— У меня все в порядке. Колонну противника перемололи, остатки валяются в кюветах. Видогощь наша, дорога на Менюши открыта. Потерь в танках нет.
Платицын облегченно вздохнул и проговорил:
— У меня, должно быть, тоже все в порядке, — смахнул танкошлемом липкий пот с лица и продолжал палить из пушки и пулемета.
— Ослабла левая гусеница, должно быть, поврежден каток! — доложил механик-водитель. Комбат не придал значения этому.
Через несколько секунд сбило шаровую установку, погнуло пулемет.
— Сережа! Заклинена башня! Выезжай во фланг, надо давить гадов! — крикнул комбат механику-водителю Цареву.
— Товарищ майор, разрешите, попробую ломом, — послышался голос Кривокорытова.
— Не смей, скосят наверняка!
— Давить негодяев! — приказал комбат.
Царев обрадовался:
— Есть давить!
Танк с натужным ревом вырвался вперед, и через несколько минут орудие, лафет которого продавил мерзлую корку грунта, было раздавлено.
Гитлеровцы настойчиво продолжали сопротивляться. Цеплялись буквально за каждый сарай в селе. Оживали, казалось, брошенные их орудия. Разрушая и сжигая строения, можно было бы покончить с противником гораздо быстрее. Но комбат строго приказал:
— К такому приему боя прибегать в исключительных случаях.
Обстановка осложнялась тем, что к Кшентицам подходили отступающие со стороны Вашково — Изери вражеские подразделения. Командир роты Загоруйко докладывал о недостатке боеприпасов. Нуждались в патронах и автоматчики. Их обеспечением, эвакуацией раненых занимались постоянно находящиеся в боевых порядках, поддерживающие связь с танками, командиром батальона и тылом начальник штаба Зевцов-Лобанов и замполит Бровко.
Комбриг Шнейдер сообщил Платицыну, что, по данным разведки, от Суток на Кшентицы движется артиллерийская колонна гитлеровцев, приказал встретить ее огнем танков и разгромить.
Платицын, пересев на исправный танк, немедленно связался по рации с Телегиным и приказал ему возвратиться в Кшентицы для встречи артиллерийской колонны. Затем обстановку и о принятых мерах доложил командиру бригады и просил ввести в бой второй танковый батальон.
Генерал Шнейдер сообщил, что майор Цешковский переправляется через Веронду и через два часа прибудет в Кшентицы.
Телегин с ротой, не заходя в село, свернул на дорогу в сторону Суток. Действующий впереди танковый взвод старшего лейтенанта Георгия Смолина с ходу расстрелял артиллерийскую колонну противника. Через два часа после получения приказа командир роты доложил:
— Разделали под орех восемь тягачей с прицепленными к ним орудиями и сидящей в кузовах прислугой.
Возвращаясь, танк Телегина вступил в село. Проехал не более ста метров.
— Слева — орудия! — оглушительно крикнул радист-пулеметчик Шелонин, который увидел метрах в семидесяти во дворе крайнего дома три орудия с хлопотавшими около них гитлеровцами.
Башенный стрелок Пирогов, не дожидаясь команды ротного, уже послал в ствол осколочный снаряд.
— Молодец, Саша! Откуда только берутся, окаянные? — изрек комроты и сделал выстрел.
Снаряд поразил среднюю пушку. Троих из расчета разнесло, несколько человек забежали в сарай. Однако настырные офицеры, подбежав к заряженным орудиям, успели произвести одновременно два выстрела. Танк дрогнул. Механик-водитель Николай Иванович Жук и радист-пулеметчик Шелонин были убиты, а башня заклинена.
— Саша, помоги оттащить на боеукладку Жука. Передавлю я сволочей, покажу им, как русские умеют воевать и умирать, — вырвалось у Телегина, и они с Пироговым начали оттаскивать механика-водителя с сиденья.
Танк словно с трамплина бросился на вражеское орудие, но из другого — последовал удар…
Ротный с Пироговым, набив карманы гранатами, побежали во двор к уцелевшим орудиям. Пирогов, сраженный автоматной очередью, упал замертво около танка. Капитан, крикнув: «А ну, гады, у кого покрепче нервы?», стал забрасывать орудия гранатами. Перепуганные гитлеровцы бросились в темный сарай. Выхватив пистолет, Григорий Телегин кинулся за ними…
В сумерках вступил в бой подошедший второй танковый батальон бригады. Его легкие танки с ходу бросились в атаку, часть — на Видогощь, другая — в сторону школы, откуда фашисты еще продолжали отстреливаться. Туда же устремились взвод автоматчиков лейтенанта Георгия Лавренова и пэтээровцы Александра Грамалина.
