- Нет, - в ее голосе послышалась неожиданная твердость, и Войцех вздрогнул.

- Уходи, - прошипел он, - немедленно.

Слишком близко запах ее горькой крови. Слишком много огня в синих глазах.

Она почти повернулась. Но слова, словно всплывая из давнего, чьего-то чужого, прошлого, рвались наружу, обретая силу в майскую ночь. Цветы в ее волосах разгорелись серебряным пламенем, глаза вспыхнули звездами.

- Темнее ночь и ярче звезды. В морозы горячее пламя. И смерть не властна над любовью. Зима отступит перед Маем.

Она сделала еще шаг, и Войцех утонул в синих глазах.

- Ты лгал мне. Все, что ты мне говорил, было ложью. Кроме одного. Кроме того, что ты мне не сказал. Значит, и солгать не мог. Ты любишь меня?

- Да, - прошептал он, - да. А теперь уходи. Пожалуйста.

Она сделала третий шаг. Прямо к нему, и ее свет ослепил его лунным серебром.

- Я не боюсь. Ни тебя, ни себя. Если это смерть, так тому и быть. Я тебя люблю.

- Ты не знаешь, - прошептал он, но его руки, словно по собственной воле уже обнимали хрупкие плечи, притягивая ее к груди, перебирая шелковистые волосы.

- Знаю, - она спрятала лицо у него на груди, - теперь знаю. Это ведь последний стакан, да? И Моника приедет только следующей ночью. Тебе не обязательно дышать, береги силы.

Он кивнул, молча прижимая ее к себе.

И луна безумствовала в майском небе, и лес стучал в окна ветвями и звал ее домой.

- Идем, - сказала она, - я покажу тебе.

Мелисента взяла его за руку и потянула к скрипящей под порывами ветра двери. Войцех шел за ней, словно во сне, и мир казался ему смутной, туманной грезой.

Ветер постепенно стихал, тревожный шорох ветвей сменялся тихим шелестом свежей листвы. Звезды одна за другой разгорались ярче, выступая из дымки лунного света. Где-то вдалеке ухнула сова, темные крылья на мгновение мелькнули на фоне лунного диска.

Запахи пришли первыми. Терпкая горечь юной листвы, легкая кислинка смявшейся под ногой травы, пряная сладость ночной фиалки. Аромат жасмина, скользнувший по его лицу разметавшимися прядями волос…

Войцех зажмурился и снова открыл глаза, стряхивая наваждение. Мелисента улыбнулась ему, откидывая за спину длинные, до пояса, пряди, потертые джинсы и белый свитер ирландской вязки сменились струящимся лиловым шелком платья, перетянутого по бедрам серебряной лентой пояса. Она словно стала выше и еще тоньше, и в нежной улыбке появилась мудрость и легкая грусть.

- Моя принцесса, - Войцех остановился, взял ее за обе руки и заглянул в глаза, - это сон? Я не вижу снов. Я не могу видеть сны. Мертвецам не снятся сны…

- Это Греза, - она снова потянула его за руку, - идем. Мы еще слишком близко к Банальности.

Лес наполнился тихими шепотами, безмолвной музыкой, легкими шорохами.

- Принцесса, Принцесса вернулась…

- Дочь Фионнбара снова с нами…

- Принцесса Грезы вернулась в свои владения…

И вдоль тропы яркими алыми огнями зацвел папоротник. Бельтайн вступил в свои права, и Королева Мая шла по волшебному лесу, ведя за руку своего возлюбленного, чтобы благословить весну.

По берегам лесного озера плакучие ивы свешивали ветви в темную воду, и серебряные капли сбегали с них с легким перезвоном. Луна плясала на легкой ряби волн, и звезды тонули в них, и разноцветные светлячки плели свой узор над водами. Травы шелком стелились под ноги, и деревья сомкнулись за их спинами плотной стеной, укрывая берег от нескромных взоров.

Слаще земляники были ее губы и теплее летнего ветра кожа. И ее тело пело ему о весне и надежде, и о том, что земля примет в дар их любовь в эту священную ночь, не различая тьмы и света, мудрости и безумия, и о том, что жизнь и смерть – только две стороны бесконечного времени.

А потом лунный свет затопил весь мир, и взметнулся, и накрыл их обоих горячей волной, и наступил Май.

Небо над озером подернулось розовой дымкой, посветлело, лес проступил изумрудной зеленью. Проснувшиеся птицы наполнили его щебетом и звоном, бабочки вылетели навстречу раскрывшимся цветам.

