Такого рода свидетельства важности и распространенности культа Артемиды Эфесской сами по себе свидетельствуют о притягательности ее храма, который привлекал множество верующих и способствовал оживленной торговле. Это место очень долго считалось святым. Храму, которым восхищался Антипатр, предшествовали другие. Недавние раскопки обнаружили святилище VIII века до н. э., которое в VII веке было уничтожено наводнением. Его около 560 года до н. э. сменило более роскошное сооружение, построенное на пожертвования Креза, лидийского царя, вошедшего в пословицу своим богатством, — во всяком случае, это самая поздняя дата на монетах, найденных в слое на уровне фундамента. В свою очередь был разрушен и новый храм в середине IV века: по легенде его поджег безумец, стремившийся этим поступком увековечить свое имя. Предложение Александра Македонского оплатить строительство нового храма эфесцы отвергли на том основании, как было сказано, что «один бог не может делать приношения другому».

Тем не менее пожертвования на протяжении ста с лишним лет строительства приходили со всех концов света и позволили создать величественный монумент. Большей частью того, что мы знаем об истории здания, мы обязаны Джону Тертлу Вуду, который в 1863 году оставил свою работу конструктора железнодорожной станции в Смирне, чтобы заняться поисками древних строений. После шести лет раскопок в гораздо более перспективных с виду местах он обнаружил под двадцатью футами земли развалины. Его последователи смогли продолжить работу, для которой Вуду предварительно пришлось осушить местность.

Храм стоял на платформе в 430 футов длиной, и подходить к нему нужно было по постаменту из мраморных ступеней. Помещения богини окружали 127 ионических колонн, желобчатых и украшенных вопреки обычным канонам греческого вкуса фризами у оснований. Вход в храм и фронтон охраняли статуи амазонок, которые, согласно легенде, были среди паломников, находивших убежище под защитой Артемиды или отдыхавших у этих гигантских грудей. Время шло, даваемые по обетам приношения накапливались. Антаблемент украшали все новые статуи, а под ними сверкали таблички и щиты.

Храм разбогател на приношениях пилигримов, но не богатство было источником преклонения перед ним. Каждое из семи чудес по-своему выражало некие общие для всех них свойства. Пирамиды особенно выделялись своим размером, Зевс Олимпийский — богатством, Мавзолей — высокомерием, висячие сады Вавилона — своим вызовом природе. Колосс служил высшим олицетворением технической изобретательности. Фарос прежде всего был заметен, бросался в глаза. А храм Артемиды, хотя и обладал всеми перечисленными качествами, но в скромных масштабах и не мог сравниться с другими чудесами. Его особым свойством, в чем он не имел равных и что заставило включать его в список чудес, были священное благоговение и страх, которые он внушал почитателям.

Храм Артемиды считался наделенным особой святостью. Сюда бежал Геркулес, укрываясь от людей. Здесь находили убежище от врагов и другие, менее известные беженцы. Здесь император Юлиан был тайно обращен в язычество. Поклонение богине было связано с многочисленными пышными ритуалами, когда облака благовоний затмевали солнце или когда статую богини несли в театр на представление в процессии с разыгрыванием театральных сцен и жертвоприношениями. Культ становился мистическим: Артемида, вызванная обрядами на наружном алтаре во дворе храма, появлялась перед почитателями в окне постамента. Если нам трудно понять привлекательность храма в его дни, вероятно, это потому, что мы утратили почтение к храму: способность распознать священное в творениях собственных рук и ответить на него поклонением[954].

Самое западное из семи чудес — статуя Зевса в Олимпии — было и самым роскошным творением древности. А на восточном островном краю греческого мира находилось самое технически смелое, Колосс Родосский. Зевс служил утверждению панэллинистического чувства, Колосс — утверждению местной идентичности в агрессивной области соперничества между греческими государствами. Согласно мифу эпохи Возрождения Колосс «перешагивал» родосскую гавань, так что суда проходили между его ног. Это нелепая фантазия. Но можно сказать, что вдвоем Зевс и Колосс перешагивали через весь греческий мир.

