Этот вопрос стоял в списке интересующих ее последствий операции так далеко, что она даже мысленно еще не успела до него добраться. Но раз уж Симокатта заговорил, то ответ ее заинтересовал.
- А я могу? – с любопытством спросила Рыжая.
- А собираешься? – в тон ей сказал Симокатта.
- Нет, - уверенно ответила Кэрол, - но… всякое случается.
- А что будет, если все-таки нарвешься? – не унимался Алексус. Ему явно доставляла удовольствие возможность безнаказанно влезть на ее личную территорию.
- Как что? – пожала плечами Рыжая. – Аборт. Хотя для здоровья и вредно.
- А как же великое предназначение женщины? – трагическим голосом вопросил Алексус. – Материнские чувства, долг перед человечеством. Да вообще, человеколюбие и сострадание. Это же убийство!
- Ага, ага, - хмыкнула Кэрол, - знаешь же, что не проймет. Я уже убила столько вполне сформировавшихся людей, что скопление клеток эмоций не вызывает.
- Забавная точка зрения, - Симокатта кивнул в сторону Мелисенты, увлеченной работой, - а там тоже «скопление клеток»? Не забудь с Войцехом этим наблюдением поделиться.
Рыжая задумалась на полсекунды и покачала головой.
- Мелисента ждет ребенка, - уверенно ответила она, - и Войцех тоже. А у меня нет права решать за них, что это.
- И с какого же момента скопление клеток становится ребенком? – полюбопытствовал Алексус.
- С того, как его родители решили, что это ребенок, - пожала плечами Кэрол, - по-моему, это очевидно. И нечего делать из меня бессердечное чудовище, Алексус. Из того, что меня это не интересует, не следует, что я осуждаю или презираю тех, кто считает иначе.
- Бессердечное чудовище – это я? – улыбнулся Цимисх.
- Заметьте, не я это сказала, - рассмеялась Рыжая.
***
После операции Рыжая и Симокатта навестили лейтенанта в палате, но он еще спал. Приборы контроля мигали зеленым светом, сиделка читала книгу в удобном кресле.
- Завтра заходи, - сказала Аманда, заглянув в палату, - если ничего непредвиденного не случится, будить будем. Твое присутствие может пригодиться.
- Зайду, - кивнула Кэрол и направилась к выходу, но Аманда остановила ее.
- Там Войцех за женой приехал, с КПП звонил. А она спит. Скажи ему, пусть часа через два заглянет, не стоит ее будить.
- Что-то случилось? – спросила Рыжая.
- Все в порядке, - заверила ее миссис Чэнь, - просто переутомилась. Неудивительно, учитывая ее положение. Но, если бы была хоть малейшая вероятность, что у нее проблемы, я бы сказала.
- Верю, миссис Чэнь, - улыбнулась Кэролайн, - и Войцеху ваши слова передам.
Заверения Войцех принял, но вид у него все равно был несчастный, и Рыжая решила заглянуть к нему на эти пару часов, чтобы не оставлять наедине с тревожными мыслями.
Дома Войцех сварил ей кофе, сменил курсантскую форму на джинсы и голубой свитер, вместе с Кэрол проверил сибирскую почту – впечатляющих новостей не было, но все шло по плану, и это радовало.
- Хороший у тебя кофе, поручик. Ты и в 1812 году такой варил?
- Нет, - покачал головой Войцех, - кофе не варил, только жженку. И рубашки не гладил. И белье мне денщик стирал. Вообще, всему полезному для жизни выучился уже после смерти.
- Ну, хоть пистолеты-то сам чистил?
- До сих пор чищу, - Войцех гордо вскинул голову, - по возвращении в Нью-Йорк могу предъявить. Вот коня, к сожалению, не имеется.
- А что, тоже сам? – заинтересовалась Рыжая.
- Не всегда, - признался Войцех, - долгое занятие. А у командира, сама знаешь, дел невпроворот. С интендантами война похлеще, чем с французами бывала, особенно, пока еще в Гродненском служил. У Лютцова, конечно, тоже реквизициями иногда перебивались, но полегче было.
- У Лютцова? – недоуменно спросила Кэрол. – А «барс» с чего тогда?
- В барсах я корнетом щеголял, - усмехнулся Шемет, - еще в Лейб-Гусарах. А двенадцатый год уже в Гродненском встретил. Мы к Бородино не попали, в историю не вошли. Но под Клястицами крепко Удино всыпали. А Полоцк я уже поручиком брал.
