Рассматриваемая в целом система ветров напоминает текст, записанный несколькими шифрами. Один из этих шифров был в 1490-е годы разгадан сосредоточенными усилиями сразу нескольких мореплавателей, вслед за тем были быстро прочитаны и остальные. Однако предыдущие усилия были долгими и трудными, ведь ранние исследователи, чей кругозор ограничивался небольшими участками океана, где господствовали как будто неизменные ветры, походили на шифровальщиков, получивших для работы лишь часть текста. Только длительный сбор информации и накопленный опыт позволили добиться прорыва. Но и тогда понадобилось внезапное почти чудесное озарение, чтобы расколоть систему и начать быстро ее расшифровывать.
Атлантический океан широк, но впервые его пересекли лишь потому, что считали узким. Человек, который положил начало активной фазе освоения океанов, верил, что Атлантический океан узок; это был Христофор Колумб. Как и многое другое в его сознании, это убеждение было иррациональным или суеверным — торжеством желания над разумом; но именно оно внушило ему уверенность и позволило сделать то, что не удавалось его предшественникам. Роль Колумба, хотя и уникальная, разумеется, вписана в сеть интересных контекстов. Наиболее заметный и поразительный из них тот, что сразу бросается в глаза: плавания Колумба — часть огромных достижений Европы в 1490-е годы. Этот прорыв оправдывает репутацию исхода XV века как одного из ключевых моментов в истории человечества — ведь хотя превосходство атлантической цивилизации, вероятно, уже стало кратковременным эпизодом нашего прошлого, невозможно представить себе настоящее без него — а следовательно, без первых трансатлантических плаваний, заложивших основу маршрутов, на которой и обрел форму атлантический мир.
Внезапный скачок позволил преодолеть океан и открыл доступ ко всем частям света — в особенности к зоне огромного коммерческого и имперского потенциала в Америке и Азии. Это событие и фон, на котором оно происходило, требуют пристального внимания: их важность в истории цивилизаций фундаментальна, и вопреки огромному количеству написанного по этой теме, а может, именно по этой причине они все еще остаются не вполне понятыми.
Великий атлантический прорыв непосредственно связан с тремя плаваниями (если не трогать предполагаемые более ранние путешествия, сведения о которых либо вовсе отсутствуют, либо сомнительны). Первым стало плавание Колумба в 1493 году: он пересек Атлантический океан и проложил жизнеспособные, пригодные к эксплуатации маршруты через центральную часть Атлантики до Америки и обратно — маршруты, которые никто не сможет улучшить за все время существования парусного флота. (Более раннее плавание Колумба 1492 года я считаю второстепенным, потому что маршрут, открытый в этом плавании, оказался неудовлетворительным, и его больше никогда не пытались освоить.) Вторым было плавание Джона Кабота в 1496 году из Бристоля на Ньюфаундленд и обратно: так возник путь по морю в Северную Америку, с использованием восточных ветров, дующих весной: в то время этот маршрут не очень ценился, но в конечном счете именно он стал главной дорогой к огромной имперской территории и наиболее используемой «новой Европе», созданной в начале современного колонизационного периода (см. выше, с. 561). Наконец, первое плавание Васко да Гамы в Индию проложило маршрут через полосу юго-восточных атлантических пассатов к области западных ветров на далеком юге. В последующей мировой истории мало что можно понять, если не рассматривать эти плавания в контексте всего западноевропейского мореходства.
Общим следствием этих трех плаваний стала расшифровка системы атлантических ветров. Теперь, вместо того чтобы быть препятствием на пути экспансии европейских народов в сторону моря, океан превратился в средство доступа к ранее недоступным империям и рынкам. Европейский запад получил возможность расширяться за свои исторические границы. Вклад Кабота был относительно невелик: Кабот расшифровал маргинальный, но полезный участок кода ветров. Колумб навсегда связал противоположные берега Атлантики, но последствия его плавания этим ограничились — к его разочарованию, поскольку ему не удалось добраться до богатых торговых районов Азии. Васко добыл ключ к Южной Атлантике — расшифровал схему юго-восточных пассатов и ревущих сороковых, которые, пройдя по всему югу Атлантики, переходят в Индийский океан и дальше — в Тихий. В конечном счете именно его открытие имело самые далеко идущие последствия — ведь юго-восточные пассаты давали возможность достичь Южной Америки и Азии, а западные ветры юга опоясывают весь земной шар; на всем последующем протяжении парусного века именно они определяли самые оживленные торговые маршруты.