Войцех смотрел на поднимающийся алый диск, считая мгновения до того, как огонь охватит его, опалит кожу, обожжет очищающим пламенем, превращая в золу и пепел. Эта ночь стоила того, чтобы встретить рассвет.

Мелисента улыбнулась, ее тонкие пальцы легли на его губы.

- Тебе идет солнечный свет. Твои волосы горят его золотыми лучами, а глаза голубеют как небо.

Он удержал ее пальцы, целуя один за другим, словно прощаясь. Но диск поднимался все выше, даря только тепло и свет.

- Это сон? – снова спросил он.

- Это Греза, - ответила Мелисента, - междумирье. Уже не Банальность, но еще не Благословенные Земли. Они закрыты для нас. Лишь немногие, те, что живут в зачарованных холмах, все еще сохраняют связь между телом и духом. Большинство вынуждено вновь рождаться в смертных телах. Но Пробуждение дает нам власть над Грезой и открывает дорогу сюда. Я спала слишком долго. Я почти пропустила тот момент, когда еще не поздно было проснуться.

- А если бы ты не проснулась?

- Мне пришлось бы ждать смерти этого тела до нового рождения.

Мелисента обвила рукам его шею, и снова, как в первую ночь, тихий шепот коснулся его нежностью и лаской.

- Ты пробудил меня. Любовь пробудила меня. Но нам нельзя оставаться здесь слишком долго. Мое смертное тело, и твой бессмертный дух истончаются здесь.

- Мы еще вернемся? – с надеждой спросил Войцех.

- Тебе понравилось? – она улыбнулась, и девочка на миг заняла место Принцессы.

- Еще не уверен, - усмехнулся Войцех, - может, попробуем проверить еще раз?

- У нас есть время до заката, - ответила она, - но потом нам придется вернуться. Я буду приводить тебя сюда так часто, как сумею. Но боюсь, это не настолько часто, как хочется.

- Я так и не сказал тебе, - Войцех снова уложил ее на траву, любуясь сияющими золотыми искрами солнца в ее темных волосах, - я тебя люблю. И не оставлю тебя, и не отпущу, что бы не случилось. Навек.

И его слова услышали цветы на земле, и ивы на берегу, и рыбы плеснули в озерной воде, и высоко в небе запел жаворонок.

========== 39. Бруклин, Нью-Йорк. Войцех ==========

Они вернулись в лесной домик на закате, и последний солнечный луч, резанув по глазам Войцеха пурпурным пламенем, погас за вершинами деревьев. В доме пахло теплым деревом, сухой полынью, развешанной по углам, крахмальной скатертью и прокисшей кровью.

- Это уже никуда не годится, - вздохнул Войцех, выбрасывая стоящий на столе стакан в мусорную корзину.

- Она скоро приедет, - Мелисента обняла его и прижалась щекой к груди, - сними Маску. Я знаю, что оно там, даже когда не бьется.

- Я бы позвал тебя наверх, - грустно улыбнулся Войцех, - но не хочу, чтобы ты замерзла рядом со мной.

- Я закутаюсь в одеяло, - возразила Мелисента, - ты обещал не отпускать меня.

- Ну, не настолько же, чтобы у тебя и минуты без меня не было, - рассмеялся Войцех, - тебе еще экзамены сдавать.

- Родители, наверное, уже полицию на ноги подняли, - вспомнила девушка, - и мама грозилась подать в суд. Правда, она не знает, на кого.

- Разберемся, - Войцех подхватил ее на руки и понес наверх, по скрипучей деревянной лестнице. В маленькой спальне было тесно от широкой кровати с пуховой периной и горой подушек. На стене – только полка с индейскими безделушками и крючки для одежды.

Войцех закутал ее в теплое одеяло, и, не раздеваясь, лег рядом, обнимая получившийся кокон.

- Холодно? – спросил он.

- Жарко, - рассмеялась Мелисента, потянувшись за поцелуем, - ты вкусный, как мороженое.

Моника остановила джип, вытащила из него тяжелую сумку-холодильник и прислушалась. Кроме шорохов ночного леса – ничего. Глухая тишина. Она торопливо зашагала к дому. Девушка была городской жительницей до мозга костей, и лес пугал ее своей дикой непредсказуемостью. Да и Волки могли тут бродить, как у себя дома. Она никогда не могла понять, зачем Крису понадобилось лесное убежище в столь опасном соседстве.