Подобно Фаросу Александрийскому, построенному в то же время, Колосс был гигантской рекламой, созданной, чтобы быть видимой издалека и привлекать корабли в богатую торговую гавань Родоса. Его созданием была отмечена победа в 304 году до н. э. над наступавшими македонянами, когда для избавления от труднейшего в истории острова кризиса хозяева вооружали рабов, а женщины отдавали волосы на тетивы луков. Сооружение Колосса — «второго солнца, сияющего, как первое», — было частично оплачено за счет продажи осадного обоза, брошенного македонянами при отступлении. В посвящении говорилось:

Сегодня это звучит противоречиво, ибо для родосцев свобода означала господство над соперниками.

Однако колосс был не столько свидетельством прошлых достижений, сколько вкладом в будущее. Родосцев прославила торговля. «Десять родосцев, десять кораблей» — гласила популярная пословица[955]. Выделив свою гавань с помощью самой заметной в мире статуи, они поклонялись своему богу и солнцу и одновременно рекламировали свои товары.

Статуя высотой в 70 локтей — вероятно, около 120 футов, — должна была оказаться вдвое выше любого тогдашнего сооружения в греческом мире. В скульпторы избрали Харета, родом с самого Родоса, обладавшего огромным опытом в литье из бронзы. Согласно техническому описанию, сделанному еще до исчезновения Колосса, скульптор начал с постамента из белого мрамора, «такого высокого, что он был выше других статуй»; к этому постаменту он прикрепил ноги. Затем он создал внутренний каркас из каменных столбов, соединенных железными прутьями, «выкованными словно силами циклопов».

Работа продолжалась двенадцать лет; каждую часть статуи отливали отдельно, возможно, сначала в гипсе, затем в бронзе и добавляли к уже имевшимся частям. По мере продвижения работы Харет, чтобы получить рабочую площадь вокруг статуи, построил поднимающийся от земли пандус, широкий, как Трафальгарская площадь, и высокий, как колонна Нельсона. «Он потратил столько бронзы, — говорится в техническом описании, — что в литейных могло не хватить металла, ибо отливка этой статуи была чудом работы по металлу».

Для того чтобы быть видным издалека, Колосс должен был стоять на возвышении, господствуя над гаванью, возможно в районе крепости, где сегодня стоит церковь Святого Иоанна Колосского, или на горе Кузнецов в западном углу древнего города. Статуя должна была представлять бога солнца в характерной позе: ноги вместе, рука заслоняет взор от солнца — как на современной резьбе — или воздевает вверх «свет свободы», которому была посвящена надпись на основании статуи и который скопировал Гюстав Эффель, создавая современного потомка Колосса для Нью-Йорка.

Ноги статуи подогнулись во время землетрясения 226 или 227 года до н. э. Большинство поклонников, восхищавшихся этим чудом, видели его уже в разрушенном состоянии: воплощением трагической судьбы безудержных амбиций. Родосцы почитали любые статуи, даже статуи врагов они предпочитали сохранять, а не уничтожать. Но для мусульман, разграбивших остров в 654 году, павший идол годился только на лом: чтобы вывезти все фрагменты, по слухам, потребовалось 900 верблюдов[956].

Зевс Олимпийский тоже бесследно исчез. Он был разграблен, когда на смену язычеству пришло христианство, а затем в V веке н. э., когда ему было уже почти тысячу лет, погиб в огне. Но сохранились по крайней мере его описание в текстах паломников и изображения на монетах и геммах. Сработанный целиком из золота и слоновой кости (этим материалам отдавали предпочтение при изготовлении статуй, созданных по обету), он ослеплял, превосходя роскошью все подобные работы. Зевс был изображен сидящим, в золотой мантии и сандалиях, в руках он держал скипетр и фигуру Ники, богини победы. Его корона в форме оливковых ветвей почти касалась потолка храма на высоте в сорок футов, откуда жрецы постоянно смазывали статую. Это был триумф реализма и одновременно безрассудства. Утверждали, что скульптор уловил момент, когда Зевс, нахмурив чело, ударяет молнией. В храме была галерея, поднявшись на которую, посетители могли вблизи рассмотреть жизнеподобное выражение лица бога.