Коротко говоря, прорыв 1490-х сделал возможной атлантическую цивилизацию: моряки смогли установить надежное регулярное сообщение между западными берегами Старого Света и восточными берегами Нового. Атлантический океан, который на всем протяжении письменной истории был преградой, теперь превратился в звено связи.
После столь длительного периода отсутствия активности и достижений у морских общин на берегах океана эта перемена кажется поразительной (см. выше, с. 451–455). Происшедшее лучше оценивать на фоне почти непостижимо longue duree[1039] истории из одиннадцатой главы, которую мы не закончили (см. выше, с. 460). Примерно тысячу лет назад проникновение вначале римской культуры и завоеваний, затем (медленно, но верно) христианства превратило атлантическую дугу Европы во внешний край того, что историки называют западным христианством — преемником цивилизаций Греции и Рима, для которого характерно использование латыни как универсального языка науки, образования и ритуалов и христианские обряды согласно традиции, сохранившейся в Риме. Это была замечательная цивилизация, добившаяся в искусстве и науке достижений, которые и сегодня высоко ценятся в Западной Европе. Но этой цивилизации некуда было расширяться.
На картах мира того времени она занимала внешний край. Ученые Персии или Китая, уверенные в превосходстве собственных научных традиций, едва упоминают в своих работах христианскую цивилизацию[1040]. Усилия распространиться на восток и на юг — по суше в Восточной Европе или по Средиземному морю в Азию и Африку — принесли определенные плоды, но в целом были пресечены или остановлены болезнями и сильными морозами[1041]. На севере и западе, близ наиболее открытых берегов, моряки могли исследовать лишь узкую полоску океана — мешали встречные западные ветры. В некоторых общинах развились местные и региональные морские культуры, в частности, имели место случаи группового рыболовства в открытом море: это были школы, опытом которых воспользовались мореплаватели 1490-х годов; здесь строились их корабли и набирались экипажи. Далекие выходы в океан изредка совершали норвежские моряки и колонисты в Средние века и исследователи и поселенцы архипелагов восточной Атлантики в XIV и XV веках. Пользуясь северными течениями, которые вели через океан, моряки из Скандинавии и Ирландии в IX веке открыли для колонизации Исландию, а в XI Гренландию. До середины XIV века исландцы плавали на материк Северной Америки. Однако с уничтожением колонии на Гренландии (см. выше, с. 82) самые дальние такие плавания прекратились.
Между тем, когда в XIII веке началась продолжительная зафиксированная в письменных документах история эксплуатации Атлантики, ни одна из морских общин океанского побережья не принимала участия в ее создании. Европейское открытие Атлантики было предприятием, организованным в глубине Средиземного моря, главным образом моряками Генуи и Майорки, которые, преодолев встречные течения в Гибралтарском проливе, открыли выход из своего моря. Там одни из них занялись знакомой торговлей на севере; другие повернули на юг, в неизведанные — насколько нам известно, испокон века — воды к атлантическому побережью Африки и к островам Мадейры и Канарским. Именно этим маршрутом, например, в 1291 году поплыли братья Вивальди, первые исследователи, чье имя известно; они отправились «искать Индию за океан», тем самым на два столетия опередив замысел Колумба и сформулировав его в тех же терминах. С тех пор о них никто ничего не слышал, но они вдохновили других моряков на плавания, в результате которых Канарские острова стали «так же хорошо известны» Петрарке — он утверждал это в 1330-е годы, — «как Франция»[1042].