— Товарищ лейтенант, фрицы с огнем бегают у школы! — доложил Лавренову лежащий рядом Федор Мягков.
— А ну, ударь туда! Видимо, намереваются поджечь! — крикнул комвзвода.
Застучали противотанковые ружья и автоматы. Не выдержав нашего огня, гитлеровские вояки бросились бежать. А школа все же запылала. В свете пламени замелькали фигуры гитлеровских вояк с автоматами на груди.
— За мно-о-ой! — послышался голос Лавренова.
Около входа в школу он почти столкнулся с выскакивающим гитлеровцем. Тот после яркого света не разглядел в темноте Лавренова. А этого было вполне достаточно, чтобы нажать на спусковой крючок автомата. Туша вояки рухнула прямо на лейтенанта.
— Пошел ты… — выругавшись, Лавренов с силой оттолкнул его в сторону. Эсэсовцы бежали к Веронде.
— За мно-о-ой! — крикнул опять командир взвода.
Гвардейцы настигли вражеских солдат недалеко от школы. Нелегко бежать по глубокому снегу. Днем была оттепель, а вечером подморозило и образовалась снежная корка. Наши косили противника огнем из автоматов, фашисты же отбивались гранатами, потому что остались почти без патронов.
— Лейтена-а-ант! — крикнул один из автоматчиков, заметив, что в сторону Лавренова враг метает гранату.
Лейтенант сам, только что размахнувшись, пустил гранату, как почти под его ногами разорвалась вражеская. Лавренов, закрыв руками лицо, упал.
— Товарищ лейтенант, ранило? — взволнованно спросил Федор Мягков. Но лейтенант молчал, только махнул рукой. Его ранило в грудь, лицо, пуля прошила язык, выбило несколько зубов. Мягков, перевязав Лавренова, отвел его в санчасть. От вражеской пули погиб лейтенант Александр Ипполитович Грамалин.
Прибыв в Кшентицы, командир второго танкового батальона в первую очередь решил разыскать среди ведущих бой танк Платицына.
— Живой, Володя! Как дела? — пожимая руку Платицына, хитро улыбнувшись, спросил у него Цешковский.
Платицыну показалось, что впервые за всю войну он так смертельно устал. От мелких броневых осколков, от копоти и соленого пота жгло лицо. Тем не менее, он, как и всегда, старался быть бодрым, веселым. «Умение держаться в любой сложной обстановке, быть уравновешенным, — говорил Владимир Васильевич своим подчиненным, — рождает в человеке здравые мысли».
— Как видишь, живой, Иосиф Павлович! — ответил Платицын и шлепнул по рукам Цешковского. — Дела неплохи. Гренадеры выдыхаются. Теперь их атаки стали гораздо слабее. Шутка ли, мои гвардейцы разбили около сорока орудий! Тут стоял 26-й гренадерский полк противотанковой артиллерии 8-й гренадерской дивизии. Разгромили штаб полка, автоматчики захватили его знамя. Отдали какому-то механику протирать гусеницы, — засмеялся Платицын.
— Бывает же иногда и на поле боя такая абсолютная тишина, — прислушиваясь, проговорил Цешковский.
— За день боя такое затишье наступало несколько раз. Потом опять загремят выстрелы.
— Потери большие?
— Нет, небольшие. Две машины сгорели, две требуют ремонта. Беда — в другом, Иосиф Павлович. Остался без своих «легендарных». Днем геройски погиб Володя Литвинов, а теперь, час от часу не легче, замолчал и Гриша Телегин.
Разговор комбатов перебили прибежавшие начальник штаба Зевцов-Лобанов и замполит Бровко. Они доложили, что все машины боеприпасами пополнены, раненые эвакуированы.
Вскоре подъехал комбриг Шнейдер. Генерал приказал штурмом овладеть селом.
К одиннадцати вечера вместе с подошедшими стрелковыми подразделениями село было освобождено. Несколькими часами позже взяли и Видогощь. При этом смертью героя погиб командир танкового взвода старший лейтенант Андрей Матвеевич Куделя.
