Слияние двух миров — влажного тепла и сухого холода, риса и проса — с тех пор создавало основу всех государств Китая. Если колонисты шли с севера и включали долину Янцзы в китайский мир, то агрономия и технология, на которые они опирались, приходили с противоположной стороны. В юго-восточной Азии задолго до того, как эти территории вошли в современный Китай, возделывание риса имело долгую историю, насчитывавшую не одно столетие и даже тысячелетие. Виды, наиболее пригодные для одомашнивания, первоначально, во время великого всемирного потепления, свыше десяти тысяч лет назад, росли вдоль южного края Гималаев. Современный уровень знаний позволяет считать, что земледельцы северного Китая вначале экспериментировали с видами азиатского юго-восточного происхождения и вместе с новыми дикими разновидностями вывели в теплом влажном климате Янцзы несколько сортов риса; возможно даже, что привлекательность риса и продолжавшееся последовательное высыхание северных земель стимулировали экспансию на юг во втором тысячелетии до н. э. Когда быстро созревающий рис в начале второго тысячелетия до н. э. был перенесен из юго-восточной Азии в долину Янцзы, производство могло удвоиться: можно было накормить население средневекового Китая, пережившего «демографический взрыв»[590].

Междуречье как модель цивилизации обладает двумя отличительными особенностями. Во-первых, если в других частях света цивилизации возникали и исчезали, история цивилизации в Китае поражает своей непрерывностью. Сегодняшняя культура Китая определенно восходит к той культуре, которая зародилась в бассейне Желтой реки около четырех тысяч лет назад. Ничего подобного нельзя сказать о Египте или Месопотамии и только с большими поправками — об Индии. Во-вторых, бассейны рек были подлинными «колыбелями», они не принимали цивилизацию откуда-либо извне. Перечень культурно значимых импортированных новинок очень скромен[591]. Отсюда и из иных центров, которые науке еще предстоит открыть, влияние цивилизации распространилось на другие народы. Это означает не то, что другие цивилизации усвоили представление об элементах цивилизованной жизни от Китая (хотя некоторые, несомненно, усвоили: Япония, Корея и юго-восточная Азия), но что народам, составляющим современный Китай, был передан общий «культурный пакет» в готовом виде. Рим совершил нечто подобное, «романизируя» варваров, как и средневековое латинское христианство, распространившее границы римского наследия на восток и на север (см. ниже, с. 541–547). Но Рим пал, а западное христианство никогда не отличалось политической общностью. В мире было множество долговременных влияний и трансформаций. Но ни один халифат не мог надолго объединить мусульман, как не было и продолжительного «единства англоговорящих народов».

Китай приобрел современный громадный размер — его население превосходит население всей Европы и Америки вместе взятых — не столько распространением культуры, сколько завоеванием новых народов и территорий: оба эти процесса по большей части неразделимы, и мирная ассимиляция слабого государства равносильна завоеванию. Согласно конфуцианской традиции, красноречиво представленной ловким чиновником XI века Оуяном Сю, цивилизация всегда побеждает в столкновениях с варварами. Варварский мир будет покорен, и, если его нельзя победить в войне, он будет побежден милостью и удержан соблазнами[592]. Как ни удивительно, но эта формула действовала. Большинство народов, принявших китайскую культуру, не были по происхождению китайцами, но стали считать себя таковыми. В течение ряда столетий фукьены, мяо, наси, накка и многие другие народы растворились в более многочисленном населении Китая[593]. Этот процесс сопровождался потерями, он был связан с жертвоприношением целых культур. И сегодня меньшинства: мусульмане, жители Макао, тибетцы и космополитически настроенные обитатели Гонконга — чувствуют угрозу этой мощной гомогенизирующей истории.

Хотя и не так рано, как в Месопотамии, Египте и долине Инда, первая известная цивилизация Китая демонстрирует те же «модельные» особенности, которые связаны с цивилизациями повсюду: государство, совместный труд по преобразованию местности, монументальные перемены в окружающей природе, письменность, металлургия, массовое земледелие, строительство городов. Здесь возникло обширное государство, занявшее большую часть северной равнины. Здесь устройство общества и его политика определялись необходимостью совместно действовать на большом пространстве, чтобы управлять водными ресурсами и распределять пищу. Здесь огромные дворцовые комплексы, откуда осуществлялось управление, частично использовались и как центры распределения пищи: гигантские склады хранили запасы основных продуктов. Тот же процесс вызвал и появление письменности, вначале как инструмента торговли, политики и религии, потом как средства художественного выражения. Согласно легенде, письменность была изобретением культурного героя, вдохновленного следами птичьих лап. На самом деле это была мирская выдумка, изначально предназначенная для проставления на глиняной посуде клейм изготовителей, подобных знакам собственности на печатях Хараппы и руническим ярлычкам (см. выше, с. 48, 300; ниже, с. 445).

Споры о местном происхождении китайской металлургии ярко разгорелись под действием мехов ложного предположения: будто «переход» технологий от «каменного века» к «веку бронзовому» помогает установить момент «зарождения» цивилизации. Подобные споры бесполезны. Сама обширность и длительность производства эпохи Шан делает это производство совершенно особым; а если принять во внимание отчетливые технические отличия и небывалый стиль, оригинальность отразится во всех блестящих поверхностях. Утверждения, что медь-де выплавляли еще в пятом тысячелетии до н. э., основаны на нехарактерных находках, вырванных из контекста; но это нельзя считать невозможным[594]. Бронза производилась уникальным методом, который вызвал появление уникального искусства, мгновенно отличаемого от бронзы других цивилизаций. Формы для отливки делались из глины: вначале ею обмазывали модель, потом ее просушивали и вырезали тонкие детали будущего предмета еще до обжига. Почти все дошедшие до нас сосуды эпохи Шан имеют ритуальное назначение, это видно по изображенным животным: все они предназначались для жертвоприношений, и люди тоже.

Гидравлика — часть технологии, общей для людей Шан и других цивилизаций лессовых долин. Там, где Желтая выносит на равнину собранную в горах дождевую воду, она неожиданно расширяется. Паводки порождают плодородную почву. Здесь дождей мало, но воды для орошения достаточно: многолюдное общество в таком районе может существовать только при наличии организации, необходимой для орошения. Легендарного императора-механика Юя Великого прославляли за то, что «обуздал воду и заставил ее течь по большим каналам». Легенда рассматривает его достижения как плоды накопленного опыта: отец Ю пытался усмирить наводнение с помощью особой почвы, охранявшейся богами: эта почва, будучи увлажненной, расширялась; за свою самонадеянность и дерзость он был превращен в камень[595]. Величайшими достижениями легендарного императора были раны, нанесенные им природе: он прорывал горы, поворачивал течение рек, затоплял местность и заставлял рисовые поля подниматься над наводнением.

В поэтической народной памяти строительство городов, столь огромных, «что барабаны не были слышны повсюду», относится к периоду до Шан. Тогда принцы строили города на пустом месте, с помощью отвеса и измерительной линейки. Древний принц Тан-фу (основоположник династии Ху Чи)