помочь Им вернуться на “землю наших отцов”. Эти призывы повторялись и в последующие годы, но вплоть до 1988 г. советские власти оставляли их без внимания и высылали из Крыма те татарские семьи, что поселялись там без разрешения.
Еврейское национальное движение приняло совершенно иную форму. После смерти Сталина и прекращения дела “врачей-убийц” антисемитизм официальной политики резко уменьшился и продолжилась ассимиляция евреев, по крайней мере тех, кто жил в городах. На короткий срок, во время арабо-израильской войны 1967 г.» этот процесс прервался. Советское руководство заняло тогда, жесткую проарабскую позицию, что многим евреям напомнило о существовании “пятого пункта”. Евреи опять почувствовали дискриминацию. Тогда многие поняли, что такое положение не оставляет им ничего лучшего, как бороться за свои права, а именно за право эмиграции на родину их предков — в Израиль.
Так случилось в основном потому, что альтернатива, а именно — «сохранение еврейского образа жизни в СССР была, видимо, невозможна. Евреям приходилось выбирать между слиянием в сталинском понимании и эмиграцией. Иврит стал мертвым языком, а на идише издавались одна газета и один журнал — на весь Советский Союз. Преподавание в школе на идише не велось. Исповедовать иудаизм было все труднее и труднее. Централизованной иудейской религиозной организации не существовало, так что каждая синагога вынуждена была сама о себе заботиться. В начале 1970-х гг. их было только шестьдесят две, а в европейской части России, где проживало около 90% евреев, синагог было всего около тридцати. Выпечка мацы и кошерный забой скота сталкивались с многочисленными и совершенно непредсказуемыми запретами со стороны властей. Самой серьезной была проблема пополнения духовенства, поскольку все имеющиеся раввины были уже в годах, а советское 'правительство не разрешало открыть еврейский религиозный институт или даже просто легально готовить преемников действующего духовенства. В большей степени, чем какую-либо другую религию, иудаизм постепенно душили административными мерами.