- А у Лютцова как оказался?
- Долгая история, - махнул рукой Войцех, - но под командование Кутузова возвращаться не хотелось, а подданство у меня было прусское, вот и пошел в «Черную Стаю». С ней и до Парижа дошел.
Войцех помрачнел, глаза затуманились болью.
- Черный мундир я не ношу.
- Потому что он настоящий?
Войцех кивнул, встал с дивана и, сняв с полки, протянул Рыжей широкую массивную трубку с прокушенным мундштуком.
- Вот.
- Не графская, - кивнула Рыжая, разглядывая непримечательный предмет, - но в антикварном, наверное, за нее дорого бы дали.
- Даже не представляешь, сколько, - рассмеялся Войцех, - если бы, конечно, удалось доказать, что мне ее Блюхер подарил. Но для меня она, сама понимаешь, бесценна.
- А за что подарил? – Рыжая вернула трубку владельцу, проводив уважительным взглядом.
- За Лейпциг, - Войцех достал из ящика стола кисет и принялся набивать трубку, плотно уминая табак привычными движениями, - я там в курьеры к фельдмаршалу попал, случайно. А потом еще под Ватерлоо, но там уж он меня помнил. Эх, славное было время.
- Три кампании, - подытожила Рыжая, - сколько же тебе было лет?
- В первой – двадцать, - вздохнул Войцех, - говорят, плох тот гусар, что доживет до тридцати. Мне семи лет не хватило. И два века «лишних» получилось. Но о летчиках ничего такого нет, так что, будем надеяться, что пилот из меня неплохой.
- Отличный пилот, - тепло улыбнулась Рыжая.
Она замолчала, отпивая маленькими глотками горячий крепкий кофе.
Все это время Кэрол не оставляло чувство, что она сегодня узнала что-то важное. Что-то такое, чем следовало поделиться с Шеметом. Разговор зашел о Крисе, и тут она сообразила, в чем дело. Слова Симокатты о том, что генетические изменения передаются по наследству.
Крис, с недавнего времени начавший относиться к Мелисенте, как к любимой младшей сестренке, как-то в разговоре с Рыжей выразил озабоченность ее решением выбрать дочери человеческую судьбу. И вскользь упомянул, что и сама она решила навсегда остаться в человеческом теле, даже если грядущие перемены представят возможность вернуть себе наследие бессмертных Ши и душой и телом. А это означало, что Принцесса будет жить до тех пор, пока Мелисента Браун в свой срок состарится и умрет.
А она, Кэролайн Локхарт будет жить вечно, если не погибнет в бою, что, учитывая проведенные изменения, имело гораздо меньшую вероятность, чем раньше.
И Рыжая очень сомневалась в том, что Войцех, принявший решение Мелисенты без возражений, принял его с радостью. А ведь был и другой путь…
- Я сегодня видела Принцессу, - начала Рыжая.
- Да, я знаю, - рассеянно ответил Войцех.
- Принцессу, а не Мелисенту Браун.
- Везет тебе, - печально усмехнулся Войцех, - а мне нужно просить, чтобы ее такой увидеть. Правда, не так уж часто хочется попросить.
- Так, - заявила Рыжая, - если ты против того, чтобы я лезла в ваши дела, скажи мне об этом.
- В мои дела кто только не лезет, - рассмеялся Шемет, - так что давай, начинай.
- Я думаю, что человек (это слово Рыжая произнесла особенно веско) имеет право принять… болезненное для своих близких решение, но обязан воспользоваться возможностью исправить его последствия. Если я могу жить вечно, оставаясь человеком, Мелисента тоже может. А остальное – хрень свинячья и розовые сопли.
- Я не могу ей это сказать, - хрипло прошептал Войцех, - даже не представляешь, как хочу. Но не могу. Получится, что я не оценил ее мужества, струсил, сдался… Так что это ее решение, и нам с ним жить. Сколько получится.
- А дочка? – спросила Кэрол.
- Вырастет, сама решит, - неуверенно произнес Войцех.
- Еще неизвестно, какие будут правила, когда она вырастет, - возразила Кэрол, - сейчас их просто нет, поэтому и не нарушишь. Если ты считаешь, что это нечестно…
- Я не считаю, - покачал головой Войцех, - Мел считает.
- Может, мне с ней поговорить? – спросила Рыжая.